Золотой век - Дмитрий Дмитриев

Редкая красота Ольги смущала не только молодежь, но даже и стариков.

Невдалеке от скромного домика Серебрякова находились большие роскошные палаты польского магната Казимира Вальковского, ясновельможного пана.

Казимир Вальковский, несмотря на свои шестьдесят лет, смотрелся еще молодец-молодцом, статный, рослый, плечистый. В его длинных усах, а также и в черных волосах на голове только кое-где серебрился волос; и глаза у пана Вальковского, черные, глубокие, далеко были не стариковские; эти глаза, устремленные на какую-нибудь красавицу, заставляли ее невольно краснеть и смущаться.

Пан Казимир был вдов и бездетен, жил в своих роскошных палатах почти один; впрочем, с ним жило немало «прихлебателей», то есть польских шляхтичей, на панских хлебах.

Некоторых своих нахлебников пан Казимир плохо знал и видал только в торжественные праздники, когда все живущие в панских хоромах должны были поздравлять пана с праздником и вместе с ним за одним столом обедать. А в обыкновенные дни обедали панские нахлебники в его столовой, а самому пану Казимиру подавали обед всегда в кабинет.

Кроме нахлебников, у пана Вальковского было дворовых холопов человек сто да охотников человек с полсотни.

Пан Казимир был страшный любитель охоты, и выезды его на охоту были блестящи; охотники подобраны были молодец к молодцу, в одинаковых нарядных кафтанах, украшенных гербами пана Казимира, и кони у охотников были тоже на подбор.

Широко и богато жил ясновельможный пан Казимир Вальковский в стольном Киеве.

Он пользовался всеобщим уважением горожан за свои дела благотворительности. Пан Вальковский, обладая большим богатством, получая огромные доходы, не жалел денег и большую часть своего дохода отдавал бедным и неимущим. Вальковский перешел из католицизма в православие, но все же в душе оставался поляком.

Как-то совершенно случайно Казимир Вальковский увидал жену Серебрякова, Ольгу, и прельстился ее красотою.

Вальковский решил познакомиться со своей очаровательной соседкой и для этого приехал к Серебряковым с визитом.

Ни Серебряков, ни его жена не ожидали такого визита и были очень удивлены, когда около их скромного домика остановился великолепный экипаж пана Вальковского.

Волей-неволей они были принуждены принять богатого и влиятельного соседа.

Вальковский удивил Серебрякова и его жену своим обращением; он говорил так просто и ласково.

Вальковский, посидев несколько минут, уехал домой, предварительно взяв слово с милых соседей приехать к нему запросто провести в дружеской беседе вечерок.

Хоть и не хотелось Серебрякову и Ольге поддерживать знакомство с богатым соседом, но вежливость требовала, чтобы они отплатили ему за его любезность любезностью, и Серебряков с женой отправились в роскошные панские хоромы.

Казимир Вальковский радушно и ласково встретил своих милых соседей, показал им весь свой дом, засыпал их своею любезностью и предупредительностью.

Пробыв несколько времени у Вальковского, Серебряковы хотели было идти домой, но радушный хозяин не пустил их без ужина.

Отделка столовой палаты, богатство сервировки стола, изысканные кушанья, тонкие вина и редкие фрукты не могли не удивить Серебрякова и его жену.

Проводив гостей, Вальковский направился в свой кабинет; время было довольно позднее; он лег спать, но сон бежал от пана: красавица соседка заняла все его мысли, его воображение.

«Что это, уж не влюблен ли я? В мои-то годы? Этого еще недоставало. А хороша, чертовски хороша соседка! Мое богатство, моя жизнь, кажется, произвели на нее впечатление. Молодость моя прошла, и мне остается только своим богатством привлекать внимание женщин. А, кажется, соседи мои не из богатых! Я желал бы, чтобы они совсем были бедные, тогда мне легче было бы покорить сердечко красотки Ольги. О, если бы мне пришлось обладать ею, я почитал бы себя счастливейшим человеком в мире! Надо добиться взаимности, и я добьюсь этого, чего бы мне это ни стало… Да, да, Ольга будет моею», — таким-то мечтам предавался пан Казимир Вальковский.

Но мысли богатого, ожиревшего поляка были несбыточные, невозможные.

Красавица Ольга крепко любила своего мужа, и никаким богатством в мире нельзя было ее прельстить. Пан Казимир стал часто бывать в домике Серебряковых и большею частью старался в такое время, когда Серебряков отлучался куда-нибудь из дома.

Серебряков не придавал большого значения частым посещениям богатого соседа, только сожалел, что пан Казимир, «как нарочно», не застает его дома.

