Мозаика Парсифаля - Роберт Ладлэм

— Как это «убрать»? Он что — тарелка со спагетти?

— Маккензи был убит.

Рандолф дернулся в своем кресле:

— Он — что?!

— Убит. Мы могли бы предотвратить его смерть, если бы приняли необходимые меры предосторожности. В этом суть нашей проблемы, доктор, и все больше людей узнают об этом. Мак, как вы его зовете, умер на яхте не от сердечной недостаточности или разрыва аорты. Его убили. Мы это знаем, но не хотим в этом признаться... Теперь вы понимаете, почему у меня нет с собой звукозаписывающего аппарата? Картина, которую я только что нарисовал, гораздо неприятнее, чем ваша.

— Я бы согласился с вами, если бы она... если бы она соответствовала истине. Но, боюсь, что это вовсе не так. Поэтому будем придерживаться первоначальной версии об аортальном кровотечении, прежде всего потому, что версия работает. Вы бьете далеко мимо цели. Ничего не поняли.

— Что вы хотите сказать?

— Стивен Маккензи покончил с собой.

Глава 32

— Этого не может быть! — воскликнул Майкл, вскакивая на ноги. — Вы ошибаетесь!

— Разве? Разве вы тоже медик, мистер Кросс?

— Мне не надо быть медиком! Я знаю людей, подобных Маккензи. Я сам — один из них!

— Я уже догадался, и это признание только подтверждает мою оценку людей вашего типа.

— Поймите меня правильно, — быстро произнес Майкл, качнув головой. — Это не детский лепет. Я первым готов признать, что мысль навсегда упаковать пожитки нередко посещает нас, а порой становится навязчивой. Но не таким образом. Не в одиночестве на яхте. Это исключено!

— Прошу прощения, но против вас — свидетельства патологоанатома. Это доказательство. Клянусь Всевышним, мне очень хотелось бы ошибаться.

Хейвелок, не в силах сдержаться, перегнулся через стол и заорал в лицо доктору:

— Против одной очень близкой мне женщины тоже были неоспоримые доказательства! Но они оказались ложью!

— Я понятия не имею о ценах на парфюмерию на Аляске, но это ничего не меняет.

— В данном случае — меняет. Здесь есть прямая связь.

— Вы говорите весьма невразумительно, молодой человек.

— Пожалуйста, выслушайте меня. Я не «молодой человек» и не буйно помешанный. Вы обнаружили именно то, что от вас хотели.

— Вы даже не знаете, что я обнаружил.

— Мне этого и не нужно знать. Постарайтесь меня понять, доктор. Черный оперативник, подобный Маккензи...

— Что? Мак был белым!

— О Господи! Манипулятор, специалист по «черным» операциям, создающим ситуации, при которых могут быть убиты — и обычно бывают убиты — люди, потому что это необходимо. Очень часто оперативники типа Маккензи испытывают сомнения, их охватывает чувство огромной вины, чувство... бесполезности всего! Конечно, возникает депрессия, бесспорно возникает мысль о том, чтобы разнести себе череп. Но никто не желает умереть таким образом, как умер Маккензи. Есть иные пути, имеющие больше смысла. Главное для этих людей — их функции, функции и еще раз функции. Позволь, чтобы тебя «убрали», но принеси этим хоть какую-то пользу. Умри со смыслом! Сделай все правильно!

— Психоаналитическая болтовня на уровне детского сада! — возмутился Рандолф.

— Называйте как вам угодно, но это правда. Это первое, самое главное качество, на которое обращают внимание при отборе кандидатов. Это — решающий фактор. Вы же сами сказали. Маккензи постоянно нуждался в борьбе, в яростной борьбе, и по самым высшим ставкам.

— В конечном итоге он и сделал высшую ставку. Своими руками.

— Нет, это чушь. Этим ничего никому не докажешь и не объяснишь... Я не врач, не психиатр, я знаю, что не смогу вас убедить, хотя уверен в своей правоте. Поэтому оставим эту тему. Расскажите, что вы обнаружили и как поступили.

— Мак вкатил себе наркотик и тихо ушел.

— Не может быть!

— Прошу прощения. Он все дьявольски ловко продумал. Он использовал стероидное соединение дигоксина в сочетании с таким количеством спирта, что хватило бы слону. Количество алкоголя в крови должно было скрыть наличие дигоксина, который и предопределил разрыв сердца. Это была совершенно убойная доза.

— Следовательно, рентгенограмма соответствовала истине?

Рандолф ответил не сразу. Он пожевал губами, поправил очки и только потом коротко бросил:

— Нет.

— Вы подменили пленки?

— Да.

— Почему?

— Чтобы не мешать намерению Мака. Чтобы все было как надо.

— Вернемся к истокам.

Доктор наклонился над столом.

