Дар волка. Дилогия (ЛП) - Энн Райс

Сейчас она развела небольшой огонь в белом франклиновском камине и стояла возле стола, без всяких просьб подливая обедавшим напитки. Сергей жадно набросился на еду. Он пользовался только ножом — отрезал большие куски мяса и пальцами засовывал их в рот. Картофель он тоже разломил руками. Тибо, напротив, ел чинно и аккуратно, как директор школы, подающий пример своим ученикам.

— И что, в то время, когда вы родились, все так ели? — обратился Стюарт к Сергею. Ему очень нравилось при любой возможности поддразнивать Сергея. Рядом с этим великаном рослый и мускулистый Стюарт казался маленьким. Взгляд его больших голубых глаз то и дело пробегал по телу Сергея, как будто юноша восторгался его видом.

— А-а, ты до смерти хочешь узнать, когда именно я появился на свет, верно, волчонок? — Сергей говорил глубоким басом, а в подобные моменты в его речи явственно слышался русский или какой-то еще славянский акцент. Он ткнул Стюарта в грудь, но тот успел напрячься и не покачнулся. Сергей взглянул на него, прищурив глаза с веселой снисходительной насмешкой.

— Поспорить могу — в 1952 году на ферме в Арралачах, — заявил Стюарт, — и пасли свиней, пока не сбежали, чтобы вступить в армию.

Сергей иронически хохотнул.

— Ну до чего же умный звереныш. А если я тебе скажу, что я тот самый великий святой Бонифаций, который поставил у язычников-германцев первую рождественскую елку?

— Вот еще! — фыркнул Стюарт. — Сами же знаете, что это всего лишь смешная сказочка. Вы еще скажите, что вы Джордж Вашингтон и на самом деле срубили отцовскую вишню.

Сергей снова рассмеялся.

— А что, если я святой Патрик и изгнал змей из Ирландии?

— Если вы жили в те времена, то, конечно, были тупоголовым гребцом на длинном корабле и грабили прибрежные поселения.

— Уже теплее, — сказал сквозь смех Сергей. — А если серьезно, я первым из Романовых стал править Россией. — Он театрально закатил глаза. — Тогда-то я выучился читать и писать и обрел вкус к высокой литературе. Но и до того я не один век пробыл в тех краях. Еще я был Петром Великим. Очень было весело, особенно строительство Санкт-Петербурга. А до всего этого я был святым Георгием и убил дракона.

Стюарт от этих насмешек завелся еще сильнее.

— Нет, Западная Вирджиния, никаких сомнений, — сказал он, — по крайней мере в этом воплощении. А перед этим вас привезли сюда в толпе смердов. А как по-вашему, Тибо? Когда Сергей родился?

Тибо покачал головой и аккуратно вытер рот салфеткой. Со своей сединой и изрезанным глубокими морщинами лицом он выглядел на несколько десятков лет старше Сергея, но это ничего не значило.

— Это случилось задолго до меня, молодой человек, — сказал он своим приятным баритоном. — Должен признаться, что я новичок в этой стае. Даже Фрэнк видел миры, о которых я не имею никакого представления. Но пытаться выведать правду у этого джентльмена — совершенно неблагодарное занятие. О своем происхождении любит говорить только Маргон, а все остальные посмеиваются над ним из-за этого. Сознаюсь, что и я тоже.

— Я вовсе не смеюсь над ним, — возразил Ройбен. — Напротив, я ловлю каждое его слово и мечтаю о том, чтобы каждый из вас когда-нибудь облагодетельствовал нас своим рассказом.

— Облагодетельствовал! — недовольно простонал Стюарт. — Для нас с тобой это окажется окончательной и бесповоротной утратой невинности. Но, вероятнее всего, мы просто помрем от скуки. Кроме того, у меня бывает страшная аллергическая реакция на вранье, так что я точно помру.

— Тибо, позвольте, я попробую угадать что-нибудь о вас, — предложил Ройбен. — Если вы не возражаете?

— Нисколько, — ответил Тибо.

— Вы жили в девятнадцатом веке и родились в Англии.

— Почти так, — с понимающей усмешкой подтвердил Тибо. — Но мое перерождение в морфенкиндера произошло не в Англии. В это время я путешествовал по Альпам. — Он умолк и застыл, как будто эти слова пробудили в нем какие-то давние и не слишком приятные воспоминания. Посидев так несколько секунд, он словно очнулся, взял чашку с кофе и отхлебнул из нее.

Сергей произнес какую-то длинную фразу, похожую на отрывок стихотворения, но точно сказать, так ли это, Ройбен не смог бы, поскольку он говорил по-латыни. Тибо же улыбнулся и кивнул.

— Ну вот, великий ученый, который ест руками, снова изволит шутки шутить, — сказал Стюарт. — Сергей, честное слово, я не смогу стать счастливым, пока не вырасту таким же большим, как вы.

