Мозаика Парсифаля - Роберт Ладлэм

— Абсолютно точно, сэр.

— Я перезвоню.

— Могу ли я внести предложение? — поспешно произнес Майкл.

— Какое?

— В течение последующих нескольких дней (если у нас есть эти дни) некто обратится к кому-то в Белом доме и спросит, где расположен мой кабинет. Кто бы это ни был, он или она, задержите этого человека. Это на шаг приблизит нас к решению задачи.

— Если такое случится, — в сердцах заявил Беркуист, — то сельский парень из Миннесоты придушит его собственными руками раньше, чем вам удастся с ним поговорить. Кем бы он ни был.

— Надеюсь, вы не сделаете этого, господин президент.

— Так же как и не собираюсь наносить превентивный ядерный удар по Ленинграду. Перезвоню.

Хейвелок положил трубку и оглянулся на Дженну.

— Пора сокращать наш список имен. Звонить начинаем через час.

— Ваша фамилия — Кросс. Роберт Кросс. Ваша должность — специальный помощник президента. Все запросы о вашем статусе и функциях будут адресоваться миссис Хауэлл, советнику по кадрам Белого дома. Ей скажут, как поступать.

— Как насчет кабинета?

— Есть и кабинет.

— Где?

— У вас имеется не только кабинет, но и персональный помощник. Помещение расположено в особо охраняемом восточном крыле. Чтобы попасть туда, необходимо иметь ключ от главного коридора. Ваш помощник получил четкое указание задерживать каждого, кто проявит интерес к мистеру Кроссу. Он — сотрудник Секретной службы. Он немедленно поставит вас в известность, а если кто-то появится и спросит о вас, то любопытствующего доставит под охраной в Фейрфакс. Как я понял, вы хотели именно этого.

— Да. А как насчет остальных сотрудников в восточном крыле? Не слишком ли они любопытны?

— Вряд ли. В основном там все работают на временной основе, каждый тихо трудится по своей проблеме. Кроме того, любопытство не поощряется. Но если оно вдруг проявится, ваш помощник окажется на месте.

— Все выглядит замечательно.

— Надеюсь. С чего вы намерены начать?.. Эмори показал мне составленный вами список и заверил, что сегодня утром вы все получите. Вы получили?

— Да, все. В первую очередь — секретарша Брэдфорда, потом — врач из Мэриленда. Смерть Маккензи.

— Но с ним разобрались всесторонне, — сказал Беркуист. — Обстоятельства позволили нам привлечь к расследованию Центральное разведывательное управление. Люди оттуда были очень напористы. Что вы рассчитываете найти?

— Пока не знаю, не уверен. Наверное, того, кого сейчас уже там нет. Исполнителя.

— Я даже не пытаюсь понять, что вы хотите этим сказать.

— Не исключено, что в одном вопросе мне понадобится ваше прямое вмешательство. Вы ранее заметили, что Пентагон частенько артачится, когда у сотрудников Белого дома возникают к нему вопросы.

— Это случается с людьми в мундирах. Увы, в Белом доме их не носят. Полагаю, вы намекаете на Комитет ядерного планирования. Я видел их в вашем перечне.

— Да.

— Они весьма щепетильны. Правда, надо признать — не без оснований.

— Я должен побеседовать с каждым членом всех трех групп. Это пятнадцать офицеров высокого ранга. Не могли бы вы переговорить с председателем и сказать, что вы надеетесь на сотрудничество с их стороны. Не в области, связанной с абсолютными секретами, а, скажем, в сфере оценок динамики развития.

— Опять непонятная мне фраза.

— Здесь все сказано, господин президент. Такая постановка вопроса позволит нам привлечь к работе имя Мэттиаса.

— Хорошо, — медленно процедил Беркуист. — Я возложу ответственность за просьбу на великого человека. Хотя это вовсе не в его характере, но на сей раз он вряд ли будет способен опровергнуть меня. Я попрошу моего советника по военным вопросам передать, что государственный секретарь желает, чтобы Комитет представил в Овальный кабинет детальный доклад о состоянии дел и о ходе развития обстановки. Простая служебная записка с распоряжением о сотрудничестве, но одновременно с сохранением чрезвычайной секретности... Они заявят, что здесь имеется противоречие, они не могут выполнить первое, не нарушив второго.

— Скажите им, пусть ошибутся в сторону нарушения секретности. Доклад так или иначе предназначается только для ваших глаз.

— Что еще?

— История болезни Мэттиаса. У психиатров. Брэдфорд обещал доставить ее мне.

— Завтра я направляюсь в Кэмп-Дэвид. Я заверну по дороге на Пул и привезу то, что вам надо.

— И последнее. Миссис Хауэлл должна сообщить в Службу безопасности, если кто-либо обратится к ней по поводу Моей персоны... что ей еще известно о деле?

— Только то, что вы работаете по специальному заданию президента.

— Не могли бы мы внести здесь кое-какие изменения?

