Тень всадника - Анатолий Гладилин

Понимает ли Робеспьер, что меч в его руках обоюдоострый?

Понимает ли Сен-Жюст, что может управлять рукой, которая его направляет?

Францией правит триумвират: Робеспьер, Кутон, Сен-Жюст. Якобы триумвират. Якобы правит. Бесспорно, Сен-Жюст преклонялся перед Робеспьером. Иное отношение к Кутону. Из всех материалов, что я изучал, видно - Сен-Жюст его, Кутона, просто терпит. В Комитете свары, Комитет раздражен высокомерием Робеспьера. Робеспьер то является на заседания, то запирается в доме Дюпле. Все труднее Сен-Жюсту находить в Комитете необходимое большинство. Кутон верный союзник, всегда "за". Пусть. Почему же к Кутону скрытая неприязнь? Чувство превосходства здоровой юности над полупарализованным инвалидом? Нет. Будь Кутон инвалидом войны, Сен-Жюст его на руках бы носил. А Кутону парализовало ноги после того, как он выпрыгнул из окна своей любовницы. Муж их застукал. Разврат. Сен-Жюст не прощает таких слабостей. Сен-Жюст предупреждает Робеспьера о недовольстве в Комитете, о готовящемся заговоре в Конвенте. Робеспьер отмахивается: "Они не посмеют". Сен-Жюст знает: они посмеют. Робеспьер теряет ощущение реальности, слишком верит в свою популярность. Робеспьер проявляет очевидную слабость. Такое уже с Робеспьером случалось, когда громили фракцию перерожденцев, грабителей народного достояния: Дантона, Демулена, Фабра Д'Эглантина. Робеспьер разгром одобрил, но потом старых своих дружков, Дантона и Демулена, старался выручить. Слабость. Революционная справедливость должна быть ко всем одинакова...

То есть, я себя спрашиваю, что было бы во Франции, если бы накануне Девятого термидора Сен-Жюст не вел себя как мальчишка, а договорился бы с остальными членами Комитета общественного спасения? Кто стал бы Первым консулом республики?

Кому бы рапортовал генерал Бонапарт о своих блистательных победах?

* * *

- Привет! Я как раз о тебе думала.

Злодейка! Небось отвечает так по телефону всем мужским голосам.

* * *

Интересно, почему они не пускают меня в Норвегию? Боятся, что я раскопаю сундучок, распихаю его содержимое по карманам и пойду? Сто семьдесят лет почему-то не раскапывал, и вдруг именно сейчас приспичило? Или они уверены, что именно сейчас я способен сложить камешки в наволочку и купить билет в Лос-Анджелес? А может, сундучка уже нет на месте, и они опасаются, что я буду копать дальше (в том смысле, что вычислю, кто его захапал)?

...Листаю свои записи, пытаюсь сосредоточиться, а мысли расплываются, кружат неизвестно где... Я стою в саду перед домом Луизы Желе, гляжу на темные окна и проклинаю небеса. Родители Луизы объявили, что выдают ее замуж. Отныне мне вход в ее дом запрещен...

Как и все члены Комитета общественного спасения, Сен-Жюст жил в одной из верхних комнат дворца Тюильри. Однажды ему доложили, что некая дама, приехавшая из провинции, сняла номер в гостинице на Сент-Оноре и настойчиво ищет с ним встречи. После убийства Марата Шарлоттой Корде полиция была особенно бдительна. Сен-Жюст приказал выяснить личность незнакомки. Оказалось, что это Луиза Желе. Сен-Жюст не захотел с ней встретиться. Почему? Не знаю. Наверно, не было времени. Или желания. Или того и другого. Все, что я знаю про Сен-Жюста, я вычитал в книгах и архивах. Но то, как он стоял перед домом Луизы Желе, отчетливо всплывает в моей памяти. Я вижу темные окна, слышу шелест листвы, сквозь которую просвечивает луна... И чувство страшного отчаяния так остро, как будто это вчера было со мной...

Еще так же отчетливо я вспоминаю одну сценку, эпизод (кадр - сказали бы сейчас) с Дисой. Нет, не "шведский стол". Мы едем с ней на легких санях, я правлю лошадьми, низкое северное солнце, снег искрится, и Диса смеется. "Вот этого рыжего жеребца, - говорю я, - зовут Талейраном, а пегий - Фуше". Диса смеется... "Я их так назвал. Откликаются. Ржут". Диса смеется... "Жуткие мерзавцы, их надо держать в узде, иначе понесут".

Диса смеется. Что ни скажу - смеется. Звонко, как колокольчик.

У меня ощущение полного довольства.

Последнее видение - Диккенс-стрит. Высокие пальмы, цветущие кусты. Табличка на каждом доме: "Автоматическая система безопасности. Keep out". Мы идем с Дженни и Элей по узкому тротуару. Эля чуть впереди рулит на трехколесном велосипеде. Моя рука на плечах Дженни имеет тенденцию сползать ниже... Немыслимое счастье.

