Дар волка. Дилогия (ЛП) - Энн Райс

— Они живут в лесах с незапамятных времен, — сказал Феликс, снова взглянув на Ройбена. — Они населяли леса Нового Света еще до тех пор, когда сюда пришли Homo.

— Ничего подобного, — брезгливо возразил Маргон. — Они явились сюда по тем же самым причинам, что и мы сами.

— Они всегда жили в лесах, — сказал Феликс, не сводя взгляда с Ройбена. — В лесах Азии и Африки, лесах Европы, лесах Нового Света. У них существуют легенды о происхождении их расы и предания о прародине.

— Подчеркнем слово «легенды», — так же язвительно вставил Маргон. — Хотя лучше было бы назвать эти россказни их настоящим названием: нелепые сказки и бессмысленные суеверия — как у всех нас. У всех Нестареющих имеются свои легенды. Даже Нестареющие не могут жить без них, точно так же, как род человеческий, потому что Нестареющие происходят от людей.

— Мы не знаем этого наверняка, — подавив раздражение, ответил Феликс. — Нам известно, что некогда мы были людьми. И больше ничего. В конце концов, это совершенно не важно, тем более что речь идет о Лесных джентри. Нам известно, что они могут. Именно это и важно для нас.

— А разве не важно то, что Лесные джентри и солгут — недорого возьмут? — осведомился Маргон.

Было видно, что Феликс уже выходит из себя.

— Они здесь, они реальны, они смогут увидеть Марчент в этом доме, услышать ее, поговорить с нею и пригласить ее уйти вместе с ними.

— Уйти вместе с ними? Куда? — перешел в наступление Маргон. — Чтобы навеки остаться скитающимся по земле духом?

— Маргон, — вмешался Ройбен, — прошу вас, дайте Феликсу договорить. Пусть он объяснит, чего ожидает от Лесных джентри. Прошу вас! Я не в состоянии помочь духу Марчент. Просто не знаю, как и чем. — Он почувствовал, что его начинает трясти, но и не подумал остановиться. — Сегодня я бродил по дому. Бродил по окрестностям под дождем. Я говорил с Марчент. Говорил, говорил, говорил… И понимал, что она меня не слышит. Но каждый раз, когда я вижу ее, она выглядит все несчастнее и несчастнее!

— Послушайте, это же чистая правда, — вмешался Стюарт. — Маргон, вы же знаете, что я готов целовать землю, по которой вы ходите. И совершенно не желаю вас раздражать. Мне дурно становится, когда вы на меня сердитесь. Сами же отлично знаете. — Его голос дрожал и срывался. — Но прошу вас… Вы должны понимать, что приходится терпеть Ройбену. Вы не видели этого прошлой ночью, а я видел.

Маргон открыл было рот, чтобы перебить его, но Стюарт махнул рукой.

— И неплохо было бы, чтоб вы, дяденьки, начали хоть немного доверять нам! Мы вам доверяем, а вы нам нет. Почему вы не рассказываете нам о том, что тут происходит? — Он оглянулся на Лизу, которая ответила ему равнодушным взглядом.

Маргон вскинул было руки, но тут же снова сложил их на груди и, оторвав взгляд от огня, сердито взглянул на Стюарта, а потом на Феликса.

— Ладно, — буркнул он и ткнул рукой в сторону Феликса. — Давай, объясняй!

— Лесные джентри — очень древние существа, — начал Феликс. Он, похоже, пытался вернуться к своему обычному состоянию души. — Вы оба не раз слышали о них. Слышали в волшебных сказках, которые вам читали, когда вы были маленькими. Но люди в волшебных сказках одомашнили их, лишили их части своеобразия. Забудьте о волшебных сказках и порхающих эльфах.

— А-а, значит, они такие, как у Толкина…

— Это тебе не Толкин! — вдруг взорвался Маргон. — Это действительность. Никогда больше, Стюарт, не упоминай при мне Толкина! Не упоминай никого из ваших знаменитых и почитаемых сказочников! Ни Толкина, ни Джорджа Мартина, ни Клайва Льюиса, понял? Они чрезвычайно талантливы, изобретательны, может быть, даже богоравны в управлении своими вымышленными мирами, но мы-то живем в реальности!

Феликс поднял руки, призывая к тишине.

— Знаете, я ведь видел их, — скромно сказал Ройбен. — Они показались мне мужчинами, женщинами и детьми.

— Такие они и есть, — ответил Феликс. — У них имеется то, что мы называем тонкими телами. Они могут преодолевать любые барьеры, любые стены и мгновенно перемещаться на любые расстояния. Они способны также принимать видимые формы, столь же материальные, как и наши, и когда они пребывают в материальных формах, то едят, пьют и занимаются любовью точно так же, как и мы.

— Ничего подобного, — перебил его Маргон. — Они притворяются, будто делают все это!