Как-то однажды, в отсутствие Серебрякова, к Ольге приехал пан Вальковский. Молодая хозяйка не особенно была рада этому приезду; богатый и знатный сосед стал ей надоедать.

На этот раз Вальковский приехал не с пустыми руками, а привез Ольге золотой массивный браслет с крупными бриллиантами; больших трудов стоило ему упросить Ольгу, чтобы она приняла этот подарок.

На этот же раз пан Казимир стал восхвалять Ольге ее редкую, чарующую красоту.

Ольга с неудовольствием остановила важного пана такими словами:

— Я вас прошу, пан, подобного мне никогда не говорить!

— Как, вы запрещаете мне восхвалять вашу красоту? — чуть не с удивлением воскликнул Вальковекий.

— Да, запрещаю.

— Но это, Ольга Даниловна, несправедливо, я должен не только восхвалять вашу дивную красоту, но даже преклоняться перед нею, что я и делаю, — при этих словах пан Казимир Вальковский опустился на колени перед молодой женщиной.

— Что вы, пан, делаете, что делаете?

Ольга была в большом смущении.

— Преклоняюсь перед вашей красотой.

— Встаньте, встаньте.

— Нет, нет, я должен на коленях вымаливать вашу любовь…

— Мою любовь… Да вы, пан, с ума сошли, — моя любовь принадлежит мужу.

— Уделите мне хоть частицу вашей любви, и все свое несметное богатство я сложу у ваших чудных ножек. Я окружу вас сказочной роскошью, таким великолепием, что вам станут завидовать все женщины в мире.

— Из ума вы выжили, пан, на старости лет, что вздумали покупать мою любовь богатством да роскошью… Повторяю, моя любовь принадлежит, мужу… Да встаньте же, вельможный пан, чего вы по полу ползаете… Ну, мой муж в таком виде вас застанет… Да вон он, легок на помине, — почти весело проговорила молодая женщина, показывая рукою на дверь.

А в дверях стоял бледный как смерть Серебряков.

XXIX

— Как… вы… вы были здесь? — с большим смущением проговорил пан Вальковский, быстро вставая с колен.

— Да, я был здесь и видел, как вы, ясновельможный пан, перед моей женой стояли на коленях, — мрачно и насмешливо ответил Серебряков.

— Ольга, объясни, что все это значит? — обратился он к жене.

— Не спрашивай, Сергей, после, после я все расскажу тебе.

— Зачем после, я хочу, чтобы ты мне сейчас сказала, пояснила, зачем этот пан стоял перед тобой на коленях? — возвышая голос, проговорил Серебряков.

— Он сказал, что любит меня.

— А как думает ясновельможный пан Казимир Вальковский, честно ли он поступил, сказав замужней женщине, что он ее любит?.. Честно ли это, пан?

— Я… я готов вам дать…

— Что, что дать?

— Что дают в таких случаях? — удовлетворение.

— Удовлетворение, вот что…

— Я предоставлю вам право выбрать оружие.

— Спасибо, спасибо, вы очень добры, пан… Но только я отказываюсь…

— Как, вы отказываетесь от дуэли? — с удивлением вскрикнул Казимир Вальковский.

— Да, да… отказываюсь… Не подумайте, пан, что я трушу… Я только не хочу рисковать своею жизнью.

— Вот что… Но я должен же дать вам какое-нибудь удовлетворение. Вы, вы, государь мой, вправе требовать с меня чего хотите…

— Хорошо. Я потребую у вас, чтобы вы навсегда бросили ухаживать за моей женой… ведь Ольга не подавала вам повода, не так ли, пан?

— О, разумеется, разумеется…

— Итак, пан, вы дадите мне слово перестать ухаживать за моей женой.

— Даю, даю, — несколько подумав, ответил Казимир Вальковский.

— Честное слово?

— Да, да, честное, панское.

— Это еще не все, пан.

— А что еще вам надо?

— Мне и моей жене надо, чтобы вы, пан Казимир Вальковский, месяца на два, на три уехали из Киева.

— Зачем же, государь мой, вам это?

— Нам так надо, пан… Ведь вы сами же сказали, что все готовы исполнить по-моему. А я требую, кажется, у вас очень немногого…

— Хорошо… я… я уеду. Еще чего вы хотите?

— Последнее, пан, это оставить сейчас же наш дом, — голосом, не требующим возражения, проговорил Серебряков.

— Я… я сейчас уйду, но мне не хотелось бы уезжать, не объяснившись с вами.

— Какое же еще объяснение… Уходите. Прощайте.

Сконфуженный и растерянный пан Казимир Вальковский поспешил оставить домик Серебряковых.