От империй — к империализму. Государство и возникновение буржуазной цивилизации - Борис Кагарлицкий

Этот механизм накопления обеспечивался в Европе не только деятельностью самой буржуазии, но и ее взаимодействием с государством. Западное государство в конечном счете позволило превратить преимущества буржуазного способа производства в источник новой глобальной мощи, с помощью которой можно было изменить соотношение сил между странами и регионами, сформировать новое разделение труда и в итоге подчинить ресурсы большей части человечества задачам развития капитализма.

Не отсталость стала причиной экономической и политической зависимости, а напротив, периферийная интеграция стран Азии, Африки и Латинской Америки привела к растущему отставанию от Запада. К концу XVII века капиталистическая миросистема складывается преимущественно в Европе и Северной Америке, а к концу XVIII века она уже обеспечивает массированное перераспределение ресурсов «периферии» в пользу буржуазных обществ формирующегося «центра».

Ни Индия, ни Китай не строили вокруг себя миросистему — ни сознательно, ни даже бессознательно. А Испания, Голландия Англия — строили, и не только стихийно, бессознательно, но в значительной степени и сознательно. Благодаря сознательным и длительным усилиям по организации нового порядка Британская империя превратилась в могучую мировую державу. Иными словами, наличие имперской гегемонии было необходимым условием для формирования капитализма как глобальной системы, а не наоборот. Другое дело, что эта гегемония регулярно оспаривалась, но оспаривалась не со стороны «периферии», не со стороны государств, сопротивлявшихся интеграции в глобальную буржуазную миросистему, а изнутри самой этой системы, изнутри «центра».

Вызов гегемонии со стороны «периферии» и полупериферии стал возможен только много позднее, когда революционными движениями XX века был поставлен под вопрос сам капитализм.

АЗИЯ: КУЛЬТУРА ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА

Оценивая дебаты историков о причинах азиатской «отсталости», английский исследователь Д. Вашбрук ехидно заметил: «Социальная и экономическая история Южной Азии писалась для того, чтобы объяснить, почему этот регион не развивался как Европа или, быть может, вообще не развивался, а не для того чтобы изучить процессы, которые там на самом деле происходили»[833]. При более пристальном взгляде обнаруживается, что буржуазное развитие имело место не только в Европе, но и в Азии, хотя порой и в несколько иных формах. Купечество было хорошо организовано и вполне способно отстаивать свои интересы перед лицом местных правителей, а население мобильно в достаточной мере, чтобы сформировать эффективный рынок труда, обеспечивающий динамичное развитие производства.

В плане хозяйственной культуры Турция, Персия или Индия никогда не были однородны или жестко оторваны от Запада. Когда английские купцы обосновались в Калькутте, они нашли там заметные армянские и еврейские общины, активно занимающиеся предпринимательской деятельностью. Представители этих общин сразу стали естественными партнерами европейцев, которые, в свою очередь, были отлично осведомлены об их образе жизни, культуре и хозяйственном значении[834].

Индия переживала в XVII веке «те же социальные процессы, которые имели место в Западной Европе. То же самое можно сказать про Оттоманскую, Иранскую и Китайскую империи — исследования показывают, что во всех них происходили однотипные сдвиги»[835].

Принципиальное отличие Востока от Запада состояло в том, что Восток был богаче и не испытывал дефицита ресурсов. Парадоксальным образом именно успешное развитие и эффективность существующей экономики, по мнению позднейших историков, обрекали империю Великих Моголов на социальный застой: «у Моголов было слишком много денег, потому у них не было необходимости ограничивать права торговцев, а затем предоставлять им за деньги монополии и привилегии, как это делали в Европе»[836]. В империи Великих Моголов годовой доход правителя в 1600 году был в 20 раз больше дохода английского короля[837]. Точно так же не было здесь и острого кризиса социально-экономической системы, подобного тому, какой переживал европейский феодализм начиная с конца XIV века. Китайское правительство тоже «функционировало достаточно хорошо, так что не возникало и потребности что-либо менять в существующих структурах»[838]. Иными словами, ничто не заставляло власть и общество идти по пути радикальных преобразований.