— Они искренне верят в то, что действительно делают это, — ответил Феликс. — И они способны совершенно явственно являться кому угодно! — Он сделал паузу, отпил кофе, вытер губы салфеткой и продолжил: — Они, определенно, личности, у них есть и родословные, и история. Но самое главное — они способны

любить

. — Он сделал выразительное ударение на последнем слове. — Любить. И они действительно любят. — Он посмотрел на Ройбена, и тот увидел на его глазах слезы. — Потому-то я и пригласил их.

— Но ведь они все равно должны появиться, разве не так? — громко спросил Сергей, широко взмахнув обеими руками и пристально взглянул на Маргона. — Разве они не будут здесь в ночь солнцеворота? Они же всегда здесь. Когда мы зажигаем костер, когда наши музыканты играют на барабанах и флейтах, когда мы танцуем, они приходят! Они играют для нас и танцуют с нами.

— Да, они приходят и могут уйти так же мгновенно, как появляются, — сказал Феликс. — Но я пригласил их прийти раньше и остаться здесь, чтобы иметь возможность уговорить их помочь нам.

— Прекрасно, — сказал Сергей. — В таком случае в чем же беда? Ты боишься, что рабочие могут понять, кто они такие? Не поймут. О них знаем только мы, а мы знаем только то, что они позволяют нам узнать.

— Да, именно — когда они

позволяют

нам узнать, — уточнил Маргон. — Они постоянно шляются по дому. Думаю, они и сейчас находятся в этой комнате! — воскликнул он, все сильнее распаляясь. — Они слушают, о чем мы говорим. Думаешь, они покорно уйдут, стоит тебе щелкнуть пальцами? Так вот, ничего подобного! Они уйдут, когда сами сочтут нужным. А если они захотят повеселиться, мы все с ума сойдем. Ройбен, тебе кажется, что нет бремени тяжелее, чем неупокоенный дух? Подожди, пока они не возьмутся за свои штучки!

— Я думаю, что они действительно здесь, — негромко сказал Стюарт. — Да-да, Феликс, я почти уверен. Они ведь могут передвигать предметы, даже оставаясь невидимыми, да? Ну, что-нибудь легкое, например, шевелить занавески. Или задувать свечи, там, раздувать пламя в камине?..

— Да, все это они могут, — не без яда в голосе ответил Феликс, — но, как правило, если их обидели, или оскорбили, или подглядывали за ними, или мешали им. Я не собираюсь никоим образом оскорблять их, а, напротив, приветствовать их, этой ночью приветствовать их в этом доме. Да, они могут поозорничать, но если они смогут забрать в свой круг страдающий призрак моей племянницы, это будет лишь ничтожной ценой за такое великое дело. — При последних словах по его щекам потекли слезы, которые он даже не пытался скрыть.

При виде этого Ройбен тоже прослезился, но первым делом достал носовой платок и положил его на стол. Незаметным, как он надеялся, жестом он указал на платок Феликсу, но тот покачал головой и достал собственный.

Феликс вытер нос и продолжил:

— Я хочу пригласить их официально. Вы знаете, что это значит для них. Им нравится, когда для них выставляют еду, — такое приглашение они считают подобающим.

— Все готово, — негромко сказала все так же стоявшая около камина Лиза. — Я поставила для них в кухне сметану и сдобные кексы, как они любят.

— Это свора лживых привидений, — сквозь зубы проговорил Маргон, переводя взгляд со Стюарта на Феликса и обратно. — Такими они всегда были и остаются. Они — духи мертвых, но сами не знают этого. Они сотворили для себя мифологию, восходящую к незапамятным временам, громоздят ложь на ложь, и чем сильнее они делаются, тем больше ее становится. Они не что иное, как лживые привидения, могучие привидения, эволюционирующие и набирающие силу с тех самых пор, как на земле заяснились интеллект и запечатленная память.

— Ничего не понимаю, — признался Стюарт.

— Стюарт, на этой планете все постоянно находится в процессе эволюции, — сказал Маргон. — И призраки не исключение. Посуди сам: люди умирают ежеминутно, и их души либо возносятся, либо вязнут здесь, прикованные к земле, и годы и годы земного времени скитаются в сотворенной своими же силами бесплодной пустыне. Но коллективно, как виды в целом, все обитатели этого мира, по какой-либо причине сделавшиеся бесплотной нежитью, проходят эволюцию. Среди скитающихся духов есть свои Нестареющие, есть своя аристократия, теперь у них появились свои мифы, своя, так сказать, религия и свои суеверия. И, что самое главное, у них имеются выдающиеся, уникальные особи, которые постепенно все лучше и лучше овладевают умением воплощать свои эфирные тела и при помощи внутреннего усилия манипулировать материальными предметами таким образом, о каком те призраки, которые существовали на планете в глубокой древности, даже и помыслить не могли.