Апокриф - Владимир Гончаров

Закончив короткий внутренний монолог, священник в своей манере не стал выдвигать для Острихса никаких собственных предложений. Хаардик часто пользовался этим приемом: давал до конца высказаться собеседнику, который уже шел в нужном направлении, и в подходящий момент только одобрял подобранный им, казалось, с поверхности ответ. По наблюдениям настоятеля Фантеса, решения, которые люди считают своими, они реализуют гораздо с большим удовольствием и рвением, чем навязанные со стороны.

— Как тебе сказать? — счел он возможным ответить Острихсу, — Нужно или не нужно — это решать тебе… А вот насчет «можно»… Тебя ведь беспокоит оценка того, что ты сегодня сделал, с позиции добра и зла? Я полагаю, это, однозначно, во благо. Так что, если и дальше в таком же духе… думаю, можно!

— Тогда, может быть, попробуем реализовать мою идею? — тут же с воодушевлением отреагировал на авторитетное заключение Острихс.

— Уже идею? Ну, что ж… Излагай.

Глава 9. Ошибка

Все-таки Хаардик Фантес поспешил, назвав чудесное исцеление непутевого внука госпожи Ашбу от явного порока однозначным благом. Надо полагать, что, рассматривая под большим увеличением любое, казалось бы, совершенно бесспорное «доброе дело», почти всегда можно обнаружить хотя бы одного того, кому совершившееся благодеяние доставит разочарование и досаду. Тут, наверное, допустимо заподозрить и некоторую закономерность: чем шире круг облагодетельствованных, тем больше будет тех, кому это обстоятельство причинит какого-либо рода огорчение. Отсюда, разумеется, не следует делать скоропалительного вывода, будто творить добро (в собственном понимании) вовсе не стоит, дабы не причинить соответствующей меры зла (в чьих-нибудь глазах), однако, и не следует удивляться тому, что в азарте реализации человеколюбивых замыслов можно натолкнуться на неожиданное и резкое сопротивление.

Суть благородной идеи, внезапно возникшей в мозгу у Острихса, напрямую вытекала из только что совершенного им и недвусмысленно одобренного Хаардиком «чуда». Другие люди на их месте взяли бы, да и открыли какой-нибудь платный кабинет по излечению больных игровой зависимостью и спокойно стригли купоны, вполне безопасно сопрягая выгодное с благим. Однако чистое бессеребреничество обоих героев в сочетании с порывом молодой души одного из них и гордыней подвижничества — второго такого примитивного развития событий допустить не могли.

Острихс задумал оделить счастьем освобождения от рабства азарта всех, до кого только сможет дотянуться силой своего дара и, разумеется, безвозмездно. Он представлял себе это в виде некой просветительской акции ну… опять же, наподобие той, в которой участвовал зимой. Собственно, другого опыта массового воздействия на людей (кроме, конечно, участия в рекламе тупсаровского мороженного, о чем вспоминать было немного стыдно) он не имел. Дело оставалось за малым: как-то сподобиться заинтересовать своей идеей тех, кто смог бы организовать все это в техническом плане. И здесь Острихс рассчитывал на помощь настоятеля Фантеса, которого не вполне обоснованно считал влиятельным лицом, принимая во внимание только его сан и многочисленных знакомых.

Что касается священника, то высказанная его молодым другом идея вполне укладывалась в гордый замысел целой цепи нравственных влияний на «стадо человечье», который уже почти сложился в голове неугомонного служителя Великой Сущности. Имея в руках такой инструмент, как Острихс, оставалось только освоиться с особенностями его применения, так сказать, разработать наиболее продуктивную методику использования, а далее — лишь выбирать направления воздействий.

Что особенно ценно, эта схема служения Богу, как его понимал Хаардик, уже не требовала завоевания непременно высокого (а предпочтительно, высшего) места в церковной иерархии. Тут Провидение давало ему непосредственную силу, по сравнению с которой, в сущности своей — административная власть иерарха была просто ерундой. А власть, как таковая, без ее прикладного значения, Хаардику была не нужна. Не говоря уже о том, что он давно осознал свою совершенную неудачу на выбранном когда-то пути к вершине пирамиды, именовавшейся Церковью Бога Единственного и Светоносного.

