Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования - Г. Коган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фотокопия с несохранившегося автографа Рапперсвильского музея (Варшава) // ЦГАЛИ. — Ф. 447. — Оп. 1. — Ед. хр. 19.
37. Н. М. Достоевский — А. М. Достоевскому
<С.-Петербург> 18 ноября 1862 г.
…Ты удивишься, получивши от меня такое огромное послание. Да, оно будет огромное, потому что, после долговременной обоюдной тишины между нами, я намерен нарушить эту тишину и разговориться так, как говорит наша бабушка Ольга Яковлевна[831], когда у ней есть кое-что поговорить насчет другого. Упоминая о бабушке, я должен сказать, что она недавно изволила ни с того, ни с другого посетить нашу столицу, и, как ты думаешь, — всего на два дня. Вероятно наскучил ей московский преферанс и бостон и приехала поиграть в петербургский; но, к несчастию, между нашими не было ей товарищей; одни, как, например, брат, за неимением времени, не играют, другие, как, например, Николай Иванович Голеновский (муж сестры Саши), за неимением денег тоже не предается этому удовольствию. Это-то и было, кажется, скорой причиной ее отъезда. Странное дело, все стареются, но она — конь-конем, даже и не помышляет о вечной разлуке с преферансом и другими старческими удовольствиями мира сего. Курит (крепкие папиросы) напропалую. Бранится и ссорится тоже (хотя добрейшая в сердце). Одним словом, что было прежде, то и теперь. Впрочем, не думай, чтобы я говорил о нашей бабушке с какою-нибудь насмешкою. Нет, вовсе нет, просто я восхищаюсь этой вечной суетливости и постоянной заботливости пожить получше. Представь себе: она даже идет за веком — бранит то, что бранят все в настоящее переходное и полное треволнений время. Конечно, не всё, да, впрочем, и между нашими найдется сто кружков и партий различных мыслей и суждений.
Заболтавшись так долго о бабушке и о всяком вздоре, я перехожу к нашему житию и бытию. Говоря к нашему, я тесно соединяю жизнь братьев (хотя она далеко не походит на мою) с моею. Их жизнь идет уже своим чередом, а моя начинается. Начинаю со старшего, Мих-Миха, как называют его многие из наших знакомых. Нарочно начну с новой строчки, потому <что>, чтобы объяснить всю его жизнь, надо начинать тоже говорить с начала.
Почтенный и добрейший наш брат Михаил Михайлович начал свое купеческое поприще за год до моего выхода из корпуса, и начал блистательно, т. е. начал жить и живет до сих пор прекрасно и счастливо. Награжден от бога добрейшею женою и прекрасными детьми, и, надо сказать, — прехорошенькими. Почти два года назад, т. е. по приезде брата Федора Михайловича, по совету его, начал издавать прекраснейший журнал по своему направлению, "Время". Издают они пополам, т. е. выгоду делят пополам. Все это тебе известно, но что делать, у меня такая привычка, говоря о чем-нибудь, начинать всегда с Адама. Так вот: начали они журнал, который, вероятно, ты получаешь и читаешь, как и я, с наслаждением; подписка на него, т. е. сочувствие публики, с первого же года была огромнейшая. Первый год было две тысячи подписчиков, а в нынешнем году более четырех с половиной тысяч. Казалось бы, тут-то бы и наживать деньги, по крайней мере, по 20 тысяч в год, как по расчету и должно быть, но выходит наоборот. Первая причина, что журнал начат без копейки денег, а во-вторых — по множеству занятий в журнале явились упущения на фабрике. Брат занят с утра до вечера и так, что я удивляюсь, как он не заболеет до сих пор. Впрочем, фабрику он хочет передать кому-нибудь или просто закрыть, и тогда в будущем году он сделается Крезом, потому что подписка на журнал, судя по-теперешнему, будет блистательная. Вот тебе отчет о брате. Теперь начинаю описывать семейство. Эмилия Федоровна сделалась полною и красивою женщиною, добра до бесконечности, со всеми нашими родными дружна. Старший сын Федя — красивый юноша, ростом выше брата на целую голову, добрый парень с огромнейшим музыкальным дарованием. Играет на фортепиано лучше многих у нас в Питере довольно известных пьянистов. Вот почему брат взял его из пятого класса гимназии и отдал в музыкальную консерваторию, где, кроме специального музыкального образования, преподают гимназический курс. Маша — очень и даже очень хорошенькая семнадцатилетняя барышня, умненькая, очень мило образованная, добрая, и в музыкальных сведениях превзошла своего старшего брата. Прошлую зиму она участвовала на двух больших концертах и произвела фурор. Эти-то дарования детей доставили брату знакомство со многими известными талантами, так что чуть не каждую неделю составляются у брата трио, квартеты, вообще маленькие музыкальные праздники, кроме обязательных литературных вечеров по субботам, где собираются тоже тузы в своем роде. Вот тебе в кратких словах о брате Мих-Михе <…>
Про брата Федора я и писать не берусь. Теплая, ангельская душа, характер… Одним словом, если ты еще не читал последних двух его сочинений — "Униженные и оскорбленные" и "Записки из Мертвого дома", прочти, и ты увидишь, что вся его душа, вся его жизнь видна, как на ладони. Этот человек готов всегда жертвовать собою для блага ближнего. Жена его очень добрая особа, но жаль, что очень больная женщина. У ней чахотка, и только тридцатилетний возраст не дает скоро развиться этой болезни.
