Обманутая - Барбара Делински

– Но я и так ощущаю себя погибшей.

– Не погибшей, но прозревшей. Ты была слишком наивной, что неплохо само по себе, потому что ты была счастлива. Ты была счастлива, Лаура. А теперь у тебя есть Кристиан, и ты станешь еще счастливее. Он так подходит тебе. – Она умолкла. – Я думаю, он знает обо мне. Он всегда относился ко мне с некоторой осторожностью. В течение многих лет мы были двумя одиночками на твоих семейных вечерах, но нас никогда ни в малейшей степени не тянуло друг к другу. Думаю, он не доверяет таким женщинам, как я. – Казалось, она совсем потеряла присутствие духа. – Он хорошо разбирается в людях.

– О Даф, – прошептала Лаура. – Ничего подобного не должно было быть. Ты всегда была моей лучшей подругой. Мне будет недоставать тебя.

На глаза Дафны навернулись слезы.

– Тебе будет недоставать той, какой я была, – ответила Дафна шепотом, – но не той, какой я стала. Прости, Лаура. Ты совершенно особенный человек. Я не хотела причинять тебе боль. Я хочу, чтобы ты знала это.

Лаура это знала. Она могла быть дурой, не замечая того, что творится у нее под носом, но их с Дафной связывало столь многое, что даже это не могло омрачить их дружбу. Она знала, что вспоминаться ей будет добро.

В дверь легко постучали, и в приоткрывшейся щели возникла голова Кристиана.

– Простите, я зайду попозже.

– Не уходи, – поспешно сказала Дафна и встала со скамьи. – Я уже собираюсь. – Она посмотрела вниз на Лауру, протянула руку к ее плечу, но тут же отдернула, так и не прикоснувшись к ней.

Но Лаура поймала ее за кисть, встала, держась за нее, и крепко обняла Дафну. Горло у нее сжалось.

– Будь счастлива, Даф, – промолвила Лаура, отстраняясь. – Я желаю тебе самого лучшего.

Дафна утерла со щеки ручеек слез и улыбнулась.

– Как это похоже на тебя. – Голос ее стал мягче. – Но именно за это я тебя и люблю. – Ее глаза снова наполнились слезами, но прежде, чем они успели хлынуть потоком, она поспешно вышла из комнаты.

Лаура снова села, уперлась руками в скамейку и принялась раскачиваться. Кристиан опустился перед ней на корточки, и она посмотрела ему в глаза.

– Как больно!

– Знаю. – Он заправил прядь каштановых волос ей за ухо.

– Когда-то она была мне таким хорошим другом.

– Она до сих пор остается им. Она любит тебя. Ей было тяжело, и она совершила ошибку. Но она будет страдать из-за нее всю оставшуюся жизнь.

– Надеюсь, что нет. Никто не должен страдать всю жизнь.

– Однако это случается. И тут ничего не поделаешь.

– Она уезжает в Бостон.

– Я так и думал. Тэк сходит с ума по ней. Он сделает ее человеком.

– Кристиан.

– Я хочу сказать, что с ним она помягчает, станет более чуткой. Возможно, он даже сделает ее матерью.

– Ты негодяй, – улыбнулась Лаура, не в силах противиться ему несмотря на душевную боль.

– Ты права. Хочешь сделать из меня человека? – Он сел на скамейку, обнял ее и привлек к себе. – Выходи за меня замуж, Лаура.

Он впервые произнес эти слова. От неожиданности слезы хлынули ручьем из глаз Лауры.

– Эй, – окликнул он, прижимая ее еще крепче, – я понимаю, это не очень приятное предложение. Я уже слегка староват и не слишком привлекателен, но обещаю любить, почитать и повиноваться.

– О Кристиан, – всхлипнула она.

– Неужели это настолько непривлекательно? – он оглянулся. – Черт побери, где носовой платок.

Лаура вытащила свой из кармана и прижала к носу. Постепенно поток слез иссяк. Она утерла глаза и выдохнула.

– Ну? – осведомился Кристиан.

– О Господи, – прошептала она.

– Как это надо понимать?

– Я чувствую себя неспособной на это.

– Что ты имеешь в виду?

– Я совершила столько ошибок.

– Ступай в клуб ошибающихся.

– Я не шучу. Я была плохой женой и даже никогда не догадывалась об этом.

– Ты была хорошей женой, даже слишком. И если ты считаешь это самым страшным своим преступлением…

– Я не умею ладить со своей матерью, я слепа к бедам своих друзей, я не слушаю собственных детей.

– Без проблем. Я готов смириться с этим.

– Ты не хочешь воспринять меня всерьез, Кристиан, – отстранилась она от него.

– Разве я должен? Ты хочешь, чтобы я всерьез огорчился, что ты не являешься совершенством? Напротив, я не хочу брать в жены богиню – я хочу такую грешную женщину, как ты.

– Ты будешь разочарован мной.

– Тебе не удастся это сделать.

– Я буду настолько занята своим бизнесом, что не стану замечать, в чем ты нуждаешься, пока ты не обратишь свой взор на кого-нибудь другого.

– Неужто? Правда? Подумай сама. Неужели ты будешь так занята, что забудешь о моем существовании? – Он приложил палец к ее губам: – Не отвечай. Подумай сначала.

Ей хватило нескольких секунд, чтобы осознать всю глупость сказанного. Кристиан не из тех, о чьем присутствии можно забыть. Он не из тех, на кого можно не обращать внимания. Его присутствие оказывало сильное и определяющее влияние. Он не боялся спорить с ней, или увезти ее в Вермонт без ее согласия, или начать распоряжаться ситуацией, как тогда, когда он впервые появился в Нортгемптоне. Это не Джефф. Им нельзя помыкать. Он сможет защитить ее от нее самой.

Ее захлестнула волна покоя. Обняв Кристиана, она положила голову на его плечо и закрыла глаза. Она умела справляться с собой и с окружающими. Много лет она доказывала это. Но как приятно было однажды ощутить свою зависимость, заботу о себе. Как приятно.

Волны, набегающие на берег, были на редкость спокойны. Даже валуны выглядели не столь угрожающе и мягко рассекали потоки воды, стремящиеся к берегу. Купол неба был глубокого синего цвета и гребни прибоя сверкали под лучами полуденного солнца.

На вершине скалы Иван закрыл книгу стихов, которую читал.

– Тебе лучше? – спросил он Глори, которая сидела рядом с ним. Этим утром они похоронили папу. Иван сомневался в том, что ей доступен Роберт Фрост, но если нежность слов и мягкость их звучания привнесли мир в ее душу, этого было довольно.

– Я буду скучать по нему, – всхлипнула она.

Он погладил ее по спине.

– И я. – Он полюбил этого человека, хотя бы за его преданность Глории.

– Он хорошо заботился обо мне.

– Теперь это буду делать я. Тебе не о чем беспокоиться.

– А если ты уедешь?

– Я не уеду.

– Обещаешь?

– Обещаю. – Он был доволен своей жизнью здесь. Она была скромной, но осмысленной. Он был нужен Глории. Он всегда будет ей нужен. Это была та ответственность, которой ему не хватало.

Вдохнув в легкие свежий морской воздух, он почувствовал себя счастливым от той свободы, которую получил. «Порше» не стало вместе с Джеффри Фраем. И конечно, в этом был оттенок грусти. Он безвозвратно отрезал себя от своего прошлого. Он никогда больше не увидит своих детей и еще долго будет испытывать печаль из-за этого. Но он испытывал и гордость. Он развязал все узлы, он предоставил Лауре и детям возможность забыть его и продолжать жить дальше. А это был честный поступок.