Сципион. Социально-исторический роман. Том 1 - Юрий Тубольцев

И вот в Риме было провозглашено: в связи с тревожными знамениями, явленными богами, сенат повелевает коллегии децемвиров обратиться за разъяснением божественной воли к Сивиллиным книгам. Взглянув же в священные свитки, жрецы ко всеобщему восторгу обнаружили запись, гласящую, что чужеземного врага изгонят из Италии и победят, когда из окрестностей прародины римлян — прославленной Трои — привезут в Город Великую Матерь богов. Тут же стали готовить посольство в Малую Азию. Возглавил его, по настоянию Фабия, заподозрившего нечто неладное во всей этой шумихе, Марк Валерий Левин длительное время воевавший в Македонии и потому признанный главным в настоящий момент специалистом по Востоку. Валерий сформировал делегацию по собственному вкусу, но это уже мало беспокоило Сципиона, так как для поддержания своей репутации Левин так или иначе обязан был добыть реликвию.

4

Пора выборов застала римлян в состоянии невиданного воодушевления и активности. К этому времени благоприятно разрешились конфликты в Испании и Македонии. Восстание иберов было подавлено, инициаторы устранены: Индибилис погиб в сражении, а Мандоний оказался в плену. Семпроний Тудитан заключил вполне почетный мир с Филиппом, который был тем более целесообразен, что этолийцы, чьими руками римляне вели македонскую войну, растратили свой пыл и склонились пред царем. Ганнибал и Магон бездействовали, и о них уже стали забывать. Вся обстановка сулила надежду на успех в последнем предприятии этой войны, и мысли римлян устремлялись к Африке.

Избрание магистратов прошло под диктовку в прямом и переносном смысле партии Сципиона. Торжественной процедурой на Марсовом поле должен был руководить Публий Лициний Красс как консул, находящийся в Италии. Однако, будучи человеком мягким по натуре, Лициний не был уверен в своих силах на случай возможных осложнений при противодействии соперничающей группировки, потому по внутрипартийному соглашению он, сославшись на болезнь, назначил вместо себя диктатора для проведения выборов — Квинта Цецилия Метелла. Тот взял в помощники недавнего коллегу по консульству Луция Ветурия Филона. Таким образом, фабианцы оказались на задворках Марсова поля и остались не у дел.

Консулами избрали Марка Корнелия Цетега и Публия Семпрония Тудитана, который еще находился в пути, возвращаясь из Македонии. В преторы также прошли двое сторонников Сципиона: Марк Помпоний Матон и Марк Марций Ралла, а из явных противников — только Тиберий Клавдий Нерон. Даже эдилами в этот раз были Корнелии.

При распределении полномочий, как и на выборах, тон задавали сторонники Сципиона. Корнелий Цетег получил назначение в Этрурию и возглавил борьбу с Магоном. Семпроний Тудитан отправился в Бруттий, где в паре с Лицинием Крассом должен был нейтрализовать Ганнибала. Один из ключевых постов наступающего года — сицилийская претура — досталась Марку Помпонию. Правда, претору отказали в наборе нового легиона, так как Фабий уличил его в намерении усилить войско Сципиона, и тому пришлось довольствоваться каннскими легионами, отбывающими ссылку на острове. Зато наиболее опасного из магистратов, Клавдия Нерона, практически устранили от важных дел, отправив его наместником в Сардинию. Городским претором стал Марций Ралла. Публию Корнелию Сципиону безоговорочно продлили империй в Сицилии, Корнелию Лентулу и Манлию Ацидину — в Испании. Марку Ливию и Спурию Лукрецию оставили прежние войска.

Согласно политике Сципиона расстановка сил и распределение власти в этом году были сориентированы на войну в Африке. Официально о ливийском походе не говорили, но всеобщее настроение уже не позволяло медлить, народ требовал решительного наступления и финала войны под стенами Карфагена. Дух Сципиона незримо реял над любым собранием граждан, будь то в курии или на Комиции, и его имя носилось в италийском воздухе, слетая с губ людей символом надежды.

Открывая новый административный год, сенаторы пришли к выводу, что утвердившееся положение государства позволяет несколько отвлечься от внешнеполитических проблем и уделить внимание внутренним делам. Пять лет в ущерб справедливости и чести Рим терпел пассивное предательство двенадцати городов — колоний, отказавшихся участвовать в войне. Теперь настало время водворить порядок в собственном стане и привести к повиновению забывшие Отечество общины. Им через послов в жесткой форме были продиктованы условия возвращения в сферу государственной деятельности. И, несмотря на плаксивые стенания местных магистратов, колониям пришлось выполнить все требования метрополии по поставке рекрутов и выплате налогов. Затем сенат показал, что, строго спрашивая с других, он помнит и о собственных долгах. Вторым постановлением была организована выплата денег в счет займа у частных лиц, произведенного в тяжелый для Республики период.

