Зеркала и галактики - Елена Вячеславовна Ворон

Его голос неожиданно стал жестким.

– Не воображайте, будто я – невинная жертва обстоятельств. Я изрядно наломал дров, попался между молотом и наковальней. Мне позарез требовались деньги, и работа жиголо оказалась наиболее доходной. Из тех, что предлагались на выбор. А если разобраться, недурно устроился: полтора года каторжных работ вместо смертного приговора.

– И вы надеетесь, отбыв свой срок, вновь зажить как ни в чем не бывало?

– Какое! С иллюзиями я уже расстался. К тому же новая работа, которая с сегодняшнего дня… К концу месяца я сделаюсь озлобленным циником и не сумею сыграть ни одной порядочной роли.

– Да что вам в этих ролях?!

– А то, милая хозяюшка, – Тони провел ладонью по черным кудрям Мишель, – это единственное, что поддерживает мое потрепанное чувство собственного достоинства. Я сознаю, что чем бы ни занимался, делаю это профессионально. Умело и хорошо. Вы удовлетворены?

– Нет.

Мишель вглядывалась, пытаясь проникнуть за его вежливую добродушную маску. Ложь, пронзило внезапное озарение. Все, что он наговорил, – сплошная ложь. Наемным любовником его сделало не преступное прошлое, а нечто совсем иное. Она сглотнула ком в горле.

– Тони, чем я могу вам помочь?

Он отвел глаза. И ответил потухшим голосом:

– Отпустите домой. Надо хоть кроху поспать, иначе завтра я кого-нибудь убью.

– Вас дома ждут?

– Слава Богу, нет.

– Тогда оставайтесь. Я устрою вас в комнате для гостей. Правда, зачем вам ехать? Утром я встану пораньше и подам завтрак.

– Девушка, ваша доброта граничит с глупостью.

– Самая настоящая глупость и есть, – обрадованно призналась она. – Будете ужинать или сразу спать?

– Спать. – Тони привлек Мишель к себе, невесомо обнял за плечи. – Милая, чудесная моя хозяюшка… Спасибо вам.

Мишель отвела его в комнату для гостей, выложила на постель свежее белье.

– Ванная тут, – она приоткрыла дверь, так неудачно сливавшуюся со стеной, что гости подчас не могли ее отыскать. – Спокойной ночи.

Потом она унесла нетронутые закуски в холодильник. Завтра они придутся в самый раз. Во сколько надо подняться – в семь, полседьмого? Постеснявшись стучаться к Тони, Мишель установила будильник на половину седьмого и улеглась.

Сна, разумеется, не было ни в одном глазу. Не выключая свет, Мишель рассматривала хрустальный светильник, словно видела его впервые в жизни, и размышляла о человеке, которого приютила. Профессионал высокого класса. Допустим. И все же он лгал, когда рассказывал о себе. Мишель понятия не имела, каким должен быть настоящий жиголо, – но совершенно не таким, как Тони.

В дверь поскреблись.

– Тони? – откликнулась она, стараясь не выдать внезапного испуга.

– Разрешите? Я на минуту.

Мишель по горло закуталась в одеяло и прижалась спиной к стене.

– Входите.

Тони появился на пороге.

– Я вас опять напугал, – огорчился он. – Извините. – Он был в брюках и куртке на голое тело – видать, уже лег, но снова поднялся. Тони присел на край постели. – Я хотел еще раз поблагодарить. Увидел: свет падает из окна…

– Ну-ка поглядите на меня, – велела Мишель.

Она видела Тони в профиль, но с его лицом определенно что-то произошло. Он повернул голову. Мишель ахнула.

– Что у вас с глазами?!

Вместо сиреневых, они были серыми.

Тони усмехнулся:

– Цветные линзы. Меняем цвет глаз по желанию клиента. Я уж их снял и приготовился спать, да понесло меня к вам за разговорами. Прошу прощения; прокол. – Он тихо засмеялся. – Ваш приятель хотел заказать блондина с фиолетовыми глазами, но фиолетовых, как назло, не оказалось.

– А волосы? Крашеные?

– Свои. Чуть усилен оттенок, только и всего. Мишель… Хозяюшка… – В голосе Тони больше не было обворожительной мягкости, это стал голос смертельно уставшего человека. – Никогда не связывайтесь с жиголо. Вас будет мучить вопрос, что он делает по обязанности, а что – от души, и вы слишком дорого заплатите за ответы.

– Послушайте, молодой человек, не надо меня воспитывать. Вам давно пора спать.

Он не двинулся с места. Сидел, уставившись на край одеяла, в которое закуталась Мишель.

– Не подняться, – сокрушенно вздохнул наконец. – Сил нет.

У нее снова пошла кругом голова, и опять возникло ощущение стремительного скольжения по ледяному склону.

– Отвернитесь.

– Отвернулся, – Тони закрыл глаза.

Мишель выбралась из своего кокона, поспешно натянула халат, бросила подушку к стене и сдвинула туда же одеяло.

– Вот вам место. Ложитесь. Вашего тут – ровно половина постели.

Он открыл глаза и посмотрел на Мишель – и ей захотелось провалиться сквозь землю. «Дура! – казалось, говорил его взгляд. – Ну черт возьми, какая же ты дура!» Возразить было нечего.

– И не воображайте, будто я стану смущать вас своим обществом, – заявила Мишель, пытаясь спасти положение. – Я-то уйду в комнату для гостей – меня-то ноги держат.

Тони едва не вспылил; с трудом сдержался.

– Вы правы: я неблагодарная тварь, которой думали оказать честь, уложив рядом с собой на краешке. Не оценил, виноват, каюсь.

Махнув на все рукой – пусть понимает ее, как хочет – Мишель склонилась над ним, поцеловала в волосы.

– Доброй ночи.

Она двинулась к двери. У порога обернулась, чтобы сказать что-нибудь хорошее, сгладить впечатление от наделанных глупостей. Ох, что это?! Тони успел стянуть с себя куртку и озирался, раздумывая, куда ее пристроить. До Мишель не сразу дошло, что она видит на его обнаженной руке. Темные разомкнутые колечки, пары повернутых друг к другу тонких подковок. Много колечек – целая цепочка. Укусы, окончательно осознала она. Это же следы человеческих зубов.

Тони поймал ее взгляд.

– Новая игра, – сообщил он. – Только что вошла в моду. Полагаю, правила вас не интересуют? – Он в упор смотрел на Мишель. Губы дернулись в гадливой гримасе, в голосе послышалась озлобленность: – Прошу прощения. Не предполагал, что придется у вас раздеваться. Жиголо обязан ликвидировать следы на теле, прежде чем обслуживать нового клиента. Но в таком случае я бы явился к вам с опозданием! – закончил он яростно.

В ужасе, Мишель выскочила вон. Кошмарный бред! И после всего, что было, этот бедолага приехал сюда. Не искал утешения, не пытался забыться – напротив, старался доставить удовольствие ей самой. Цветок подарил. Надеялся ее, дурочку, вразумить…

Только в комнате для гостей Мишель заметила, что плачет. Усевшись на постель, она провела рукой по примятой подушке, осторожно потрогала рубашку, висящую на спинке стула. Надо что-то сделать – но что? Тони не желает, чтобы она ввязывалась. Почему? Неужто больше заботится о ней, чем о себе? Господи Боже, ну как же он вляпался в эту мерзость?

Опять установив будильник на половину седьмого, Мишель улеглась и в конце концов задремала.

Звонок в