Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу

Попликола внезапно замер, скрестив на груди руки. Планк на передней скамье и Титий на среднем ярусе все время ерзали от нетерпения. Октавиан заметил это. Он снова заговорил в полной тишине:

— Нет нужды останавливаться на катастрофической кампании, которую он развязал против Парфянской Мидии, ибо период после его ужасного отступления должен интересовать нас больше, чем потеря трети римской армии. Антоний сделал то, что он делает лучше всего, — ушел в запой до потери памяти. Лишенный рассудка и беспомощный, он обратился за помощью к Клеопатре. Не к Риму, а к Клеопатре. Она приехала в Левкокому и привезла с собой подарки, поражающие воображение: деньги, еду, оружие, лекарства, тысячи слуг и десятки врачей. Из Левкокомы эта пара поехала в Антиохию, где Антоний наконец составил свое завещание. Одна копия находится здесь, в Риме, другая — в Александрии, где Антоний провел последнюю зиму. Но к этому времени он был уже полностью под влиянием Клеопатры. Ему не нужно было больше пить вина, ему давали более вкусные яства, которые он проглатывал, — от ядов Клеопатры до ее льстивых речей. Каков результат? С окончанием весны этого года он двинул всю армию и флот в Эфес. Эфес! Это на тысячу миль западнее того места, где они действительно должны были находиться на линии от Малой Армении до юга Сирии и препятствовать вторжению парфян. Почему тогда он повел армию и флот в Эфес? И почему он потом повел армию и флот в Грецию? Разве Рим представляет для него угрозу? Или Италия? Разве армия и флот западнее реки Дрина предпринимали воинственные действия в его отношении? Нет. И вам не нужно брать с меня слово — вы это и сами знаете.

Он посмотрел на задние ряды, где молча сидели заднескамеечники. Затем медленно спустился с курульного возвышения и занял место на середине пола.

— Я ни на секунду не поверю, что Марк Антоний добровольно совершил эти агрессивные действия против его страны. Ни один римлянин не сделал бы этого, кроме тех, кто был незаконно изгнан и искал способа вернуться, — Гай Марий, Луций Корнелий Сулла, бог Юлий. Но разве Марк Антоний был объявлен изгоем? Нет, не был! До сегодняшнего дня его статус остается прежним — римлянин, гражданин Рима, последний из многих поколений Антониев, кто служил своей стране. Не всегда мудро, но всегда с патриотическим рвением. Так что же случилось с Марком Антонием?

Этот вопрос Октавиан задал звенящим голосом, хотя ему не требовалось будить сенаторов. Дремоты не было и в помине, все внимательно слушали.

— Опять ответ из одного слова: Клеопатра. Он — ее игрушка, ее марионетка. Да, все вы можете продолжить этот список, я знаю! Сегодня я смогу дать вам доказательства того, что то, о чем я говорю, лишь малая доля предательств Антония, совершенных по настоянию Клеопатры. Иностранки, женщины, поклонницы зверей! И могущественной колдуньи, способной околдовать одного из самых сильных, истинных римлян. Вы знаете, что у этой женщины, иностранки, есть старший сын, отцом которого она объявила бога Юлия. Сейчас юноше пятнадцать лет, он сидит рядом с ней на египетском троне как Птолемей Пятнадцатый Цезарь. Как вам это нравится! Для римлянина он — бастард, не римский гражданин. Ибо тем из вас, кто верит, что он — сын бога Юлия, я могу дать доказательства, что он сын не бога Юлия, а раба, которого Клеопатра взяла для своих утех. У нее влюбчивый характер и всегда было много любовников. Она использует их сначала как сексуальных партнеров, а потом — как жертв ее ядов. Да, она экспериментирует на них, пока они не умрут! Как умер тот раб, отец ее старшего сына. Вы спрашиваете, какое это имеет значение? Потому что она обольстила бедного Антония до такой степени, что он объявил бастарда царем царей, а теперь она идет войной на Рим, чтобы посадить его на Капитолии. Здесь сидят люди, почтенные отцы, кто может подтвердить под присягой, что ее любимая угроза такова: они будут страдать, когда она поставит свой трон на Капитолии и будет править суд от имени своего сына! Да, она хочет использовать армию Антония, чтобы завоевать Рим и превратить его в царство Птолемея Пятнадцатого Цезаря!

Он прочистил горло.

— Но суждено ли Риму и впредь быть величайшим городом мира, центром закона, справедливости, коммерции и цивилизованного общества? Нет, не суждено! Столицей мира должна стать Александрия! Рим должен превратиться в ничто.

