конечно, женщины сравнивают себя друг с другом, но вызов – это не пассивное сопоставление, это столкновение двух свобод, имеющих власть над миром и стремящихся ее расширить; залезть выше, чем товарищ, заломить ему руку – это утвердить свое господство над всей землей. Девушке запрещено вести себя как завоеватель, запрещено применять силу. Разумеется, в мире взрослых грубая сила обычно не играет большой роли, и все же она неотступно присутствует в нем; мужчины своим поведением часто напоминают о возможности насилия: ссоры вспыхивают на каждом углу; по большей части они кончаются ничем, но стоит мужчине доказать кулаками свою волю к самоутверждению, как он укрепляется в чувстве своего господства. В ответ на любую обиду, на любую попытку превратить его в объект мужчина может ударить или подвергнуться ударам, он не позволяет чужой трансценденции превзойти себя, не поступается своей субъектностью. Насилие – это подлинное испытание власти каждого над самим собой, над своими страстями и волей; полностью отказаться от него – значит отказать себе во всякой объективной истине, замкнуться в абстрактной субъектности; гнев и возмущение, не находя выражения в мускульных усилиях, остаются воображаемыми. Невозможность запечатлеть движения души на поверхности земли – страшная фрустрация. На юге Соединенных Штатов неграм строго запрещено применять насилие по отношению к белым; именно в этом запрете – ключ к загадочной «черной душе»; то, как негр испытывает себя в мире белых, типы поведения, с помощью которых он к нему приноравливается, и компенсаций, к которым он стремится, – все его чувства и действия объясняются пассивностью, на которую он обречен. Во время оккупации французы, принявшие решение не прибегать к насильственным действиям против оккупантов даже в случае провокации – из эгоистической осторожности или из-за требований долга, – чувствовали, что их положение в мире стало совершенно иным: по чужой прихоти они превратились в объекты, их субъектность больше не находила конкретного выражения, стала чем-то второстепенным. Ясно поэтому, что юноше, которому позволено властно заявлять о себе, мир видится совсем иным, чем девушке, чувства которой не могут непосредственно выражаться в действиях; первый без конца подвергает его сомнению, в любой момент готов восстать против данности, а значит, когда он принимает ее, у него создается впечатление, что он ее активно подтверждает; вторая же лишь испытывает ее на себе; мир определяется без ее участия и потому выглядит неизменным. Ее физическое бессилие выражается в робости более общего характера: она не верит в свои силы, поскольку никогда не опробовала их телесно, она не решается что-либо предпринять, изобрести, взбунтоваться; обреченная на послушание и смирение, она может лишь принять место, уготованное ей в обществе. Она воспринимает порядок вещей как данность. Одна женщина рассказывала мне, что в молодости она яростно, хоть и неискренне, отрицала свою физическую слабость; ей казалось, что принять ее – значит утратить желание и решимость чем-либо заниматься, даже в таких областях, как умственный труд и политика. У меня была одна знакомая девушка, которую воспитывали как мальчика; она была очень сильной и полагала, что не уступает мужчинам; хотя она была очень хороша собой и каждый месяц мучилась от болезненных менструаций, она совершенно не сознавала себя женщиной и была резвой, полной жизни, предприимчивой и храброй, как мальчик: могла без колебаний ввязаться в уличную драку, если видела, что обижают ребенка или женщину. Но после пары неудачных опытов она поняла, что грубая сила – достояние мужчин. Осознав свою физическую слабость, она в значительной мере утратила самоуверенность и постепенно превратилась в женщину, реализовала себя в пассивности, приняла свою зависимость. Потерять доверие к своему телу – значит потерять веру в себя. Достаточно взглянуть, какое значение придают юноши своим мускулам, чтобы понять, что любой субъект мыслит свое тело как собственное объективное выражение.
Эротические импульсы у юноши только подтверждают его гордость своим телом: в них он видит признак своей трансценденции и власти. Девушке иногда удается принять свои желания, но чаще всего она воспринимает их как постыдные. Она стесняется всего своего тела. Из-за недоверия, которое она с раннего детства питала к тому, что у нее внутри, менструальный цикл воспринимается ею как нечто подозрительное и потому отвратительное. Менструальная повинность превращается в серьезный изъян в силу психического отношения к ней. Угроза, тяготеющая над девушкой в определенные периоды, может казаться ей настолько невыносимой, что она откажется от походов, от удовольствий из страха, что кто-нибудь узнает о ее несчастье. В свою очередь, отвращение к месячным отражается на организме, усугубляя недомогание и боли. Мы видели, что для женской физиологии характерна тесная связь между функционированием эндокринной и нервной системы; они взаимодействуют; тело женщины и особенно девушки – это «истерическое» тело в том смысле, что в нем, так сказать, психическая жизнь неотделима от своих физиологических проявлений. Потрясение, которое переживает девушка в связи с перестройкой организма в пубертатный период, усиливает болезненность этой перестройки. Поскольку она не доверяет собственному телу и с тревогой следит за ним, ей кажется, что она больна, – и она действительно заболевает. Как мы уже говорили, женское тело и в самом деле уязвимо, в нем присутствуют чисто органические расстройства; но гинекологи в один голос утверждают, что девять десятых их пациенток – мнимые больные, то есть либо их недуги не имеют никакой физиологической реальности, либо само органическое нарушение возникает под влиянием психики. Женское тело подтачивает прежде всего тревога перед женской участью.
Итак, биологическое положение женщины является изъяном только по причине того, в каком разрезе оно воспринимается. Нервозность и нестабильность вазомоторной системы, если она не доходит до патологии, не препятствуют никаким занятиям: у мужчин тоже встречаются самые разные темпераменты. Ежемесячное недомогание, даже болезненное, но длящееся один-два дня, также ничему не препятствует: многие женщины прекрасно к нему приспосабливаются, особенно те, кого это «проклятие» могло бы стеснять больше других, – спортсменки, путешественницы, женщины, занятые тяжелым трудом. Большинство профессий не требуют усилий, превосходящих женские возможности. Спортсмены не ставят своей целью достижение результатов, не зависящих от физических возможностей, они стремятся к полному осуществлению возможностей каждого конкретного организма; чемпион в «весе пера» ничем не хуже чемпиона-тяжеловеса; чемпионка-лыжница не считается ниже чемпиона-мужчины, хотя он бегает быстрее ее: они соревнуются в разных категориях. Именно спортсменки, положительно заинтересованные в самореализации, меньше всего ощущают свою неполноценность по сравнению с мужчиной. Тем не менее физическая слабость не позволяет женщине познать уроки насилия, но, если бы для нее существовала возможность иначе утвердиться в своем теле и выделиться в мире, этот недостаток было бы легко компенсировать. Если бы она плавала, взбиралась