— Какие именно?

— Пусть это будет не специальное задание, а самая рутинная работа. Исследование старых протоколов совещаний, заседаний Белого дома...

— Мы постоянно этим занимаемся. В основном это политический анализ. Какие аргументы приводились в защиту той или иной позиции или почему некий сенатор облаял нас и что следует предпринять, чтобы в будущем он так не поступал.

— Поместите меня в эту группу.

— Вы — в ней. Желаю удачи... правда, вам потребуется больше, чем удача. Миру нужна не просто удача. Временами мне кажется, что только чудо позволит прожить нам еще неделю... Держите меня в курсе дела. Я дал распоряжение соединять меня с мистером Кроссом в любое время.

Секретарь Брэдфорда, некая Элизабет Эндрюс сидела дома. Сенсационная гибель ее босса вызвала у нее сильнейший эмоциональный шок. Огромное число представителей прессы одолели ее телефонными звонками. Она пересказывала утренние события спокойно и печально до тех пор, пока не позвонила одна специалистка по сплетням. Отметив серию неудачных браков Брэдфорда, она намеком поинтересовалась возможными сексуальными затруднениями погибшего.

— Извращенная сука! — только и смогла вымолвить Элизабет, в сердцах швырнув трубку.

Хейвелок позвонил двадцать минут спустя, и Элизабет Эндрюс была не расположена пересказывать всю историю в очередной раз. Он предложил ей позвонить ему в Белый дом, как только она почувствует себя несколько лучше. Идея сработала превосходно. Телефон в Фейрфаксе зазвонил ровно через шесть минут после того, как Хейвелок повесил трубку.

— Простите меня, мистер Кросс. Но это были трудные часы, а некоторые репортеры ужасно назойливы.

— Я буду по возможности краток.

Она описала все утро, начиная с неожиданного появления Брэдфорда из своего кабинета вскоре после ее прихода на службу.

— Он выглядел просто ужасно. Совершенно очевидно, что он всю ночь не сомкнул глаз и был измотан. Но не только это. Там было что-то еще. Он был заряжен какой-то маниакальной энергией, казался страшно возбужденным. Мне не раз доводилось видеть его в таком состоянии, но вчера все было по-иному. Он даже говорил громче, чем обычно.

— Это могло быть следствием усталости, — предположил Хейвелок. — Она частенько проявляется таким образом. Человек старается компенсировать свою слабость.

— Возможно. Но я так не думаю. Я понимаю, это звучит ужасно, но было похоже... что он решился... Конечно, ужасно так думать, но это, увы, — правда. Казалось, что он даже веселится в ожидании момента, когда все должно произойти. Это страшно, но незадолго до десяти он вышел из здания, сказав, что всего на несколько минут. До сих пор в моих глазах стоит картина: он с тротуара смотрит вверх на свое окно... думая, думая про себя. Да, это так и было.

— Не допускаете ли вы иной трактовки? Может, он вышел, чтобы встретиться с кем-то?

— Нет, не думаю. Я спросила, где мне найти его в случае срочного звонка, и мистер Брэдфорд ответил, что он отправляется подышать свежим воздухом.

— Он не говорил, с какой целью провел на работе всю ночь?

— Сказал, что он работает по проблеме, сроки решения которой давно истекли. Недавно ему пришлось немало поездить...

— Организацией его поездок занимались вы? — прервал ее Хейвелок.

— Нет. Обычно он все делал самостоятельно. Как вы, наверное, знаете, он часто... брал с собой кого-нибудь. Он был в разводе, и не первый раз. Он был очень замкнутым человеком. И таким несчастным.

— Почему вы так считаете?

Элизабет Эндрюс помолчала немного и произнесла решительно:

— Эмори Брэдфорд был блестящей личностью, но они на него не обращали внимания. Он в свое время пользовался в этом городе огромным влиянием. Это продолжалось до тех пор, пока он не сказал правду так, как он ее видел. Как только смолкли овации, все тут же отвернулись от него.

— Вы, очевидно, с ним давно работаете?

— Очень давно. Все это происходило на моих глазах.

— Не могли бы вы привести пример того, как от него отвернулись?

— Пожалуйста. Начать с того, что его фактически отстранили от всех дел, хотя его опыт и знания могли бы принести большую пользу. Он постоянно писал пояснительные записки, в которых пытался помочь влиятельным людям — сенаторам, конгрессменам, министрам и так далее увидеть их глупые ошибки, сделанные во время интервью или на пресс-конференциях. Ни один из них не ответил ему, не поблагодарил за советы. Во всяком случае, я не знаю о таком, хотя мне положено знать. Он всегда просматривал утренние телевизионные программы, в которых случаются самые крупные ляпы (этим он, кстати, занимался и вчера) и диктовал мне записки. Он называл их «пояснения». Все эти записки были по тону мягкими, даже добрыми, в них никогда не содержалось ничего обидного. Ими наверняка пользовались, но никогда — ни слова благодарности.