— Вырастешь, — успокоил его Сергей. — Ты же у нас чудо-щенок, как любит говорить Фрэнк. Потерпи немного.

— Но почему вы не можете прямо и открыто говорить о том, где и когда родились, — спросил Стюарт, — как это сделал бы любой другой?

— Потому что об этом не говорят, — резко ответил Сергей. — А если об этом говорят прямо и открыто, это звучит смешно!

— Но у Маргона же хватило искренности именно так прямо и откровенно ответить на наш вопрос.

— Маргон пересказал вам старый миф, — сказал Тибо, — который выдает за правду, потому что вам требовался миф, вам нужно было узнать, откуда он взялся.

— Вы хотите сказать, что все это ложь? — удивился Стюарт.

— Ни в коем случае, — ответил Тибо. — Откуда мне знать, как все было на самом деле? Но учитель любит рассказывать. И его рассказы время от времени меняются. Мы не наделены беспорочной памятью. Истории живут своей собственной жизнью, особенно истории о жизни Маргона.

— О, нет, только не это! — воскликнул Стюарт, похоже, всерьез расстроенный этими словами; его голубые глаза сверкнули словно от гнева. — Маргон — единственное стабилизирующее начало в моем новом существовании.

— А нам необходимо стабилизирующее начало, — чуть слышно поддержал его Ройбен. — Особенно такое, которое рассказывает нам о том, как устроено это самое существование.

— Вы оба попали в исключительно надежные руки, — сказал Тибо. — Что же касается вашего ментора, то это была шутка.

— Но как насчет того, что он рассказывал нам о морфенкиндерах? — вскинулся Стюарт. — Это, надеюсь, правда, верно?

— Сколько можно спрашивать одно и то же? — вновь вступил в разговор Сергей. Его голос звучал гораздо глубже, чем у Тибо, скорее бас, чем баритон, и заметно грубее. — То, что он вам говорит, — правда, насколько ему известно. Чего еще можно хотеть? Правда ли, что я происхожу из того племени, которое он описывал? Я не знаю. И откуда мне знать? Морфенкиндеры есть везде, по всему миру. Но я скажу одно: я никогда не встречал среди них такого, кто не уважал бы Маргона Безбожника.

Это немного успокоило Стюарта.

— Маргон — легенда среди бессмертных, — продолжал Сергей. — Где угодно можно встретить таких бессмертных, для которых нет ничего лучше, чем полдня просидеть подле ног Маргона. Вы сами в этом убедитесь. Полагаю, довольно скоро. Но принимать все, что говорит Маргон, за аксиому все же не следует.

— У нас нет времени на все это, — с саркастической ноткой в голосе сказал Тибо. — У нас слишком много дел, реальных дел, всяких мелочей, от которых действительно зависит жизнь.

— Например, сложить несколько тысяч салфеток, — подхватил Стюарт, — почистить кофейные ложечки, повесить украшения и позвонить моей матери.

Тибо чуть слышно рассмеялся.

— И правда — чем был бы сейчас мир, не будь салфеток? Что делала бы без салфеток западная цивилизация? Мог бы Запад существовать и процветать без салфеток? И кем бы ты, Стюарт, был без твоей матери?

Сергей громко, раскатисто расхохотался.

— Ну, я-то точно знаю, что вполне могу прожить без салфеток, — сказал он и облизал пальцы. — Эволюция салфеток идет от полотна к бумаге, и мне отлично известно, что без бумаги Запад существовать не может. Вообще. А ты, Стюарт, еще слишком мал для того, чтобы существовать без матери. Мне твоя мать нравится.

Сергей отодвинул стул, одним глотком допил пиво и направился к двери, чтобы отыскать Фрэнка и «вытащить эти столы наружу, под дубы».

Тибо сказал, что им тоже пора взяться за дело, и первым направился к выходу. Но ни Ройбен, ни Стюарт ни встали с мест. Стюарт подмигнул Ройбену, а тот повернулся и бросил многозначительный взгляд на Лизу, которая стояла у него за спиной.

Тибо задержался было в дверях, но потом пожал плечами и пошел дальше, не дожидаясь своих молодых сотрапезников.

— Лиза, не могли бы вы оставить нас на несколько минут? — спросил Ройбен.

Неодобрительно усмехнувшись, но, не сказав ни единого слова, она вышла и плотно закрыла за собой дверь.

Стюарт с трудом дождался этого мгновения.

— Что за чертовщина тут происходит? Почему Маргон сердится? Они с Феликсом не разговаривают друг с другом. И с Лизой что за штучки? И, вообще, что творится?

— Даже и не знаю, с чего начать, — ответил Ройбен. — Если я до ночи не поговорю с Феликсом, то, наверно, сам сойду с ума. Но что ты имел в виду насчет Лизы? Что тебя удивило?