— Он понимал, какую невыносимую жизнь за все эти годы создал для Мидж и ребятишек, и решил по-своему исправить дело и найти мир для себя. Мидж уже сделала для него все, что могла, у нее даже не осталось сил на мольбы. В конце концов она заявила, что он должен выбирать, откуда уходить: из ЦРУ или из дома. — Рандолф замолчал и покачал головой. — Мак знал, что не может сделать ни того, ни другого, а потому решил уйти совсем. Точка.

— Мне кажется, вы что-то упустили.

— Он был застрахован на огромную сумму. Учитывая характер его работы — о которой страховая компания, разумеется, не подозревала, — это вполне понятно. Страховка в случае самоубийства не выплачивается. Я проклял бы себя, если бы позволил таким образом отнять у Мидж и ребят то, что они заслужили... Вот моя история, мистер Кросс. Вы сделали его тем, чем он стал, я же сделал его лучше.

Хейвелок посмотрел на медика, затем отошел и сел в кресло, не сводя с него глаз.

— Даже если вы и правы, — устало произнес он, — хотя, поверьте мне, это не так, вам все следовало рассказать в ЦРУ. Не сомневаюсь, они бы вас поддержали. Они меньше всего заинтересованы, чтобы подобные убийства становились достоянием гласности. Вместо этого вы все спрятали, упустили драгоценное время. Размер ущерба, нанесенного вами, не поддается оценке.

— Что за черт! Двадцать минут назад вы хотели, чтобы все было по-моему. Вчера по телефону вы сказали, что желаете заткнуть рот возмутителям спокойствия.

— Я говорил неправду. Так же как и вы. Но я, в отличие от вас, по крайней мере, знал, что делаю. Если бы вы сказали правду хотя бы одному-единственному человеку, каждая минута последнего дня Маккензи уже была бы изучена под микроскопом и, возможно, что-то всплыло бы наружу, обнаружилась связь... Никто даже не удосужился обследовать лодку. Господи!..

— Вы меня не слушаете, — рявкнул доктор, выпучив глаза; казалось, что его сейчас хватит удар. — Мидж Маккензи предъявила ему ультиматум! Он оказался между молотом и наковальней. Он не мог больше «функционировать», как вы изящно излагаете. Он сломался!

— Это объясняет наличие алкоголя. Здесь у меня нет сомнений.

— И как следует набравшись, он принял окончательное решение. Все сходится.

— Ничего не сходится, — ответил Майкл, чувствуя себя значительно старше пожилого доктора. — Думаю, что вы со мной не согласитесь, но человек, подобный Маккензи, никогда не станет принимать какие-либо решения в пьяном виде.

— Чушь!

— Позвольте мне задать вам вопрос. Полагаю, вы иногда принимаете стаканчик-другой. В таких случаях вы знаете, когда следует остановиться? Что выпито достаточно?

— Безусловно.

— Вы оперируете в состоянии опьянения?

— Конечно нет. Но я не вижу здесь никакой связи.

— А она существует, доктор Рандолф. Когда люди, подобные мне или Маккензи — а я мог бы назвать не один десяток имен — находятся в «поле», они работают как хирурги. Даже наши дела зачастую называют «операциями». В нас с самого начала вколотили одну идею: все рефлексы, все реакции должны быть четко контролируемы, выполняться точно и максимально быстро. Мы хорошо подготовлены. Наши внутренние пружины взведены.

— Вы жонглируете словами, моими и своими! Мак не был в «поле».

— Если то, что вы говорите, истина, то он осуществлял операцию. Ставка была как нельзя высока. Он сам.

— Черт побери, вы извращаете все, что я сказал!

— Нет. Вовсе нет. Потому что сказанное вами — в целом очень убедительно. Я уважаю ваши слова... Но неужели вы не понимаете? Не говоря уж о прочих причинах. Маккензи не стал бы кончать с жизнью подобным образом хотя бы потому, что дигоксин мог и не подействовать! А этого он ни за что не допустил бы. Если уж он пошел на столь решительный шаг — он бы не сделал такой оплошности, это противоречит его сущности! Это-то вы можете понять?

Казалось, Мэтью Рандолфа сейчас хватит удар. Глаза округлились и остекленели, лицо превратилось в застывшую маску.

— Великий Боже... — прошептал он, медленно встал и замер. Беспомощный, старый человек, осознавший свою страшную ошибку. — Господи... — хрипло повторил он, снимая очки.

Хейвелок, глядя на него, решил как-то помочь старику.

— Вы по-своему были совершенно правы. Я бы на вашем месте поступил так же. И тоже ошибся бы, не зная всех обстоятельств. Но еще не поздно вернуться и пересмотреть все заново. Мне кажется, мы можем кое-что обнаружить.

— Заткнитесь!