Буря Жнеца - Стивен Эриксон

Она прошла мимо него к Удинаасу (тот снова был вынужден пользоваться имасским копьем и сейчас сидел, ковыряя наконечником покрытый мхом торф). – Что тут происходит? – спросила она вполголоса. – Ты знаешь?

– Аквитор, тебе знакомы хищные птицы – джараки, воры и убийцы из лесов? Те, с серыми гребешками?

Она кивнула.

– И что бывает, когда самка джарака находит гнездо с птенцами другой породы?

– Убивает и ест детенышей.

Беглый раб улыбнулся: – Верно. Это знают все. Но иногда, весной, джараки делают кое-что еще. Выталкивают яйцо и кладут в гнездо свое. Другие птицы вроде бы не замечают подмены. Когда юный джарак вылупляется, он, конечно же, убивает и съедает соперников.

– И зовет родителей, – подхватила она. – Но его крик мало чем отличается от криков прочих птенцов. Птички прилетают с кормом в клювах…

– … чтобы попасть в клювы двух взрослых джараков, затаившихся поблизости. Новое мясцо для прокормления их отродья.

– Джараки птицы неприятные, как ни погляди. А почему мы о них толкуем, Удинаас?

– Честно говоря, без причины. Иногда бывает полезным напомнить себе, что мы, люди, не уникальны в своей жестокости.

– Фенты верили, будто джараки – души брошенных в лесу детей. Они жаждут дома и семьи, но приходят в ярость, обнаруживая, что вечно уничтожают то, чего так жаждут.

– У фентов было в обычае бросать детей?

Серен Педак скривила губы: – Только в последние несколько столетий.

– Думаю, дети мешали им ублажать гибельные желания.

Серен промолчала. В уме ее возникла картина: высоченный Халл Беддикт появляется рядом, сгибается и хватает Удинааса за горло, поднимая в воздух…

Удинаас вдруг подался вперед, закашлялся; рука его царапала воздух, протянувшись к ней.

Серен Педак отступила. «Проклятие!» Она пыталась удалить видение.

Видение не поддавалось.

Выпучивший глаза, посиневший Удинаас схватился руками за шею, но что реальное он мог убрать оттуда?

– Серен! – завопила Чашка.

«Сохрани Странник! Что, как… ох, я убиваю его!» Халл Беддикт стоял, выдавливая из Удинааса жизнь. Она хотела схватить его за руки, разжать захват… но понимала, что сил не хватит. Нет, ей нужен кто-то еще…

Ее воображение вставило в сцену новую фигуру. Она надвигалась, едва видимая, изящная… Мелькнула рука, схватившая за горло самого Халла. Летериец зашатался, упал на колено и отпустил Удинааса. Потянулся за мечом.

В поле зрения промелькнуло древко копья, ударило Халла по лбу. Он упал, откинув голову назад.

Воин – Эдур встал между Халлом и Удинаасом, защищаясь копьем.

Его лицо заставило Серен отступить. Тралл Сенгар? Тралл…

Видение померкло, пропало.

Кашляя, хрипя, Удинаас лег на бок.

Чашка подбежала к нему.

Кто-то схватил Серен за плечо, повернул к себе. Она смотрела Фиру в лицо, не понимая, что на нем написано. Он… он не мог видеть. Это же…

– Отсеченный, – шепнул Фир. – Старше. Какая грусть… – Он замолчал, будто потеряв дар речи. Резко отвернулся.

Серен глядела вслед. Грусть в его глазах. Его…

– Опасные игры, аквитор.

Серен вздрогнула, оглянулась: Сильхас Руин следил за ней со своего места. Скол позади него не оборачивался, вообще не шевелился.

– Я не хотела. То есть… я…

– Воображение, – проскрипел Удинаас с земли, – вечно торопится судить. – Он содрогнулся от кашля, ставшего смехом. – Спросите любого ревнивца. Или ревнивицу. В следующий раз, когда я скажу что-то обидное, просто выругай меня. Ладно, Серен Педак?

– Извини, Удинаас. Я не думала…

– Ты как раз думала, женщина.

– Ох, Удинаас. Мне так жаль, – прошептала она.

– Какую магию ты открыла? – требовательно спросил Фир. Его глаза смотрели дико. – Я увидел…

– Что ты увидел? – небрежно спросил Руин, вкладывая меч в ножны и доставая второй.

Фир промолчал и с трудом отвел взор от Серен. – Что делает Скол? – спросил он.

– Думаю, скорбит.

Такой ответ заставил Удинааса сесть. Он метнул взгляд на Серен, произнеся губами: – Джарак.

– О чем скорбит?

– Все обитавшие в Андаре мертвы, – ответил Сильхас Руин. – Убиты солдатами и магами Летера. Скол – Смертный Меч Тьмы. Будь он там, они могли бы остаться в живых. Все его родичи. В темноте валялись бы тела летерийцев. Он гадает, не совершил ли ужасной ошибки.

