Апокриф - Владимир Гончаров

Профессионализм в некоторых областях человеческой деятельности, кажется, подразумевает необходимость определенного «нравственного отупения», способность к которому, скорее всего, является обязательным условием того, что тот или иной индивид вообще сможет хорошо выполнять ту или другую работу. Проблема только в том, как далеко может зайти в своем развитии неизбежная профессиональная деформация.

У Анса Гваара она зашла за такие пределы, что он не слишком смутился, когда несколько лет назад, уже служа папаше Дрио, услышал от последнего, хотя и не прямым текстом высказанное, но, тем не менее, совершенно определенное поручение, решить некую проблему известным бывшему гэбэровцу способом. То обстоятельство, что человек, от которого следовало избавиться, вовсе не был «белым и пушистым», но, напротив, по всем человеческим понятиям, являлся грязной скотиной, как-то удачно сгладило в собственных глазах Гваара тот неприятный факт, что в данном случае его действия никак не могли быть оправданы, ни принесенной присягой, ни высокой государственной необходимостью. Кроме того, ему уже не требовалось быть непосредственным исполнителем. Выяснилось, что дистанцирование от жертвы помогает ничуть не хуже, чем успокоительные слова капеллана. Ну, а потом… Потом было еще несколько подобных задач, с которыми руководитель службы безопасности папаши Дрио справился умело, чисто и в поставленные сроки. Освоился, в общем, с работой на новом месте.

— Самое главное, как мне кажется, — отвечал Гваар своему боссу, — это не допустить повторных выступлений мальчишки со своей… э-э-э… назовем это проповедью. Как я выяснил, подобные планы не только имеются, но и находятся в стадии подготовки. Что касается нас, то, как я уже говорил, мы почти не знаем механизма… ну, в общем, как все это работает. Например, усиливается ли феномен вследствие повторных воздействий или ослабляется… Раз нет времени на исследования, то уж, во всяком случае, не нужно ставить экспериментов на собственном бизнесе, господин Дрио! Итак, будем исходить из того худшего предположения, что повторная… э-э-э… процедура закрепляет эффект… э-э-э… воздержания от участия в игре у тех, кто находится под воздействием «проповеди», и возобновляет его у тех, кто в силу каких-то причин вышел из-под влияния… А это нас никак не устраивает. Если дело действительно обстоит так, то пускать его на самотек недопустимо. Никаких компромиссов быть не может: надо все это прекращать.

Папаша Дрио и Диадарио слушали внимательно, не перебивая, и Гваар продолжил развивать свою мысль:

— Тем не менее, я полагаю, что для… э-э-э… крайних шагов оснований пока нет. Достаточно надавить на некоторые рычаги и заблокировать повторные выступления всей этой компании, то есть в первую очередь, конечно, мальчишки и «краснокаменного» попа…

— Кстати, о попах… — сказал папаша Дрио, скупым жестом приостановив речь своего служащего. — С «краснокаменным» — все ясно. Он, что называется, «притча во языцех». А наши-то, «белокаменные», как сюда затесались? Откуда эти палки мне в колеса? Может, епископ на всякий случай в обе стороны глядит?

— Не думаю, босс, — отрицательно покачав головой, ответил Гваар, — по моим сведениям, они влезли в это дело просто по глупости… Ну, вроде, предложили из муниципалитета: вопросы нравственности и все такое… Второго дна они конечно не увидели. Оно, и правда: раньше все такого рода выступления были как мертвому припарка. Ну, к тому же не хотелось очередные очки конкуренту из другой церкви отдавать. Он, этот Фантес, и так у них постоянно паству отбивает. Они даже у кого-то в епископской канцелярии спросили: можно ли с «краснокаменным» в одной передаче выступить, чтобы свою марку поддержать. Ну, им и разрешили… Просчитать последствия не смогли. Они там, хотя и ведают о нашем… кгхм… альянсе с епископом, но то, что этот Острихс Глэдди такая бомба, понятное дело, не предполагали… А вы сами, босс, с епископом не говорили по этому поводу? Ведь у вас с ним напрямую…

— Говорил. Три дня назад говорил, — без промедления отозвался папаша Дрио. — Клянется, что ни сном, ни духом. От одного имени этого Фантеса его трясет. А своим балбесам обещает по ушам надавать, чтоб впредь неповадно было. Оно, конечно, поделом, но поздно. Однако и я его, старого брехуна и двурушника, знаю. Он соврет — недорого возьмет. Вот я и хотел твое впечатление, сынок, узнать, не метнулся ли наш праведник к мэру… Ну, с этим ясно. Будем исходить из того, что епископ по-прежнему наш… А мэр? Конечно, в курсе, скотина? Его рук дело?

