Второй пол - Симона де Бовуар

мужчины – не только лестный знак внимания, но и оскорбление; в той мере, в какой она чувствует ответственность за свое обаяние и ей кажется, что пользуется им по своей воле, победы кружат ей голову; но поскольку ее внешность, ее формы и плоть суть переживаемая данность, она хочет спрятать их от этой чужой и нескромной свободы, жаждущей ими обладать. Именно в этом глубинный смысл той изначальной стыдливости, которая непонятным образом сочетается с самым смелым кокетством. Девочка может отважиться на самые дерзкие выходки, потому что не понимает, что они обнаруживают ее пассивность: как только она замечает это, ее охватывает страх и гнев. Нет ничего более двусмысленного, чем взгляд; он существует на расстоянии и потому кажется почтительным, но он коварно завладевает тем образом, на который направлен. Вступающая в жизнь женщина окружена подобными ловушками. Она уже начинает отдавать себя, но тут же съеживается и убивает в себе желание. Ее не до конца сформировавшееся тело ощущает ласку то как нежное удовольствие, то как неприятную щекотку; поцелуй сначала волнует ее, а потом вдруг смешит; за каждой ее уступкой следует бунт; она позволяет себя поцеловать, но нарочито вытирает губы; ее улыбка и нежность могут неожиданно смениться иронией и враждебностью; она дает обещания и сознательно про них забывает. Такова Матильда де ла Моль, очарованная красотой и редкими качествами Жюльена, желающая обрести в любви исключительную судьбу, но сердито отвергающая господство собственных чувств и чужого сознания; она переходит от раболепства к высокомерию, от мольбы к презрению; отдавая что-то, она тут же заставляет за это платить. Такова Моника, чей портрет рисует Марсель Арлан: она путает любовное смятение и грех, любовь для нее – постыдное самоотречение, ее кровь бурлит, но этот пыл ей ненавистен, она покоряется, но тут же артачится.

«Незрелый плод» защищается от мужчины, выставляя напоказ свою детскую и порочную природу. Девушку часто изображали наполовину дикаркой, наполовину смиренницей. Так, например, описывает ее Колетт в «Клодине в школе», а также в «Ранних всходах», в образе соблазнительной Винки. Винка пылко интересуется окружающим миром и чувствует себя в нем госпожой; но в ней живет и любопытство, чувственное и романтическое желание мужчины. Она пропадает в зарослях ежевики, ловит креветок, лазит по деревьям и в то же время вздрагивает, когда ее приятель Фил касается ее руки; она познает смятение, превращающее тело в плоть, впервые приоткрывающее в женщине женщину; она взволнована, хочет выглядеть красивой, иногда она причесывается, красится, надевает кисейные платья, ее забавляет кокетство, возможность соблазнять; но поскольку она хочет и существовать для себя, а не только для другого, ей случается временами бегать в старых некрасивых платьях, в мешковатых штанах; какая-то часть ее самой осуждает кокетство и считает его отказом от своего «я», поэтому она нарочно пачкает пальцы чернилами, выходит из дому непричесанная, грязная. Из-за этого бунтарства она делается неловкой, и это вызывает у нее досаду; она сердится, краснеет, становится еще более неуклюжей и в конце концов начинает ненавидеть свои неудачные попытки понравиться. На этом этапе девушка уже не хочет быть ребенком, но еще не соглашается стать взрослой, она недовольна и своим ребячеством, и женским смирением. Она отвергает все.

Это и есть главная характеристика девушки, позволяющая понять большинство ее поступков; она не согласна с уделом, уготованным ей природой и обществом, но не отвергает его позитивно; в ней царит слишком сильный разлад, она не может вступить в борьбу с миром, ограничиваясь бегством от реальности или символическим протестом. В каждом ее желании кроется тревога: она жаждет вступить во владение своим будущим, но боится порвать с прошлым; ей хочется «иметь» мужчину, но быть его добычей ей отвратительно. В свою очередь, любой ее страх скрывает желание: изнасилование внушает ей ужас, но она стремится к пассивности. Поэтому она обречена лицемерить и хитрить; она предрасположена к негативным навязчивым идеям самого разного свойства, в которых выражается двойственность желания и страха.

Одна из самых распространенных среди девушек форм протеста – насмешка. Лицеистки, мидинетки «прыскают», рассказывая друг другу любовные или непристойные истории, разговаривая о флирте, видя мужчин или целующихся влюбленных; я знала школьниц, которые специально ходили в Люксембургском саду по аллее влюбленных, чтобы посмеяться; другие посещали турецкие бани, чтобы поиздеваться над толстыми дамами с отвислыми животами и грудями; насмешки над женским телом, над мужчинами, над любовью – это способ не признавать сексуальность; эти смешки – не только вызов взрослым, но и попытка преодолеть собственное смущение; девушки играют с образами, со словами, чтобы уничтожить их опасную магию; так, при мне ученицы четвертого класса «прыснули», обнаружив в латинском тексте слово «femur» (бедро, задняя нога). И тем более, если девушка позволяет себя целовать и тискать, она возьмет реванш, расхохотавшись в лицо партнеру или высмеивая его с подругами. Помню, как однажды ночью в купе железнодорожного вагона две девушки по очереди обнимались с коммивояжером, очень довольным такой удачей; в перерывах девушки истерически смеялись: компромисс между сексуальностью и стыдом вернул их к поведению переходного возраста. Девушки ищут помощи не только во взрывах хохота, но и в языке: в устах некоторых из них можно услышать такие выражения, от которых покраснели бы их братья; их это не пугает, тем более что из-за почти полного неведения выражения эти не вызывают у них сколько-нибудь четких образов; цель этого сквернословия – если не помешать этим образам формироваться, то по крайней мере обезопасить их; неприличные истории, которые рассказывают друг другу лицеистки, призваны не столько удовлетворить сексуальные инстинкты, сколько отвергнуть сексуальность: они хотят видеть в ней только смешные стороны, считать секс механической, почти хирургической операцией. Но, так же как и насмешки, обсценная лексика есть не только протест: это вызов взрослым, нечто вроде кощунства, намеренно порочное поведение. Отвергая природу и общество, девушка провоцирует их, бросает им вызов с помощью самых разных странностей. У нее часто наблюдаются пищевые мании: она ест карандашные грифели, облатки, щепки, живых креветок, десятками глотает таблетки аспирина, а иногда даже мух и пауков; одна моя знакомая девушка, надо сказать весьма разумная, делала и заставляла себя пить какие-то ужасные смеси из кофе и белого вина; кроме того, иногда она грызла сахар, смоченный в уксусе; другая, обнаружив в салате червяка, решительно съела его. Все дети с увлечением изучают мир глазами, руками – и, более лично и тесно, ртом; но девочка в переходном возрасте с особым удовольствием изучает все несъедобное и отвратительное. Их часто привлекает именно «отвратительное». У одной красивой, в меру кокетливой и аккуратной