Теперь начинаю про сестру Сашу и ее семейство, про ее горькую жизнь и ужасное положение в настоящее время <…> Я пишу это письмо потихоньку от всех, чтобы и тебя умолить как-нибудь помочь сестре. Я бы не тревожил тебя, если бы я окончательно усвоился в Питере. Я как холостой брат прежде всего должен бы стараться о сестре; но что делать, последнее время я был совершенно без дела и должен был продать все лишнее: лошадь, экипаж и всю к этому утварь. Не думай, чтоб я жаловался на свою судьбу. Вовсе нет. Дела мои теперь поправляются, и я вовсе не нуждаюсь. Живу своим хозяйством с двумя слугами, не ради роскоши, а ради того, что я второго слугу взял к себе: мальчика для обучения (бедного сироту). Я был бы Крезом, если бы имел твердость характера. Я все принимаю к сердцу как-то по-женски, тряпично, и всякая мелочь тревожит меня так, что я, несмотря на множество частных дел, хожу, как угорелый, ничего не делая. Через это только я теряю многое, но все-таки не всё, и, слава богу, не сижу без дела, а следовательно и без куска хлеба. Ну, обо мне впоследствии. Вообще местоимение я тут не у места, когда дело идет о более важном <…>
Все тебе кланяются, хотя и не знают, что я пишу к тебе, потому что все тебя очень часто вспоминают, и не далее, как вчера, в день твоего ангела, у брата Мих-Миха, где первый начал тост за твое здоровье брат Федя и все дружески приняли его и залпом осушили рюмки с шато-лафит…
Автограф // ИРЛИ. — Ф. 56. — Ед. хр. 75.
38. М. П. Покровский[832] — Н. Н. Страхову
Онега. 18 ноября 1862 г.
…Наконец, еще просьба, за которую я всего больше боюсь, а между тем сильно бы хотел успеха, и притом поскорей. Дело в том, чтобы вы достали мне в каком-нибудь журнале работу, например компилятивную. При ваших связях со "Временем", "Библиотекой для чтения" и др. это возможно. Мне хотелось бы именно компилятивную, так как сочинять мне нечего, а перевод всегда плохо вознаграждается, да и слишком уж трудная работа <…>
У меня есть Бокль, компиляция которого тоже была бы украшением сего журнала (например, взгляд на историю революции 1789 года по Боклю). Наконец, М. М. и Ф. М. Достоевские, так же, как и редакторы "Библиотеки для чтения", могли бы присылать мне другие статьи и книги для компилирования[833]…
Автограф // ЦНБ АН УССР. — III.17873.
39. В. С. Курочкин[834] — В. П. Буренину[835]
<С.-Петербург> 26 февраля 1863 г.
Извините меня, что я так долго не отвечал вам[836]. Во-первых, я был болен, а во-вторых, не то что затерял ваш адрес, а потерял первое ваше письмо, в котором было обозначено ваше имя и отчество. Пожалуйста, не замедлите просветить меня в этом отношении.
Я все хотел писать к вам подробно, но если ждать свободного времени, то, пожалуй, никогда и не соберешься. Я не напечатал окончания вашего "Литературного маскарада"[837], потому что мы несколько расходимся с вами во взгляде на деятельность Каткова. Мы уже несколько раз писали, что он отрекся от Англии и всего западного и возвратился на родину в Армянский переулок, т. е. встал во главе защитников всего неподвижного, старого, а по вашим стихам выходит, будто бы он только в 1862 году открыл Англию. Только по поводу этого противоречия я и не поместил всего стихотворения.
Посылаю вам за №№ 1, 4 и 7 — 120 рублей (считая по 25 копеек за строчку стихов и по 9 копеек за строчку прозы, следует 119 р. 21 к.). Если же согласны работать на этих условиях, позвольте считать вас постоянным участником "Искры" и рассчитывать на возможно частую присылку ваших статей.
Не возьметесь ли вы сообщать в "Искру" постоянных корреспонденции из Москвы — в стихах и прозе, и в какой форме найдете удобным? Это было бы очень кстати для "Искры".