Гваар несколько помедлил, прежде чем ответить:

— Совершенно очевидно, что в курсе, но все обставил так, будто он к этому делу отношения не имеет. Тут, я полагаю, фокус в том, чтобы затруднить рассмотрение всей этой истории в контексте его и нашей избирательной компании. Тут нашему мэру, что называется, подфартило: инициатива действительно исходила от Хаардика Фантеса. Это я установил совершенно точно. Однако здесь же и слабое место. Дистанцировавшись от попа и мальчишки, он лишил их, а также других, так сказать, «энтузиастов» из комиссии муниципалитета, прикрытия. Так что — кому-то денег заслать, где-то — надавить, и сколь-либо широкая аудитория для всей этой компании будет закрыта. А без этого им останется только одиночек увещевать, что заметного ущерба нам… в смысле, вам, не причинит.

— А что делать с тем, что мы уже потеряли?! — неожиданно вскипела Диадарио. — За это кто заплатит? Может быть, вы возместите, Гваар? Это же вы у нас за безопасность отвечаете! У меня избирательная компания в разгаре, а в кассе — пусто! Тут целая туча звезд кино и эстрады должна была прикатить, электорат ублажать. Чем им платить прикажете?! Из вашего жалования? Не хватит даже его, уверяю вас! Да и в долг взять неоткуда. Вы знаете, насколько упали наши акции?! А шайка мэра с удовольствием раздувает слухи о падении нашего кредитного рейтинга до нуля! Знаете?!

Диадарио выкрикивала все эти инвективы, несмотря на предостерегающий жест отца. А Гваар, будучи знаком со взрывным характером наследницы папаши Дрио, спокойно ждал, пока она выплеснется, если и не до конца, то в основном. Дождавшись окончания эмоциональной эскапады, он вновь совершенно спокойно заговорил:

— В любом бизнесе случаются убытки, подлежащие безусловному списанию. С явных виновников ущерба возмещение получить совершенно точно не удастся. Ни по закону, перед которым они чисты, ни, так сказать, по понятиям… Священник просто нищ, а у мальчишки ничего собственного пока нет… Можно, конечно забрать небольшой бизнес у его отца, но затраты на это, я полагаю, будут сравнимы с кушем. Ну, если только в качестве сатисфакции…

— Вот именно! — с неостывшей яростью выкрикнула Диадарио. — Нужно хотя бы отомстить!

— Отомстить? — очень спокойно, будто бы пробуя это слово на вкус, спросил папаша Дрио. — Ты же, дочка, в политику, кажется, идешь? Там месть — дело десятое, если не последнее. Главное — целесообразность. Да и вообще подумай: мы (!)… и вдруг мстим нищему попу и глупому студенту… Это как, по-твоему? Не мелко?

— А что же?! Так оставим? — довольно злобно осведомилась дочурка.

— Нет, спускать тоже нельзя, — снисходительно пояснил папаша Дрио, — иначе все поймут это так, что гадить у нас перед дверью позволено кому угодно. Тогда такое начнется, — только держись! Нет, оставлять нельзя, — снова подтвердил он, — но называется не отомстить, а наказать. Чувствуешь разницу?

— Не особенно, — буркнула Диадарио.

— Объясняю: в мести — только неразумная злоба, а в наказании — справедливость и назидание. Понимаешь?

— Называй, как хочешь, отец, но то, что головы им поотрывать нужно, — это совершенно ясно.

— И опять, дочка, ты не права! Скажем, попу голову оторвать или там, просто, по ней хорошенько стукнуть, можно. Чтобы впредь не лез, куда не надо. А вот мальчишку этого гораздо полезнее к нашему делу приспособить. Ты об этом не думала? Нет? Плохо! Опять же напоминаю, что ты политикой собираешься заниматься. А политика — это сплошные комбинации и альянсы. «Нравится», «не нравится» — это там никому не нужно. Только полезно или вредно…

— Слушай, отец! Ты мне, что, до утра будешь нотации читать? К чему ты это все говоришь? — с неутихающим раздражением огрызнулась Диадарио.

— А к тому я это говорю, дура ты моя дорогая, — все так же спокойно и назидательно продолжал папаша Дрио, — что один этот пацан, если его припрячь к нашей телеге, запросто заткнет за пояс всю звездную кодлу, которую ты наняла, чтобы она зазывала тебе избирателей. Да что там одну! Десяток таких заткнет! Вот и будет тебе компенсация. Неужели не понятно? Вон, Гваар уже давно все понял. По роже видно!

Гваар действительно все понял. Он давно научился определять настоящую волю своего босса по тем, часто двусмысленным вешкам, которыми папаша Дрио обозначал для своих подчиненных желательный для него ход развития событий. И чем дальше за гранью закона стояли эти знаки, тем меньше конкретных указаний было в словах старой сволочи. Очень внимательно следил папаша Дрио за тем, чтобы его речи никаким образом нельзя было подшить к какому-нибудь уголовному делу. Не царское это дело — нести судебную ответственность. На это есть исполнители. Им за это, собственно, немалые деньги платят. И за понятливость, и за молчание, и за риск.