Золотые миры.Избранное - Ирина Кнорринг

«От женских слёз — до нежности мужской…»

От женских слёз — до нежности мужской,От слов тоски — до исступлённой страсти.Не трудно утешать в беде большойСловами одиночества и счастья.

Но трудно даже помогать в борьбеХорошим, умным и спокойным словом.Ты дал мне столько нежности суровойЗа все стихи и слёзы о тебе.

Но — если грозы напряжённой стаейДавно уж пронеслись над головой?Но — если жизнь, бессмысленно-пустая,Плывёт без драм, без бурь, без ничего?

Ты жизнь прошёл — дорога — то большая!Всё жадно чувствуя, всё замечая,И не увидел сердца моего.

6. V.38

«Я хочу человеческой жалости…»

Я хочу человеческой жалости,Хоть немножко чужого тепла.Я заплакать могу от усталости(Я которую ночь не спала!)

Мне не стыдно признаться в бессилии,В неудачах во всём и везде.Всё равно: и не вырастут крылья,И рука не окрепнет в труде.

Всё равно: ничего не изменится,Всё, как было, везде и всегда.Доживу добровольною пленницейБесполезно-пустые года.

И в тоске по ненужной свободе,По каким-то забытым словам,Жизнь уходит, уходит, уходит…

16. VI.38

ОКНО В СТОЛОВОЙ («Снова — ночь. И лето снова…»)

Снова — ночь. И лето снова(Сколько грустных лет!).Я в накуренной столовойПотушила свет.

Папироса. Пламя спички.Мрак и тишина.И покорно, по привычкеВстала у окна.

Сколько здесь минут усталыхМолча протекло!Сколько боли отражалоТёмное стекло.

Сколько слов и строчек чётких,И ночей без снаУмирало у решёткиЭтого окна…

В отдаленье — гул Парижа,(По ночам — слышней).Я ведь только мир и вижу,Что в моём окне.

Вижу улицу ночную,Скучные дома,Жизнь бесцветную, пустую,Как и я сама.

И когда тоски суровойМне не превозмочь,Я люблю окно в столовой,Тишину и ночь.

Прислонясь к оконной рамеВ темноте ночной,Бестолковыми стихамиГоворю с тобой.

И всегда тепло и простоОтвечают мнеНаши камни, наши звёздыИ цветы в окне.

26. VI.38

«Ещё госпиталь снится ночами…»

Ещё госпиталь снится ночами,Ещё дома, как будто в гостях.Непривычно и странно вначале…И усталость… Но это пустяк.

Напряжённые слухи. Газеты.Разговоры о близкой войне.И тревога, сверлящая где-то,И бессилье, как будто во сне…

И, сплетая привычные строфы,Смутно чувствуя в хаосе тьмыПриближенье большой катастрофыИ, быть может, — последней зимы…

Я брожу по осеннему парку,Разгоняя ненужную грусть.Жду письма со швейцарскою маркойИ уже ничего не боюсь.

26. II.38

«Я уж не так молода, чтобы ехать в Россию…»

Я уж не так молода, чтобы ехать в Россию.«Новую жизнь» всё равно уже мне не начать.Годы прошли беспощадно-бесцельно-пустыеИ наложили на всё неживую печать.

Жизнь прошаталась в тумане обманчиво-сером,Где даже отблеск огня не сверкал вдалеке.Нет у меня ни отчизны, ни дружбы, ни веры —Зыбкое счастье на зыбком и мёртвом песке.

А впереди — беспощадная мысль о расплате:Боль отреченья, позор примиренья с судьбойБелая койка в высокой и душной палате.Крест деревянный, сколоченный верной рукой.

23. XI.38

«Я Богу не молюсь и в церковь не хожу…»

Я Богу не молюсь и в церковь не хожу.России не люблю, не плачу об утрате.Нет у меня друзей… И горько я слежу,Как умирает день на медленном закате.

Как умирает жизнь, — спокойно, не спеша,Как каждый день ведёт навстречу смерти.Умрут мои стихи. Умрёт моя душа.Зароют глубоко истерзанное тело.

Конец? — Так что ж? Ведь мне себя не жаль.Последний, тайный стон последней грусти.О чём моя тоска? О ком моя печаль?Зачем моя любовь и боль ночных предчувствий?

От неподвижных дней, от равнодушных встреч —Одна лишь пустота, усталость и досада.Мне нечего жалеть, и нечего беречь.И некуда идти, и ничего не надо.

9. XII.38

«Мне холодно. Мне хочется согреться…»

Мне холодно. Мне хочется согреться.Сесть ближе к печке. Пить горячий чай.И слушать радио. И сквозь печальСледить, как стынет маленькое сердце.

Как стынет это сердце. А в ответ —Огромный холод в равнодушном мире,Да музыка, скользящая в эфиреС прекрасных и невидимых планет.

С «прекрасных и невидимых»? — Едва ли…Большой концерт в большом парижском зале.

Мне очень холодно. Не превозмочьМоей, ничем не скрашенной печали.

— И там, на улице, где стынет ночь,— И там, где музыка, в притихшей ложе, —Там холодно и одиноко тоже.

21. XII.38

«Ещё лет пять я вырву у судьбы…»

Ещё лет пять я вырву у судьбы.С безумием, с отчаяньем и болью.Сильнее зова ангельской трубы —Неумирающее своеволье.

Ещё лет пять, усталых, грустных лет,Всё, что прошу, что требую у Бога,Чтоб видеть солнечный, весёлый свет,Ещё смотреть, ещё дышать немного.

Чтобы успеть кому-то досказатьО жизни торопливыми словами…Чтоб всё, что накопила, растерятьПод не прощающими небесами.

Ещё лет пять хотя бы…А потом —Тяжёлый воздух городской больницы,Где будет сердце стынуть с каждым днём,Пока совсем но перестанет биться.

17. IV.39