Меч Кайгена (ЛП) - Вонг М. Л.

— А если это случится снова? — тихо спросил он. — А если я не смогу защитить Даниэля?

Мисаки сжала губы, а потом ответила:

— Возможно, ты и не можешь.

— Как мне жить с этим? — Робин посмотрел на нее. — Как ты это сделала? Все вы… как вы это сделали?

— Нет «как», Робин, — Мисаки вздохнула. — Это не дуэль или уличный бой. Нет техники победы, чтобы пройти это, нет льда, который может защитить от этого, нет огня, который может это сжечь. Ты это знаешь. Ты уже терял семью.

— Не как ты… — Робин покачал головой. — Я был плохим другом. Я должен был спросить о нем раньше. Даже если ты не хотела говорить об этом, я должен был спросить, как ты спросила о моей жене. Я должен был спросить, каким он был.

Эта ошибка не беспокоила Мисаки. Она могла говорить о Мамору, просто было все еще больно. Всегда будет больно.

— Если ты жалеешь, что не спросил, почему ты это не сделал? — спросила она, уперев руки в бока.

— Я боюсь, — Робин посмотрел на фотографию Мамору. — Боюсь, что он был чудесным. Боюсь, что он был гением, как ты, сильным, смелым и всем, чем он мог быть.

— Он был таким, — тихо сказала Мисаки.

— И это не было важно? — сказал Робин.

— Это было важно, — сказала яростно Мисаки. — В конце он был важен. Люди в этой деревне живы, потому что он был таким, но…

«Но он все еще умер».

Ей не нужно было этого говорить. Мысль повисла в воздухе вокруг них. Мисаки научилась жить с этим весом, работать — готовить, убирать, играть с живыми детьми — а это висело, тихий вес, который не пропадал. Робин страдал под этим грузом.

— Мисаки… — он повернулся к ней, в теплых глазах стояли слезы. — Мне так жаль.

— Ну же, Робин, — она попыталась улыбнуться. — Ты — взрослый мужчина. Не плачь.

— Это не должно был с тобой произойти.

Мисаки покачала головой.

— Это не должно случаться ни с кем.

— Что я наделал, Мисаки? — спросил Робин, слеза покатилась по его щеке. — Что я наделал?

— Не знаю, — сказала она, пытаясь звучать бодро. — Ты не хочешь уточнять. Я слышала бред о божестве, манипулирующем кровью. Но ты всегда знал, что столкнёшься с опасностью в своей работе. Ты даже понимал, что это повлияет на людей вокруг тебя. Это…

— Я не думал, что у меня будет ребенок, — сказал Робин. — Я решил, что детей не будет.

— О чем ты? Ты всегда хотел детей, — даже в шестнадцать Робин говорил о детях.

— Дело не в том, чего я хочу. Мисаки, моя жизнь, моя ответственность, стала слишком опасна для ребенка.

— Разве так было не всегда? — спросила Мисаки. Он просто был слепым. Они оба этого не видели.

— Возможно, — он вздохнул. — Но еще недавно — иронично, до рождения Даниэля — я думал, что мог тать достаточно сильным, чтобы защитить тех, кто мне дорог. Я понимаю теперь, что это не так. И слишком поздно, — он уткнулся лицом в ладони, пальцы впились в короткие волосы, кулаки сжались. — Это было ошибкой. Я не хотел, чтобы она забеременела. Я не думал, что будет ребенок. Это все было ошибкой.

— Не говори так.

— Но…

— Я серьезно! — Мисаки искренне разозлилась. — Не говори так снова. Ни при мне, ни, тем более, перед Даниэлем.

Робин удивленно посмотрел на нее, а она продолжила:

— Может, все твои слова — правда. Может, ты принял худшие решения до этого, но это не изменит факт, что ты сейчас тут, как и твой сын. Думаешь, будет хорошо, если относиться к его существованию, как к ошибке?

— Я…

— Встань, — Мисаки вздохнула.

— Что…

— Идем со мной, — она схватила его за кимоно.

Она не была достаточно сильной, чтобы тащить Робина за собой, но за прошлые месяцы она научилась посылать джийю по крови по команде. Она подняла его на ноги, словно он был не больше Изумо, вывела его из комнаты. Она не отпускала его, пока они не остановились на крыльце с видом на двор. Нуму работали над рестораном, Нагаса, Аюми и Даниэль играли на весенней траве.