Свиток внезапно развернулся, свисая с высоко поднятой руки Октавиана до черно-белых плит пола. Несколько сенаторов вскочили, отреагировав на внезапный шум, но Октавиан не обратил на них внимания и продолжил:

— Доказательство — в этом документе. Это последняя воля, завещание Антония! Он оставляет все, что имеет, включая свое римское и италийское имущество, вложения и деньги, царице Клеопатре. Клянется, что любит ее, любит, любит! Она его единственная жена, центр его существования! Он подтверждает, что Птолемей Пятнадцатый Цезарь — законный сын бога Юлия и наследник всего, что бог Юлий оставил мне, его римскому сыну! Он требует, чтобы его знаменитые «дарения» были утверждены, а это делает Птолемея Пятнадцатого Цезаря царем царей! В Риме, в котором царя нет!

Вокруг стали шептаться. Вскрыто завещание, и его может прочитать любой, кто хочет удостовериться, что Октавиан говорит правду.

— Что, почтенные отцы, вы оскорблены? Вы должны быть оскорблены. Но это еще не самое худшее, что содержится в завещании. Самое худшее — его распоряжение о собственных похоронах. Он распорядился так: где бы смерть его ни настигла, его тело надо отдать египетским жрецам, которые забальзамируют его. Поэтому эти жрецы повсюду ездят с ним, чтобы в случае его смерти сделать из него мумию по египетской технологии. Затем он говорит, что его нужно похоронить в его любимой Александрии! Рядом с его любимой женой Клеопатрой!

Поднялся шум, сенаторы вскочили со своих мест, потрясая кулаками и издавая вопли.

Попликола ждал, когда шум затихнет.

— Я не верю ни одному его слову! — крикнул он. — Завещание — подделка! Как еще ты мог получить его?

— Я выкрал его из хранилища весталок, хотя они очень хорошо хранили его, — спокойно ответил Октавиан. Он бросил завещание Попликоле, который схватил его и попытался снова свернуть. — Обрати внимание на конец. Проверь печать.

С трясущимися руками Попликола проверил печать, нетронутую, потому что Октавиан осторожно вырезал ее. Потом стал читать пункт о похоронах Антония и о бальзамировании его тела. Хватая ртом воздух, дрожа, он отбросил эту полоску бумаги.

— Я должен поехать к нему и попытаться вразумить его, — сказал он, неуклюже поднимаясь на дрожащих ногах. Затем, не стесняясь слез, повернулся к рядам и поднял вверх руки. — Кто поедет со мной?

Немногие. Те, кто ушли с Попликолой, покинули палату под свист и оскорбления. Палата наконец убедилась, что Марк Антоний больше не римлянин, что он околдован Клеопатрой и ради нее готов идти войной на свою страну.

— Какой триумф! — сказал Октавиан Ливии Друзилле, когда возвратился домой, сидя на плечах Агриппы и Корнелия Галла в роли двух пони.

Но у дверей он отпустил и их, и Мецената со Статилием Тавром, пригласив всех отобедать с ним завтра. Такую победу надо разделить сначала со своей женой, чей дьявольский план так упростил его задачу. Ибо он знал, что Аппулея и ее подруги ни за что не показали бы ему, где лежит завещание, а он не отважился бы обыскать хранилище. Он должен был точно знать, где находится завещание.

— Цезарь, я никогда не сомневалась в результате, — сказала она, прижимаясь к нему. — Ты всегда будешь держать Рим под контролем.

Он что-то проворчал, погрустнел.

— Это все еще спорно, meum mel. Новость о предательстве Антония упростит мне сбор налогов, но они останутся непопулярными, если я не смогу убедить всю страну, что альтернативой будет власть Египта и жизнь по египетским законам. Что не будет бесплатного зерна, не будет цирка, не будет торговли, все слои общества лишатся римской автономии. Они еще не поняли, и я боюсь, что не смогу объяснить это им, прежде чем опустится египетский топор в руках умелых рук Антония. Их надо заставить понять, что это не гражданская война! Это война с другим государством под римской маской.

— Цезарь, пусть твои агенты неустанно повторяют это, расскажи им о поведении Антония как можно проще. Если ты хочешь, чтобы люди поняли, им надо объяснить простыми словами, — посоветовала Ливия Друзилла. — Но ведь не только это тебя тревожит, да?

— Да. Я больше не триумвир, и если в первые дни война будет направлена против меня, какой-нибудь честолюбивый волк на передних скамьях легко свалит меня. Ливия Друзилла, моя власть еще так слаба! Что, если Поллион снова появится, приведя за собой Публия Вентидия?

— Цезарь, Цезарь, не будь таким мрачным! Ты должен продемонстрировать публично, что эта война не гражданская. Есть какой-нибудь способ показать это?