Вскоре после этого началась подготовка к встрече Великой Матери богов с горы Иды, земное воплощение которой в виде черного камня уже находилось на пути из Пергама в Рим. Валерий Левин посредством гонца сообщил, что по его запросу Дельфийский оракул повелел принять святыню самому лучшему человеку в Городе. Это известие, показавшееся простому люду вполне естественным, по достоинству оценили только политики. Марк Валерий сыграл свою роль. С его помощью Фабий Максим предпринял попытку обратить затеянное соперниками предприятие к собственной выгоде и тем самым перехватить инициативу у Сципиона.

Едва возник вопрос о лучшем человеке Рима, в толпу подбросили мысль, что первейший из первых есть не кто иной, как пятикратный консул, экс-диктатор, принцепс сената Квинт Фабий Максим. Когда это мнение пронеслось несколькими кругами по форуму, каждый принялся уверять соседа в том, что именно он раньше всех назвал имя старца.

Организаторы обряда, видя, как противники похищают у них восторги толпы, принялись лихорадочно искать выход. Если Фабий присвоит себе религиозный престиж и свяжет свое имя с предвестием победы над Карфагеном, это придаст ему дополнительные возможности влиять на политику государства и, следовательно, вредить идее африканского похода. Необходимо было проложить новое русло для эмоций народа, чтобы направить этот поток в нужную сторону. Очевидно, что соперничать с Фабием Максимом в данном случае мог только Корнелий Сципион. Но, увы, он теперь далеко, а черный камень уже близко. Положение долгое время казалось безнадежным. Однако в конце концов партия подтвердила свое достоинство, соответствующее талантам вождя. Было найдено остроумное решение в истинно Сципионовом духе. Хотя два Сципиона находились в Сицилии, зато третий пребывал в Риме. В противовес Фабию решили выдвинуть кандидатуру Публия Корнелия Сципиона, сына Гнея Сципиона Кальва, к имени которого народ добавил прозвище Назика, чтобы отличать его от уже прославившегося тезки и двоюродного брата. Старости, таким образом, противопоставлялась молодость, устрашающему перечню титулов — еще непочатая карьера, поблекшему, угасающему светилу — имя восходящей звезды.

Незамедлительно началась работа. Клиенты Корнелиев, Эмилиев, Цецилиев, Ветуриев, Помпониев, выйдя поутру с подарками из домов своих патронов, влились в толпу, и форум вновь зашелестел пересудами на тему о лучшем человеке. Говорили, что старику непристойно встречать великую богиню, она, де может оскорбиться, увидев перед собою морщинистый, дряхлый лик, вместо милого любому женскому, пусть даже и божественному сердцу ясного лица благопристойного юноши. Многозначительно переглядываясь, граждане подчеркивали друг другу особенности формулировки оракула, гласящей, что богиню должен принять именно лучший человек Рима, а не самый почтенный и заслуженный. Лучший же обязан быть таковым во всех отношениях, являть собою достоинства и тела, и души. «А разве можно считать безукоризненным рыхлого патриарха, у которого подкашиваются ноги, слепнут глаза и мутится ум?» — эффектно вопрошали клиенты, взбодренные вином, выпитым за сытным завтраком у патронов. «Пусть Фабий и заслужил уважение граждан, но вся его жизнь осталась в прошлом, качества и способности, воплотившись в поступки, покинули оболочку, в которой теперь звучат только старческое брюзжание и зависть», — вторили им другие. «Кому почет за былое, а кому дела нынешние», — подхватывали третьи.

В глубинах души своей народ не мыслил себе иного героя, кроме Сципиона, и вот ему нашли Сципиона. Пропагандистская стрела попала в самое сердце толпы. Сципион Назика ослеплял людей отраженным светом, глядя на него, плебс воспринимал только имя и видел в воображении другого Сципиона. Сенату оставалось лишь узаконить то, что вызрело в народе, утвердить всеобщий выбор.

Сам Фабий, спеша спасти обломки своей репутации после неожиданного крушения, заверил собрание, будто он и не думал претендовать на честь встречи Идейской Матери. Правда, в заключение краткого высказывания он не сдержал раздражения и несколько презрительно добавил, что за свою долгую жизнь совершил немало мужских деяний и потому ему нет резона добиваться милости женской богини.