Второй пол - Симона де Бовуар

состояния, что ее приходится поместить в госпиталь Святой Анны, где она проводит восемь месяцев, затем возвращается домой и в течение трех лет не встает с постели. Она становится «противной, злой, буйной, капризной, ничего не делает, превращает жизнь всех своих близких в настоящий ад». Ее опять отправляют в госпиталь Святой Анны, и больше она оттуда не выходит. Она не встает с постели, ничем не интересуется. Иногда, в периоды, которые, по-видимому, совпадают с месячными, она встает, заворачивается в одеяло, принимает театральные позы, посылает врачам улыбки или иронические взгляды… В ее речах нередко слышатся признаки эротических желаний, а высокомерное поведение свидетельствует о мании величия. Она все больше и больше погружается в мечты, время от времени на лице ее блуждает довольная улыбка, она совсем не следит за собой и даже пачкает постель. «Она надевает на себя странные украшения. Она обходится без рубашки, часто не пользуется простынями и укрывается лишь одеялом, лежит голая, а на голове у нее диадема из фольги, на руках, ногах, плечах – множество браслетов из тесемок и лент. На пальцах – кольца из того же материала». В то же время иногда она вполне разумно рассуждает о своем состоянии. «Я помню приступ болезни, который у меня когда-то был. В сущности, я понимала, что все это неправда. Я поступала так, как поступает маленькая девочка: играя в куклы, она хорошо знает, что они не живые, но хочет убедить себя в обратном… Я делала всякие прически, наряжалась. Сначала это меня забавляло, а потом мало-помалу это стало сильнее меня, как будто меня околдовали; как будто мечта превратилась в реальность… Я чувствовала себя актрисой, играющей роль. Я жила в воображаемом мире. Я как бы жила многими жизнями и во всех этих жизнях была главной героиней… Да, я пережила много жизней, в одной из них я вышла замуж за очень красивого американца, он носил золотые очки… У нас был большой дом, у каждого – своя комната. Какие вечера я устраивала!.. Я жила во времена пещерных людей… Еще я вела распутную жизнь, я потеряла счет мужчинам, с которыми спала. Здесь вы немного отстали от жизни. Удивляетесь, когда я обнажаюсь и надеваю золотое украшение на бедра. Раньше у меня были друзья, я их очень любила. Я устраивала у себя праздники. Было много цветов, духов, дорогих мехов. Друзья дарили мне предметы искусства, статуи, машины… Когда я лежу голая под простыней, это напоминает мне прошлую жизнь. Я любовалась своим отражением в зеркале, как актриса… Как по волшебству, я становилась кем хотела. Я даже делала глупости. Была морфинисткой, нюхала кокаин. У меня были любовники… Они приходили ко мне ночью. Всегда вдвоем. С ними приходили парикмахеры, и мы рассматривали почтовые открытки». Она влюблена в одного из врачей и заявляет, что она его любовница. Рассказывает, что у нее была трехлетняя дочь. Говорит, что у нее есть также шестилетняя дочь, очень богатая, сейчас она путешествует. Ее отец – очень шикарный мужчина. «Она рассказывает еще с десяток подобных историй. В каждой речь идет о неестественной жизни, которой она живет в своем воображении».

Очевидно, что эта болезненная мечтательность была направлена в основном на утоление нарциссизма девушки, которая не рассчитывает на достойную ее жизнь и боится столкнуться с истиной существования; у Мари Б. процесс компенсации, характерный для многих девочек-подростков, просто дошел до крайности.

Однако девушке недостаточно одинокого поклонения самой себе. Чтобы состояться, ей необходимо существовать в сознании другого человека. Часто она ищет помощи у подруг. Несколькими годами раньше задушевная подружка помогала ей вырваться из материнского круга и познавать мир, в частности мир секса; теперь подруга является одновременно и объектом, позволяющим девушке преодолеть границы своего «я», и свидетелем, возвращающим ей это «я». Некоторые девочки демонстрируют друг другу свое обнаженное тело, сравнивают грудь; достаточно вспомнить сцену из «Девушек в униформе», где показаны подобные рискованные игры пансионерок; они ласкают друг друга, иногда безотчетно, а иногда и со знанием дела. Почти у всех девушек наблюдаются лесбийские наклонности; Колетт в «Клодине в школе» пишет об этом прямо, Розамунда Леманн в «Пыли» ограничивается намеками; эти наклонности почти не отличаются от нарциссического упоения: девушка вожделеет в другой собственную нежную кожу, собственные изящные формы; и наоборот, преклонение перед собой предполагает культ женственности как таковой. В сексуальном отношении мужчина – субъект; поэтому в норме желание, влекущее мужчин к отличному от них объекту, разделяет их; но женщина есть абсолютный объект желания; вот почему во всех лицеях, школах, пансионах, мастерских так часто встречается «особенная дружба»; иногда это чисто духовные отношения, иногда – в полном смысле слова плотские. В первом случае подруги раскрывают друг другу душу, делятся секретами; знак высшего и страстного доверия – показать избраннице свой дневник; в отсутствие половых отношений подруги проявляют друг к другу предельную нежность и нередко обмениваются физическими доказательствами своих чувств: так Наташа прижигает себе руку раскаленной докрасна линейкой, чтобы доказать свою любовь к Соне; но чаще всего они называют друг друга множеством ласковых имен, обмениваются пылкими письмами. Вот, к примеру, что пишет любимой подруге Эмили Дикинсон, юная пуританка из Новой Англии:

Сегодня я целый день думаю о вас, а ночью видела вас во сне. Мы гуляли в чудесном саду, я помогала вам нарезать букет роз, но никак не могла набрать полную корзину цветов. Целый день я молюсь, чтобы увидеть вас во сне, а по мере того как приближается ночь, мне становится все радостнее, я с нетерпением считаю минуты, отделяющие меня от темноты и сновидений, в которых я вижу никогда не наполняющуюся корзину…

В работе «Душа подростка» Мендус приводит немало подобных писем:

Дорогая Сюзанна… Мне хотелось бы начать свое письмо со стихов из Песни песней: О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Как библейская невеста, вы похожи на саронский нарцисс, на лилию долин, и для меня вы всегда значили больше, чем обычная девушка; вы были символом множества прекрасных и возвышенных вещей… и поэтому, о моя чистейшая Сюзанна, я люблю вас чистой и бескорыстной и даже немного религиозной любовью.

Другая девушка пишет в дневнике о менее возвышенных чувствах:

Мы сидели рядом, она своей белой ручкой обнимала меня за талию, одна моя рука лежала на ее круглом плече, а другая прижималась к ее обнаженной руке. Я прикасалась телом к ее нежной груди и прямо перед собой видела ее приоткрытый ротик и хорошенькие