Третья сила. Сорвать Блицкриг! - Федор Вихрев

Где-то в окрестностях Бреслау. Небольшое загородное поместье

— Вам не кажется, господа, что повторяется ситуация в Восточной Пруссии?

— Август четырнадцатого, коллега?

— Именно, мы в состоянии нанести еще немало ударов по русским, несмотря на временные перебои в снабжении. Но стратегически война уже проиграна. Можно отсрочить дату неизбежного проигрыша, но насколько и какой ценой – вопрос весьма сложный.

— Пока мы воюем с Советами – Англия и Америка втихомолку решают свои проблемы – во всяком случае, Иран и Ирак нам точно не грозят, — невесело хохотнул один подполковник.

— И заметьте, большинство солдат и офицеров в действующей армии втихомолку задумываются о дальнейших перспективах. Во всяком случае, военная цензура отмечает повышенный негативный фон в письмах с фронта. Что же касается «древесных лягушек» – от их методов, применяемых к русским военнопленным, крайне негативное впечатление. Я опасаюсь того, как бы эти методы ожесточившиеся солдаты и офицеры противника не стали использовать ко всем нам.

— Недавно поступило известие, господа, — от ранения в голову скончался «Папа». Прямо какая-то повальная смертность.

— Потери всех родов войск намного превысили предполагаемые. Некрологи, печатаемые в газетах, скоро вытеснят собой все другие материалы. К лету следующего года нам придется снимать дивизии из Европы, чтобы хоть как-то восполнить убыль личного состава.

— Из всех более-менее приличных офицеров на Восточном фронте остался лишь «Зепп». — «Приличный» – это не то слово, скорее «толковый».

— Действия «черных» на оккупированных территориях играют против всех нас – у местного населения все более враждебное отношение.

— В тылу все большее значение имеют карточки и светомаскировка. «Томми» все активнее применяют тяжелую ночную авиацию, несмотря на противодействие люфтваффе.

— План действий в черновом варианте готов – дело лишь за участниками. Большая часть пока колеблется. Боюсь, как бы дело не закончилось Сенатской площадью. Как у русских.

— Не будьте столь оптимистичны – в любом случае, кроме обговоренного, нам всем грозит Гревская площадь.

Саня Букварь

Утром второго января меня вызвали в особый отдел фронта. Народу на месте почти не было, и дежурный провел сразу в кабинет начальника. За столом сидел абсолютно седой, несмотря на достаточно молодой возраст, майор ГБ.

— Здравия желаю, товарищ майор госбезопасности. Капитан Бондаренко прибыл по вашему вызову.

— Присаживайтесь. Глушко Сергей Константинович, — представился он.

— Разрешите узнать цель вызова?

— Ваш опыт. У меня есть сведения, что вы уже участвовали в борьбе с бандитами… Там и тогда…

— Так точно.

— Оставьте официоз. Мы с вами в одной большой лодке. Я думаю, о проблеме с татарским населением здесь вы наслышаны.

— Там читал что-то, здесь только слухи…

— Ну, большая часть бродящих слухов – правда. Желаете поучаствовать?

— Нет.

— Спасибо за честность, я тоже не хочу, но приходится. Приказываю выступить с ротой сержанта госбезопасности Слесарева. Задача ему поставлена. Вас и представителя обкома введут в курс по дороге.

— Есть, разрешите выполнять? — поспешил отделаться от дальнейших предложений я.

— Идите. Слесарева найдете через дежурного.

Поиск сержанта, который будет руководить операцией, занял немного времени. Он был возле грузовиков, где ставил задачу водителям.

— Доброго утра, товарищ сержант!

— Кому доброе, а кому, может быть, и последнее, — буркнул он, не оборачиваясь.

— Ну и настроение у вас…

— Извините, товарищ капитан! — наконец повернулся он. — Так и живем. Вы, наверное, член «тройки» будете?

— Наверное. Куда едем-то? И что делать?

— Селение одно тут. Татары. Есть информация о рабах.

— Ого!

— Сейчас дождемся из обкома товарища и поедем.

К приезду представителя обкома сводная рота была в сборе. Основу ее составляли выздоравливающие из госпиталей, было также несколько солдат в форме НКВД и даже несколько ополченцев. Всего сто двадцать человек, в основном с винтовками, но также я заметил пару ППД и три пулемета. От руководства области прибыла женщина лет сорока, своим видом напоминавшая плакатных красных комиссаров времен Гражданской, в сопровождении двадцати кавалеристов на лошадях. Такой состав сводного отряда был в диковинку даже мне.

