Олимп - Дэн Симмонс

Потянув за железную ручку, супруг Ады ступил на кованый пол балкона высоко над зелеными джунглями. Знойный, сияющий день ударил в лицо точно мокрым горячим кулаком. Харман поморгал и шагнул назад. Не хотелось мешкать на этом жутком десятифутовом балконе, откуда ничего не стоило свалиться в пустоту и пролететь тысячу футов мимо сквозного металлического кружева.

Не отпуская двери, мужчина высунулся ровно настолько, чтобы рассмотреть железную мебель, обложенную красными подушками, и столик. Потом вытянул шею: вверху, под куполом из золотой слюды, громоздилось гигантское маховое колесо, на восток и запад от него тянулись тросы толще ноги взрослого человека.

Поглядев из-под руки на восток, будущий отец увидел на горизонте вертикальную линию. Примерно в сорока милях темнела другая такая же башня. Харман всмотрелся на запад: около дюжины канатов уходило в иссиня-черные грозовые тучи.

Мужчина прикрыл за собой стеклянную дверь и спустился по витой лестнице, утирая рукавом вспотевшие лоб и шею. Царящая внутри восхитительная прохлада совершенно отбила у него желание возвращаться в джунгли.

— Здравствуй, Харман, — промолвил знакомый голос из полумрака драпировок у книжного стола.

Просперо выглядел гораздо более материальным, нежели супруг Ады запомнил его с той, последней встречи на орбитальной скале небесного экваториального кольца восемь месяцев назад. Морщинистая кожа старого мага уже не просвечивала, как у его голограммы. Синий халат из шелка и тонкой шерсти, расшитый золотыми планетами, седыми кометами, пылающими алым звездами, внушительными складками ложился на турецкий ковер и волочился следом. Длинные белые с серебристым отливом волосы ниспадали за острые уши. На лбу и ладонях проступали старческие пятна, а ногти покрывала желтизна. Десница Просперо покоилась на увесистом с виду резном узловатом посохе, а синие тапочки даже шуршали, шлепая по деревянному полу и толстым коврам, как настоящие.

— Отправь меня домой, — потребовал супруг Ады, угрожающе надвигаясь на старика. — Сейчас же!

— Имей терпение, человек по имени Харман, друг Никого. — Маг тонко улыбнулся, показав желтоватые зубы.

— Плевать я хотел на терпение! — рявкнул мужчина.

Лишь теперь он почувствовал всю глубину собственной ярости. Как они смели похитить его, разлучить с общиной, с любимой женщиной и нерожденным ребенком! Ариэль наверняка проделал (или проделала) это по воле вот этого шаркающего старичка в синем халате. Супруг оставленной Ады надвинулся на Просперо, ухватил его за развевающийся рукав и…

Пролетев спиной вперед восемь футов, очутился на полированном полу, отчаянно моргая, чтобы избавиться от ярко-рыжих пятен на сетчатке.

— Терпеть не могу, когда ко мне прикасаются, — вполголоса произнес маг. — Не вынуждай старика применять вот эту палку. — И он легонько приподнял тяжелый посох.

Харман встал на одно колено.

— Отправь меня обратно. Прошу тебя. Я не могу бросить Аду в такое время.

— Но ты уже избрал сей путь, разве нет? Никто ведь не заставлял тебя отвозить Никого в соньере на Мачу-Пикчу. Впрочем, никто и не мешал…

— Чего ты хочешь, Просперо?

Мужчина поднялся на ноги, еще немного похлопал ресницами, безуспешно пытаясь сморгнуть красно-оранжевые круги, и сел на ближайший деревянный стул.

— Как ты пережил разрушение астероида? Я полагал, твоя голограмма заодно с Калибаном никак не могла покинуть орбитальный остров.

— Так оно и было, — ответил маг, расхаживая взад и вперед. — Частично. Вы сами вернули меня на Землю.

— Мы… — Харман запнулся. — Соньер, да? Ты как-то ухитрился загрузить голограмму в память машины?

— Верно.

Будущий отец покачал головой.

— Мог бы вызвать соньер обратно в любое время.

— Ошибаешься, — проговорил старик. — Машина Сейви работает исключительно для людей, а я… не вполне вписываюсь в данную категорию.

— Как же тогда улизнул Калибан? — Харман задумчиво наморщил лоб. — Я точно уверен, что этой твари с нами не было.

Старец пожал плечами.

— Похождения Калибана — его личное дело. Негодяй мне больше не служит.

— Он снова пошел в услужение к Сетебосу.

— Знаю.

— Да, но Калибан как-то выжил и возвратился на Землю после стольких веков.

— Знаю.

Муж Ады провел по лицу рукой. Его терзали усталость и жажда.

— В деревянном контейнере под мезонином находится что-то вроде холодильника, — обронил маг. — Там есть еда и… бутылки с родниковой водой.

Харман резко выпрямился.

— Ты разве читаешь мои мысли?

— Нет, выражение глаз. Что может быть наивнее человеческого лица? Иди выпей. А я присяду здесь, у окна, и подожду, когда ты вернешься освеженным и готовым к беседе.

Ноги и руки почти не слушались. Мужчина дошагал до вместительного деревянного холодильника, потянул за бронзовую ручку и на минуту застыл, глядя на ледяные бутылки и завернутые во что-то прозрачное продукты. Затем надолго припал к воде.

Просперо восседал за столом на фоне солнечного окна. Харман прошел на середину красно-коричневого ковра.

— Зачем Ариэль меня сюда притащил?

— Если быть абсолютно точным, дух биосферы по моей воле перенес тебя в джунгли, в область Кхаджурахо, поскольку пользоваться факсом на расстоянии менее двадцати километров от Эйфелевой дороги запрещено.

— Эйфелева дорога? — повторил девяностодевятилетний, продолжая потягивать ледяную воду. — Так ты называешь эту башню?

— Нет-нет, мой любезный Харман. Так я называю всю систему, — правильнее сказать, так ее нарек создатель Хан Хо Теп тысячи лет назад. У этой башни… постой-ка, дай припомнить… четырнадцать тысяч восемьсот сестер-близнецов.

— Куда столько?

— Так уж было угодно Хану, — ответил маг. — И ровно столько потребовалось, чтобы соединить восточное китайское побережье с испанским, там, где в него упирается Атлантическая Брешь. Учитывая не только главные магистрали, но и всяческие ответвления.

Муж Ады совершенно не представлял себе, о чем речь.

— Погоди-ка, Эйфелева дорога — что-то вроде транспортной системы?

— Это твой шанс прокатиться с ветерком для разнообразия, — отозвался старец. — Я бы даже сказал, наш с тобою шанс, ибо малую часть пути мы проделаем вместе.

— Никуда я с тобой не поеду, пока…

Харман осекся, выронил бутылку и вцепился обеими руками в стол.

Двухэтажная вершина сооружения целиком накренилась. Послышался лязг, душераздирающий визг металла о металл, конструкция вздрогнула, покачнулась еще сильнее и сдвинулась с места.