Совершенно не заблуждаясь относительно степени своего влияния на различные административные и финансовые рычаги Ялагила, настоятель Фантес, тем не менее, понимал, что сам Острихс, несмотря на уже приобретенную некоторую известность, представляет из себя в этом смысле еще меньшую величину. Поэтому он решил взять организацию кафедры, с которой начнет вещать новый пророк, на себя и попросил одного из приятелей по «философскому кружку», бывшего муниципальным советником, посодействовать в организации встречи с главою городской администрации. Хлопоты увенчались успехом, и аудиенция была назначена.

Мэр города, предполагавший, что священник напросился к нему на прием для того, чтобы чего-нибудь выклянчить, принял Хаардика по-началу довольно сухо, но потом, когда вник в существо предложений настоятеля «краснокаменного» храма, неожиданно заинтересовался. Причем заинтересовался настолько, что некоторым образом поразил внезапно горячим участием своего посетителя.

Пружины, которые побуждали городского мэра к тем или иным действиям, для Хаардика, остававшегося, при всем его несколько однобоком практицизме, политическим наивом, были тайной за семью печатями. Зато для самого принимавшего его чиновника все складывалось в простейшую комбинацию — двухходовку.

Дело состояло в том, что через полгода в Ялагиле должны были пройти выборы нового мэра, и нынешний — естественным образом желал сохранить этот пост за собою. В качестве его главного соперника в борьбе за главный приз уже определилась госпожа Диадарио, бывшая дочерью господина Дрио, каковой был широко известен тем, что держал в своих не совсем чистых руках всю сеть игрового бизнеса в городе и окрестностях. Понятное дело, что избирательная компания, которую успешно вела амбициозная молодая женщина, стоила немалых денег и на девяносто процентов финансировалась из того самого источника, который для значительного числа ее невоздержанных в азарте сограждан, являлся черной дырой, исправно высасывавшей их трудовые и не очень трудовые сбережения. Папаша Дрио денег не жалел, справедливо полагая мэрский пост только первой ступенью на пути восхождения его любимой дочери к политическим вершинам…

Мэр кое-что слышал уже о том, что в его городе вроде бы завелся некий феномен в виде молокососа с уникальными способностями к убеждению. В частности, об этом тростил ему председатель муниципалитета, соратник, так сказать, по сражению за руководящие посты. Этот даже высказывал нечто вроде идейки о привлечении юного дарования к предвыборной борьбе на своей стороне, но мэр лишь отмахнулся, полагая всю историю, если и не выдумкой, то изрядным преувеличением. Казалось легкомысленным строить серьезный политический расчет на мальчишке, о котором болтают какие-то сомнительные вещи, и вкладывать средства выборного фонда, которых всегда остро не хватает, в мероприятие, могущее окончиться пшиком. Более того: в случае неудачи еще и на смех поднимут!

И вот перед мэром сидит этот самый поп, фигура, прямо сказать, тоже весьма противоречивая. Иметь с ним дело и соблазнительно, и опасно. Соблазнительно, потому что, по имеющимся сведениям, его немногочисленная, но постоянно растущая «краснокаменная» паства, конечно же, способна добавить некую толику электората в предвыборную копилку мэра. Опасно — потому, что у «белокаменной» епархии он — постоянное бельмо на глазу. Местный епископ и так норовит примкнуть к банде папаши Дрио, поскольку тот постоянно (и не хило!) жертвует в пользу церкви Бога Единого и Светлого. А у самого мэра с архиереем — не очень… Особенно, после того, как муниципальное собрание отказалось предоставить владыке лакомый кусок земли в Центральном парке на берегу озера под новую резиденцию. Как будто мэр в том виноват! Так что тесные контакты с «краснокаменными» в свете предстоящей схватки могут выйти боком…

Но, странный поп предлагает забавную вещь! Он, видите ли, обеспокоен пагубным увлечением значительной части сограждан азартными развлечениями в механических казино! Это, понимаете ли, разрушительно действует на личность, пускает деньги обывателей на ветер, отнимает их у детей, ведет к распаду семейных очагов, росту преступности и что-то там еще… Короче, настоятель единственного в Ялагиле «краснокаменного» храма хочет попробовать уговорить несчастных грешников отойти от пагубы. При этом поп не сам собирается уговаривать, а считает, что это способен сделать его молодой друг — Острихс Глэдди, тот самый, о котором дул в уши мэру председатель муниципалитета.