Меч Кайгена (ЛП) - Вонг М. Л.

— Об оружии, не парнях! — голос Мисаки был пронзительным. — О, Боги! Так его родители отказались от него, потому что он выбрал мужчину?

— К сожалению, да.

Мисаки видела в этом смысл. Выдающаяся семья нуму в сердце Яммы не могла отреагировать иначе.

— Он делал вид, что это его не беспокоило, — задумчиво сказал Робин. — Он странный, но ему было сложно не переживать. Это же были его родители. Думаю, ты поймешь это лучше меня… — Робин кашлянул, явно жалея, что начал это предложение.

— Да…

Мисаки удивило, что Коли был смелым, где она не смогла, но выбрать мужчину? Это не просто отрезало его от родителей. Это отрезало его от клана, религии и всего общества. Ямманка Фаллея была глубоко связана с родословными и рождением, как Рюхон Фаллея в Широджиме. Коли никогда не будут рады среди его народа.

— Он унаследовал бы компанию родителей, — сказала Мисаки, странная боль поднималась в ее горле. — Он мог изменить мир.

Робин рассмеялся.

— Думаю, Коли не был бы рад намеку, что ему нужна компания родителей или одобрение, чтобы изменить мир.

— Ты прав, — Мисаки улыбнулась. — Это были глупые слова. Но все же…

Когда Мисаки подумывала убежать с Робином, она рисковала потерять свою семью и народ Широджимы. Коли отдал наследие во много миллиардов, управление над одной из самых больших компаний Яммы, семью, друзей, сеть мастеров, даже религию… От одной мысли она поежилась.

— Они очень любят друг друга, — сказал Робин.

— И этого достаточно? — задумалась Мисаки.

— В том и вопрос, да?

Несмотря на сожаления, окружающие Робина, она знала, что не могла отрезать себя от корней полностью. Ее сила была с этим народом. Ее кровь была из океана Широджима. Она испытала странный момент ясности, впервые в жизни восхищалась свободой Коли издалека, не завидуя. Он был Коли. Она была Мисаки, и она недавно стала довольствоваться этим.

— Я понимаю, почему он мог хотеть уйти от всего после этого, — сказала Мисаки.

— Но оказалось, что ему не стоило ехать в Хейдес с нами, — сказал Робин. — Ведь мы его потеряли.

— Что? — воскликнула Мисаки так громко, что Изумо вздрогнул у ее бедра, и Сецуко заглянуло в комнату, проверяя, в порядке ли все.

— О, он не мертв, — быстро сказал Робин. — Мы общались с ним с тех пор, как он пропал, убеждаясь, что он в порядке. Конечно, мы искали в посланиях и шифр, говорящий, что его нужно спасти. В последнем письме было скрытое послание, основанное на нашем старом коде, когда мы бились с преступниками. Там говорилось: «Да в порядке я, идиоты. Оставьте меня в покое».

Мисаки улыбнулась.

— Это звучит как он. Лучше его не трогать.

— Так мы с Эллин и подумали, — сказал Робин. Исчезнуть в чужой стране не было самым странным, что делал Коли. — Поразительно, но его муж не очень нам рад.

— Так вы втроем нашли себе супругов, пока меня не было? — отметила Мисаки, качая Изумо.

Она не была удивлена, что Робин нашел кого-то, но не представляла двух других членов их маленькой группы в романтических отношениях. Коли был всегда так увлечен работой, что она не думала, что он нашел бы время на девушку или парня, в его случае.

— Забавно то, — сказал Робин, — что никто из нас не состоит технически в браке.

— О чем ты?

— В случае Коли и Ньеру — это незаконно. Они провели церемонии, но их союз не признает Ямма или Карита. Эллин с Утэром была в такое хаотичное время, что до официального брака они не дошли.

— А мама Даниэля?

Он вздохнул.

— Говорить, что мы были женаты, проще, вызывает меньше вопросов. Это была местная церемония в деревне, где мы тогда прятались. Я не понимал половины слов. Я не знаю, законная ли это связь, — он покачал головой, словно пытался прогнать воспоминания. — Но я должен сказать… приятно оказаться тут и увидеть, что ты ладишь с мужем.