Эти наши прогулки, дневные - к парку и детской площадке, вечерние - к "Only women", я восстанавливаю в памяти до мельчайших деталей. Да и сейчас у меня перед глазами Дженни в кремовом костюмчике, Эля, повзрослевшая, на двухколесном велосипеде. Конечно, я угадываю третью фигуру (фигуры?), но я стараюсь ее не замечать. Только Дженни и Эля, мои девочки. "Чертова кукла, кричит Дженни, - тормози у перекрестка, сколько раз тебе повторять?" Идиллия.

В принципе, леди и джентльмены, мадам и месье и прочие интересующиеся товарищи, мне пора думать об уходе в мир иной. Что-то я устал. Моя длинная жизнь оказалась короткой дистанцией: от сада Луизы, на санках с Дисой, до Диккенс-стрит. Но прежде чем попасть к Дьяволу на сковородку, за пару часов до этого, я мечтал бы увидеть, услышать, коснуться...

Какая-то сентиментальная чушь... Просто как тогда, как обычно (в тот необычный год), подождать девочек у "Only women", проводить до дому, вытащить белье из сушильной машины, принести наверх, а потом сказать:

- Ладно, Дженни, пока ты будешь укладывать Элю, я немного прошвырнусь.

* * *

Дочь, которая занималась моей почтой на Лурмель, сообщила, что пришел конверт из Национальной Ассамблеи. Конверты из таких высоких инстанций я получал не часто, точнее - никогда, поэтому она тут же его вскрыла. Председатель Национальной Ассамблеи Франции месье Филип Сэгэн приглашал месье Энтони Сан-Джайста на обед по случаю официального визита шведской парламентской делегации.

Прекрасный, незапланированный повод примчаться в Париж, погудеть с Анькой и Лелей в кафе, прокатить в коляске Шурика по пятнадцатому арандисману!

Что же касается приема в Бурбонском дворце - красной ковровой дорожки, гвардейцев в парадной форме с обнаженными саблями, то, видимо, я оказался в каком-то списке представителей французской общественности, коих надлежало после торжественных речей Высоких Сторон рассадить по столикам, дабы шведские парламентарии не чувствовали себя одиноко, переваривая шедевры французской кулинарии. За нашим столом честь национальной кухни защищали промышленник из Лилля (5 тысяч рабочих мест), танцовщица парижской Оперы (ангажемент в Нью-Йорке), чиновник Министерства финансов, депутат от департамента Мозель, ну и ваш покорный слуга. Шведский супостат отважно заявил, что он от социал-демократической фракции, и больше никакой агрессии не проявлял. Извинился за свой нордический акцент. Балерина, чиновник и промышленник явно не были мастерами слова, ваш покорный слуга помалкивал, поэтому от лица французской общественности выступал мозельский депутат. Наш парламентарий великодушно простил шведу его партийную принадлежность, сказав, что шведских социалистов он уважает в отличие от французских, которых он не уважает, ибо шведские социал-демократы никогда бы не заключили союз с коммунистами.

Наш парламентарий углубился в политику. Ваш покорный слуга углубился в гусиный паштет. Однако, услышав имя Сен-Жюста, я поперхнулся.

- ...Они хоть и были фанатиками, но стремились не к власти, как нынешние левые, а к воплощению своих идей. Сен-Жюст мог в ночь на Девятое термидора арестовать участников заговора, ему подчинялась полиция. Он этого не сделал, ибо не хотел нарушать республиканскую законность. Девятого термидора он простоял на трибуне, молча скрестив руки на груди, понимая, что его с Робеспьером пошлют на гильотину. Найдите еще такую фигуру в мировой истории! Я убежденный противник революционных доктрин, но как личность я его уважаю. Правда, известные наши историки, профессор, конечно, их знает, - депутат от Мозеля сделал красноречивый жест в мою сторону (Профессор, конечно, их знал. Канальи!), - выдвинули любопытную гипотезу. Согласно ей, у Сен-Жюста начинался роман, а Робеспьер запретил ему встречаться с девушкой. Робеспьер был аскет, выше всех земных страстей, но красавчика Сен-Жюста он ревновал. И Сен-Жюст решил: раз так, я умываю руки. Их революция погибла из-за женщины... Это тоже очень по-французски...

Топая по притихшей ночной набережной Сены, от Quai d'Orcee до rue Lourmel, я думал, что согласно следующей новейшей гипотезе Робеспьера и Сен-Жюста зачислят в гомосеки, и эта гипотеза будет чрезвычайно популярна в Америке, и уж тогда наверняка в глазах американцев Робеспьер и Сен-Жюст предстанут героями и мучениками.

Надеюсь, я до этого не доживу.

* * *

Теоретики с погонами рассчитали множество вариантов. Например, нужно обязательно разыскать похищенный автомобиль. Можно мобилизовать всю полицию страны, расставить ее на всех городских перекрестках, патрулировать главные магистрали. Двадцать, двадцать пять процентов успеха, ибо нельзя полицию всей страны держать на перекрестках больше суток. Можно, наоборот, поставить лишь один полицейский пост на самой захудалой департаментской дороге, но с тем, чтоб круглосуточно в течение года полицейский высматривал именно эту машину. Пять, десять процентов успеха. То есть вероятность в два раза меньше, зато какая экономия средств и сил.