– Эта мысль, – отозвался юный Анди, – была мимолетной. Они охотились за тобой, Фир Сенгар. И за тобой, Удинаас. – Он повернулся. Лицо его устрашало своим спокойствием. Кольца звякнули, раскручиваясь, и снова легли на руку. – Мои сородичи позаботились, чтобы никто не указал, куда вы делись. Летерийские маги оказались недостаточно сильными – и умными – чтобы осквернить наш алтарь. Хотя пытались. – Он улыбнулся. – Видите ли, они унесли фонари с собой.

– Врата никогда не открывались там на долгое время, – хрипло сказал Удинаас.

Скол сурово поглядел на бывшего раба: – Ты ничего не знаешь.

– Я знаю, что крутится на твоих пальцах, Скол. Ты нам уже однажды показал.

Сильхас Руин, закончив правку второго меча, вложил его в ножны и поднялся. – Удинаас, – сказал он Сколу, – столь же загадочен, как и аквитор. Знание и сила, перчатка и рука. Нам пора выходить. А может быть, – поглядел он на Скола, – пришло время?

– Какое время?

– Точно, – сказал Удинаас, опираясь на копье. – Они знали, что скоро умрут. Прятаться в темной дыре – бесперспективное занятие. Все меньше молодых, а старцы все слабее. Но их кровь, о да… пролито достаточно…

Скол подскочил к рабу.

– Нет, – сказал Руин.

Смертный Меч замер. Казалось, он колеблется; затем он пожал плечами и отвернулся. Звякнула цепочка.

– Мать Тьма, – со слабой улыбкой продолжил Удинаас. – Открывай треклятые врата, Скол. За них заплачено.

Крутящаяся цепочка натянулась. Горизонтально. Каждое из колец качалось в воздухе. Вокруг них расходились круги темноты.

Серен Педак смотрела на растущую между колец черную сферу.

– Эти штучки, – заметил Удинаас, – служили ей родовыми каналами.

Сильхас Руин вошел во тьму и пропал. Мгновением спустя туда проскользнул темным пятном Тлен. Чашка взяла Удинааса за руку и потянула за собой.

Серен оглянулась на Фира. «Мы оставляем привычный мир за спиной, Эдур. Но я вижу, как просыпается в твоих глазах понимание. За пределом… за вратами, Фир Сенгар, лежит душа Скабандари».

Он опустил руку на меч и двинулся с места.

Серен пошла за ним. Оглянулась на Скола, встретив его взор. Одна рука поднята, из кольца исходит спираль, ставшая проходом. Она поняла, что другое кольцо отбрасывает врата в какой-то иной мир. «Он нес все это с собой. Наш путь туда, куда мы хотели попасть. Все это время…»

Скол подмигнул.

Зябко вздрогнув, аквитор сделала шаг и провалилась с темноту.

Остров Третья Дева лежал прямо по курсу, пропадая, когда посудина ныряла между волнами. Паром визжал тонущим зверем, прогибался под весом множества мачт со сметанными на скорую руку парусами. На палубе находилась толпа дрожащих от страха и блюющих трясов. Ведьмы и ведуны пали на колени, выкрикивали молитвы – их голоса прорезали даже вой урагана, но берег был далеко, и голоса полнились отчаянием.

Волны периодически перелетали через низкий борт, со злобным весельем обрушиваясь на людей. Покрытый пеной Йедан Дерриг пробирался к Яни Товис, наблюдавшей за четырьмя мужчинами у кормила. Она схватилась за два толстых троса, широко расставила ноги, приседая в такт ударам стихии. Достаточно было одного взгляда на лицо полубрата, чтобы понять правду.

«Мы не доберемся».

Они обрезали канаты сразу после соляной отмели, обогнули полуостров и пошли у северной кромки рифов. Путь в три дня и две ночи. Нужно было найти укрытие и причалить в одной из бухточек острова Третья Дева. Ветер был попутным, и большую часть дня все казалось вполне возможным.

– Швы, Полутьма, – крикнул Дерриг. – Волны расширили их. Мы идем ко… – Он грубо хохотнул. – Ушли от Берега – и все как по – писаному! Новые косточки на дне!

Он был бледен – вероятно, не бледнее ее самой – но в глазах бушевала мрачная ярость. – Шампур лежит в двух пунктах справа, там есть отмели… да, сестричка, дальше этого островка нам не пройти.

– Ох, и сколькие же из сидящих на палубе умеют плавать? Ни один? – Она помотала головой, стараясь вытрясти из глаз соленую воду. – Что ты предлагаешь – посадить проклятую баржу на отмель? Молить Берег, чтобы мы невредимо прошли между отмелями? Дорогой Дозорный, ты уже готов влезть за пазуху какого-нибудь бога?

Борода задвигалась, узлы лицевых мышц натянулись так сильно, что она готова была услышать треск зубов или костей. Полубрат отвернулся. – Так что же нам делать?