— Смотри, — Мисаки указала на Даниэля во дворе. — Смотри на него.

Робин так и сделал.

— Это — твой сын, — голос Мисаки стал резким от эмоций. — Я не знаю, какими плохими были обстоятельства его рождения, и я не знаю, какое зло охотится на тебя, но это не важно. Даже если его жизнь трудная, если все сложится так ужасно, как ты представляешь, ты не будешь жалеть, что он есть. Никогда.

Робин смотрел на двор, не отвечая. Нагаса управлял снежком, водил его зигзагом, а Аюми и Даниэль пытались его поймать, сталкиваясь и смеясь.

— Я не могу сказать, что все будет в порядке, — сказала Мисаки. — Мы уже не так наивны, но я могу сказать, что нужно жить с этим мальчиком, а не тратить время на тревоги и сожаления. Может, у тебя есть двадцать лет с ним. Может, всего два. Если потратишь время, упустишь его, то, когда оно закончится, будешь ощущать себя идиотом.

Миг прошёл, и Мисаки поняла, что она плакала. Она давно не плакала по Мамору. Увидев Робина с его сыном, она ощутила, как эмоции подступили к поверхности. Он не трогал ее физически. Новый Робин был не так прямолинеен, но она ощутила его жар на коже.

— Эм… — она сглотнула, провела рукавом по глазам. — Твой палец в порядке?

— Что?

— Покажи, — она схватила его ладонь раньше, чем успела подумать.

— О… — сказал Робин, когда их кожа соприкоснулась. — Т-ты не обязана…

— Муж сказал проверить, не нанесен ли вред, — сдавленно сказала Мисаки.

Они едва касались — Мисаки держала его мизинец большим и указательным пальцем, но это обжигало.

— Ну? — сказал Робин. — Кровеносные сосуды в порядке?

— Похоже на то, — сказала Мисаки, но не отпустила.

Ее указательный палец обвил его мизинец, и они замерли, тьма и свет, жар и холод. Она знала, что это было еще одно, что не пропадет. Она всегда будет любить Робина, как всегда будет скучать по Мамору. Все изменилось, а это нет. Было больно. В глубине было больно, но это не поглощало ее. Она научилась нести это как женщина.

— Я много времени провела, сожалея, — призналась она. — У меня был гениальный сын, любящие друзья, целая семья вокруг меня. А я была укутана в сожаления и не ценила это. Я не управляла той жизнью, пока она не стала ускользать сквозь мои пальцы, и стало слишком поздно.

— Мне так жаль, — сказал Робин. — Хотел бы я как-то…

— Не извиняйся, — твердо сказала Мисаки. — Просто пообещай, что ты не повторишь ошибки. Это ты можешь сделать для меня. Этого я хочу от тебя, Робин Тундиил, — Даниэль радостно завопил во дворе, когда Нагаса бросил еще снежок, и мальчик побежал за ним. — Если тот мальчик не ощутит твоего тепла, как отца, это будет самый большой ошибкой во вселенной.

* * *

Робин покинул Такаюби на следующий день.

Смотреть, как Даниэль прощался с детьми Мацуда, было приятным отвлечением от бури эмоций внутри Мисаки. Она забыла о детях-таджаках, как они любили обниматься. Нагаса, Изумо и Аюми восприняли это хорошо, застыв лишь на миг в удивлении, а потом улыбнувшись и похлопав Даниэля по спине. Хироши напрягся, возмущённо раскрыл рот, когда маленький таджака сжал его. Мисаки переживала, что Даниэль получит ледяной шип в грудь, но Сецуко спасла Хироши, подняв Даниэля для теплых объятий.

— Прощай, странный малыш! — она растрепала волосы Даниэля, и они торчали во все стороны под странными углами. — Возвращайся еще, нэ?

Опустив Даниэля у ног его отца, Сецуко сдержаннее попрощалась с Робином, а потом увела Аюми и братьев, чтобы дать Мисаки и Робину момент.

— Я еще навещу, — сказал Робин, пытаясь укутать Даниэля в ткань. — Если ты меня примешь… и если я еще буду живым.