Колонна из пяти ЗиС-ов и двадцати верховых добралась до нужного места к полудню. Поселение, насчитывавшее два десятка мазанок с пристройками, окружили постами и кавалерийскими патрулями. Человек двадцать вошли внутрь кольца. Нас уже встречали трое старейшин.

— Что угодно красным командирам? — начал самый великовозрастный из них.

— У нас есть сведения о противозаконных действиях ваших односельчан, — заговорила «комиссар». Однако старик полностью ее проигнорировал.

— Чем наш скромный поселок привлек внимание красного командования? — Мы прибыли для проверки… — продолжила было женщина, но на нее даже не взглянули.

— Значит, так, дед! — взял разговор на себя я. — Всех людей выводи на окраину, а бойцы пока осмотрят дома. Если найдем что-нибудь интересное – пеняй на себя. Если признаешься сразу – последствия будут меньше. Если пострадают наши или какие еще бойцы Красной Армии – поселка не будет… Совсем.

— Зачем так говорить, командир? Все у нас хорошо. Может, не надо людей на улицу? Холодно ведь.

— Выводи! А то я сам костерок разведу! — пресек пререкания сержант.

Люди вышли. Одеты они были довольно тепло. Голодными не выглядели. Мужчин было очень мало. Группа из десятка бойцов во главе с сержантом приступила к досмотру подворий. Искали тщательно, заглядывая в каждый уголок. Я стоял и курил в стороне от основного народа. Старейшина подошел ко мне и тихо проговорил: – Командир, ну все у нас нормально. Тихо здесь. Никто никого не обижает. Давай разойдемся по-доброму? Я тебе девку отдам. От беженцев отбилась, мы и приютили. А сейчас думаю, не накликать бы беды. Всякое рассказать могут…

— Ну, дед, а почему ты думаешь, что я тебе поверю? Что еще интересного скажешь?

— Деньги есть… Много. До войны передовики мы были, премии получали, — подмигнул он.

— Уже интересно. Теперь, что хочешь?

— Хватит искать, все равно ничего у нас нет…

— Ну, я пока думаю… Про девку расскажи? Только не то, что уже сказал, а правду, тогда есть шансы, что я замерзну минут через пять, заберу ваше пожертвование в фонд помощи фронту, только расписку мне писать не на чем, соберу бойцов и уеду…

— Ай, какой хороший командир.

— Какие дома надо не заметить? И что с девкой? С деньгами?

— Вот те три, — показал он, — деньги сейчас принесу. Девка непорченая, жена спрашивала. У нас никто не трогал. Я сам присмотрел. Документы ее нужны?

— Давай.

Дед сходил в один из не осмотренных еще домов и принес оттуда вещмешок. Заглянув в него, я убедился, что там были действительно деньги. Также он протянул мне аттестат об окончании семилетки – единственный документ девушки.

— Веди саму девку сюда. Хотя нет, вон в тот проверенный дом. До тех, на которые ты показал, я успею еще остановить солдат. — И мы потихоньку двинулись к указанному мной строению.

— Ой, командир, а подчиненные что скажут?

— Молчать будут, если в окопы не хотят. А если не будут, то под расстрел за трусость и клевету…

— Страшный ты человек, командир.

— Стараюсь. Слушай, дед, советские скоро Крым оставят. Придут немцы. А мне надоело в холоде и сырости бегать. Видишь с нами бабу? Она шпионов-коммунистов много знает. Я бы ее потерял по дороге… Есть кому отвезти, только срочно?

— Нету.

— Ну да ладно. Еще в других местах поспрашиваю…

Еще минут через пять старейшина вывел из толпы девушку, лицо которой было тщательно спрятано за шалью, и проводил в дом с глиняным полом и маленькими окнами, где я уже ждал его. Многозначительно кивнув, он оставил нас наедине.

— Ну что, девочка-красавица, распутывай свой платочек. Не прячься, тут тепло. Знакомиться будем.

— Пожалуйста, не надо! — прошептала она.

— Что не надо? Сколько тебе лет? Как зовут?

— Оля, шестнадцать. Я вас очень прошу, не надо…

— Еще слово не в тему – ремня дам! Как здесь оказалась? Что здесь происходит на самом деле?

— Не надо ремня… — Слезы покатились из глаз. — И это не надо, пожалуйста…

— Значит, так, если ты не ответишь сейчас быстро и четко на все вопросы… то я что-нибудь нехорошее придумаю.

— Я отстала от поезда. В Джанкое. Я сама из Николаева. Работала на заводе. И училась. С войной поехали в эвакуацию через Севастопольский порт. На станции, пока ходила за водой, подбежали эти, зажали рот и уволокли куда-то. Связали, тряпьем сверху завалили и сюда привезли. По дороге руками везде трогали… Мне очень стыдно… — разревелась она.