— Мне жаль, — сказала Мисаки. — Мне жаль, что у тебя не было шанса.

Робин издал жалкое подобие обычного смеха.

— Я говорю так, словно у меня были планы на жизнь с матерью Даниэля, но вряд ли с ней были шансы. Она была… непростой, не из тех, кто осел бы и завел семью.

— Ясно, — ощущая боль в Робине, Мисаки попыталась поменять тему. — Так ты оставил Хейдес в прошлом году. Где ты был с тех пор?

Робин пожал плечами.

— Всюду.

Он попытался объяснить, говоря кратко о том, что сбрасывал людей со следа, расследовал что-то в Ямме, Дисе, на островах Тайянь. Было ясно, что он бродил с тех пор, как Даниэль родился, как птица, которая столкнулась с опасным хищником на земле и теперь не хотела нигде опускаться. Он боялся.

— Мне не по себе, — сказал он. — Твой муж пытался связаться со мной какое-то время, пока я не получил его послание. Наверное, он отправил не одно…

— Робин, тебе нужно домой, — сказала Мисаки.

— Правда? — Робин приподнял брови. — Я пришел сюда, ожидая, что меня выгонят, но не ты.

— Не веди себя так, — рявкнула Мисаки строже, чем хотела. — Я не говорю, чтобы ты уходил сейчас. Тебе всегда тут рады, и ты можешь оставаться, сколько хочешь, но это не твой дом. Ливингстон — твой дом.

— Технически, Диса — моя родина.

— Но ты сделал новый дом, стал целым в Ливингстоне, как я обрела новый дом тут.

— И ты целая? — в вопросе не было презрения или вызова, только тревога.

— Да, — сказала Мисаки, и это было правдой. Впервые с момента, когда она посмотрела в глаза Робина, она сказала правду. — Я целая.

Она узнала, что целостность была не в отсутствии боли, а в способности справляться с ней.

— Ливингстон сделал тебя собой. Ты не будешь больше собой, чем ты на тех улицах. Я не знаю, почему ты бегаешь по всему миру, будто ждешь, что найдешь силы где-то еще.

— Наверное, ты права, — он вздохнул. — Я не должен был уезжать в Хейдес. В месте, которому ты не принадлежишь, много добра не найти.

— Давай так, — сказала Мисаки, — я поговорю с мужем, и мы позволим тебе задать все вопросы за один раз.

— Да?

— А когда это будет закончено, ты отправишься домой в Ливингстон и возьмешь себя в руки.

Робин кивнул без слов. Они молчали какое-то время. Изумо уснул на коленях Мисаки.

— Хочешь рассказать о ней? — слова было произнести проще, чем Мисаки думала.

— Хотел бы я мочь.

— О чем ты?

— Хотел бы я иметь сотню историй о ней, — голос Робина был тихим и далеким. — Но я едва ее знал. Я собирался ее узнать. Я хотел…

— И что случилось? — спросила Мисаки. — Она была чем-то больна?

— Нет. Она умерла смертью коро.

Мисаки выдохнула.

— Проклятие, Робин.

— Что?

— Просто я… все эти годы меня редкое утешало. Я смотрела туда, — она кивнула на горизонт, видимый за открытой дверью гостиной. — На солнце. И представала, что где-то ты счастлив. Что у тебя получилось. Ты нашел девушку, которая была нежной с твоим сердцем, но достаточно крепкой, чтобы выдержат все, что ты задумал, и что у тебя появилась семья, которой ты всегда хотел.

— О, — Робин был тронут, а потом изумленно улыбнулся Мисаки. — Это предположение не было разумным.

— Но это меня радовало.

Робин издал смешок.

— О, Мисаки, что случилось с моим другом, жестоким циником?

Мисаки упрямо подняла голову.

— Она выросла.

— Ха-ха. Я понял, что ты сделала.

— Мисаки! — позвала Сецуко из коридора и появилась на пороге гостиной. — Эй, простите, что мешаю, но ты можешь помочь с ужином? Я бы сделала сама, но мы не одни, и я не хочу, чтобы еда была ужасной.