Охотники за курганами - Владимир Николаевич Дегтярев

Артем Владимирыч, охватив битву одним взглядом, отскочил в промежуток между двумя свалками. Копейщики, вот еще чуть — и побегут… А вот лучники что-то слишком уж привычны были к резне и начали всерьез теснить пушкарскую обслугу. Колонелло ранили в руку, он тоже покинул свалку орущих и подскочил ко князю.

— Ну! Что бы сейчас решил европейский командир? — крикнул Колонелло Артем Владимирыч.

— Отступать и бить до последнего ядра по арбалетчикам!

— Ученые в Европах командиры! — согласился Артем Владимирыч, нашел на поле высокую фигуру Егера и крикнул команду:

— Егер! Отходим! Первыми бегут пушкари. Пушкари, говорю! В кровь твоего последа, пушкари бегут первыми!

Скомандовал князь вовремя. Арбалетчики, повинуясь опытному командиру, стали класть залпы, не разбирая своих и русских. Первая их линия сошла со склона сопки и равномерно выбивала с поля бесполезный теперь к бою узкоглазый человечий хлам.

Видя, что израненные и целые пушкари карабкаются на свои сопки, второй ряд арбалетчиков ударил по ним. Десяток русских солдат баданами скатились к подошве сопок.

— Егер! — снова заорал князь. — Хоть бы и умри, но дай мне немедля пушечный удар!

Левка Трифонов, крепко раненный, — его волокли к сопке два пушкаря, — прохрипел:

— Наводка на пушках стоит прямая… заряды вбиты… любой — выстрелит… проори о сем, князь… — голова Левки упала, его поволокли дальше.

Егер же там, наверху, и без подсказки все понял. На обоих русских сопках не в лад рявкнули пушки. Камни да ядра брызнули куда ни попади и сбили с ног два десятка из арбалетной гвардии. Ядра заскакали меж вторым и третьим рядом воинов особой гвардии, одно задело линейного командира. С того слетел металлический шлем, тело переломилось пополам. Второй залп был уже поровней — половина пушкарей сумела подняться на сопки и стала управляться с пушками.

— Егер! — опять заорал князь. — Лупи беззалпово, как можешь! И без камней! Лупи в полтора заряда, и по десять ядер на ствол страть!

Сам же Артем Владимирыч подскочил к ближней пушке, толкнул ее в окоп, ствол упер рылом на толпу лучников и копейщиков, начавшую уже приходить в себя и строиться на боевой лад. Русские солдаты, уже не делясь на пушкарей и пехоту, задвигали четыре других пушки. Егер на той сопке успел провернуться быстрее. Его артиллерия забухала, розно осыпая ядрами тот конец поля, где было стали группироваться арбалетчики. От сильного порохового заряда ядра летели прямо, не по дуге и, попав в камень или человека, дробили все попавшее в куски. Гранитные осколки от пятифунтовых ядер, попавших в подножие китайской сопки, ранили не хуже картечи.

На то и был расчет Артема Владимирыча. Пушки с его сопки били поверх бывшего строя лучников и копейщиков. Но китайцы уже поняли силу огненного боя и вместо лицевого строя показали спины — побежали с поля в сторону Кяхты.

Арбалетчики тоже торопились отступить. Но строя не теряли. Они по косой оббежали свою сопку и укрылись за ней.

Бухнула последняя пушка со стороны Егера, и встала тишина.

Глава 39

Китайцы отошли за сопки, но и простым глазом было заметно, что война для них не кончилась. Скакали конники, бегали кривоногие воины… Между сопками, в широкой лощине, где недавно дрались, слышались то крики, то стоны раненых и умирающих. Обычная история — никто первым не желал идти на поле обиходить своих раненых и упокоить погибших. Не остыли еще от драки ни на той, ни на этой стороне…

Егер бегал, бросив кистень, голыми кулаками молотил по солдатским рожам — те изнамерились лупить десяток сторожей, оставленных князем возле лошадей и обоза. Мол — от боя отлынили… Делать было нечего — князь крикнул по-немецки Егеру:

— Водку людям раздай, по мере в чару, да и сам охолонись, мать твою!

Услышав про водку, солдаты сбежались на сопку, где командовал князь.

Колонелло сам пошел вниз, к вагенбургам, принес стеклянную четверть темного вина, наполовину пустую. За ним тащился Гербергов. Александр Александрович совсем занемог на походе, от жестокости битв, на постной и пресной еде. У него постоянно болела голова и ослабели ноги. Суставы иной раз не слушались, тогда тайный советник и особый посланник Императрицы поднимался с помощью сучковатой клюки, вырезанной понимающим Баальником. С ней и ходил.

— А где Гуря? — спросил князь у Колонелло, подставляя свою латунную кружку под пенную струю вина, — не прорвался с нами, что ли?

— Гуря — где? — крикнул теперь Колонелло в лицо Гербергова, внезапно обеспокоенный отсутствием слишком много знающего человека.

Александр Александрович дрожащей рукою принял от Колонелло кружку с вином, проливая вино на подбородок, залпом выпил, выдохнул воздух. Мрачно ответил:

— Там… остался… В Доме.

Князь Артем с укором посмотрел на Колонелло. Ведь предупреждал же его италийскую рожу, что рано или поздно иудей сворует — либо сбежит, либо…

— Но сказал, что вернется… Да вон он идет, — продолжил речь Гербертов, одновременно подставляя свою кружку под бутыль.

Через лощину, увертываясь от раненых, к сопкам, занятым русскими, шла процессия католических монахов. Среди четырех коричневых балахонов ярко выделялся высокий, худой человек, то ли в красном халате, то ли в красной хламиде и в красной же шапочке. Впереди же монахов шел Гуря, махал белым полотном.

— Стой, зараза! — заорал вдруг Артем Владимирыч. — Стой!

Процессия встала, но, переклонившись друг к другу, монахи двинулись снова.

— Стой, Гуря! Тебе ору! — опять крикнул Артем Владимирыч. — Беги тотчас назад — говори узкоглазым, что мы сейчас начнем своих воев с поля забирать… Если кто с той стороны на поле выскочит — выжгу к ляду всех!

Гуря осознал. Передал белое полотно человеку в красном и повернул назад, побежал, высоко поднимая ноги.

Монахи подошли к самому краю сопки.

— Поднимайтесь, — велел Артем Владимирыч, — но в обиду себе не примите, если китайцы наших скорбников на поле тронут стрелой или бранным словом. На вас отпляшу, как на заложниках. Поднимайтесь…

Бегущего назад, на китайскую сторону, Гурю встретил всадник. Вытянул Гурю по спине плеткой, погнал в китайскую сторону.

— Эх, обалдуи! — прошипел сзади хриплый голос есаула Олейникова. — Давай, князь, я поеду, разъясню горемычным наш обычай…

— Саблю оставь, — велел Артем Владимирыч, — и это, там… язык малость придержи. Сил пока нет твои загибы… на пушечный бой переводить.

Монахи уже поднялись на сопку, подошли, слушали разговор.