Предпринимательская культура, сложившаяся на Востоке, явно не уступала западноевропейской. Кредитные связи восточных купцов, по словам Броделя, «были столь эффективны, что комиссионеры английской Ост-Индской компании (которые имели право заниматься торговлей „из Индии в Индию“ как за свой личный счет, так и от имени компании) непрерывно прибегали к кредиту серрафов, так же как голландцы, а до них португальцы делали займы у японцев в Киото, а испытывавшие затруднения христианские купцы — у мусульманских и еврейских ростовщиков Алеппо или Каира»[839]. Европейские компании в Азии работали, опираясь на местные банковские и торговые сети, без которых они просто не смогли бы в такой короткий срок развернуть столь масштабную деятельность. Оборотной стороной этой ситуации был рост коммерческого долга британской Ост-Индской компании, который несмотря на все политические успехи англичан, вырос почти в 6 раз с 1786 по 1832 год[840].

Хотя спорадическое и порой довольно жесткое вмешательство местных правителей, безусловно, имело место, торговля в Южной Азии была относительно свободна. Государство в большей степени было вовлечено в организацию сельского хозяйства там, где требовалось поддерживать сложные ирригационные системы или помогать голодающим в случае неурожая. Как отмечают современные исследователи, в хозяйственной жизни Индии — если не считать вопросов ирригации — империя Великих Моголов «играла минимальную роль»[841]. Торговля и ремесло «в целом развивались в условиях свободы», поскольку доход государства формировался за счет налогов, выплачивавшихся крестьянами[842]. Крестьяне отдавали государству (или представлявшим его местным правителям) от трети до половины урожая. В то же время таможенные платежи не превышали 5 % стоимости товара, что по европейским понятиям было просто поразительно[843]. Торговые корпорации и гильдии, которые в Европе были тесно связаны с государством, здесь были основаны исключительно на добровольном согласии участников. Государство настолько не вмешивалось в жизнь купцов, что даже соблюдение заключенных договоров было в основном частным делом, основываясь прежде всего на заботе предпринимателей о своей репутации, а не на правительственном принуждении. Короче говоря, если считать, что низкие налоги, свобода торговли и невмешательство правительства в дела бизнеса являются главными условиями для успешного развития, Индия Великих Моголов должна была бы стать передовым буржуазным обществом задолго до Англии и Голландии.

Слабость индийской буржуазии (разительно контрастировавшая с ее богатством и достигнутым технологическим уровнем) происходила не от государственного вмешательства, а напротив от его отсутствия. Не вмешиваясь в дела купцов, не облагая их обременительными налогами и бюрократическими ограничениями, правительство Великих Моголов, в то же время и не оказывало им помощи, не поддерживало их, и уж тем более не предпринимало политических инициатив в их интересах. Именно в этом состояло одно из главных отличий восточных обществ от западных.

Приезжая на Восток, голландские и английские торговые представители ожидали добиться от местных властей такой же поддержки, какую получали у себя дома или, например, в России, но наталкивались на полное безразличие.

В независимых государствах на юге Индии ситуация несколько отличалась от империи Великих Моголов. Чем меньше была их территория, тем больше оказывалась заинтересованность правителя в ремеслах и торговле, которые должны были компенсировать недостаток аграрных доходов. Местные султаны строили портовые сооружения, заботились об инфраструктуре торговли так же, как на севере — об ирригации. Однако ни в одном случае мы не видим активной государственной политики, направленной на завоевание новых рынков и поддержку внешней экспансии собственной буржуазии.

Аналогичную политику проводили персидские шахи. Аббас I совместно с англичанами вел военные действия против португальцев, но целью его борьбы была не внешняя экспансия, а контроль над экспортом товаров, направлявшихся в Европу. Постоянная борьба с Оттоманской Турцией делала Персию заинтересованной в западном оружии и морской торговле (экспортируя шелк по морю, Персия избегала необходимость платить за транзит своему традиционному врагу). Производство и продажа шелка была более или менее сосредоточена в руках государства, превратившись в важный источник пополнения казны. К местным частным предпринимателям шахское правительство проявляло не больший интерес, нежели Великие Моголы.