Число и культура - А. Степанов

Симптоматично, что применительно к развязыванию балканского конфликта не сработали механизмы ООН – организации, возникшей после Второй мировой войны, т.е. после двух бифуркаций. Ведь переговорный подход, компромиссность, методы не прямого, а косвенного давления – не в духе третьих революций.

Факт, что мировой системе не удалось удержаться на этапе двух бифуркаций и в ней протекает третья, недвусмысленно свидетельствует и о другом: коли избран "революционный" путь развития, то третья бифуркация в мире – отнюдь не последняя. По крайней мере все бывшие тоталитарные страны: Германия, Италия, Россия, имперская Франция издания Наполеона III, не говоря о государствах Центральной, или Восточной, Европы, – рано или поздно отказываются от диктатуры, переживая следующую политическую революцию. Мало сомнений, что сходная перспектива ожидает и последний могущественный тоталитарный режим, КНР. Неконструктивным, малоприемлемым для большинства – теперь альтернатива отсутствует – спустя определенное время окажется и режим доминирования НАТО, США в управлении миром. Самые прозорливые наблюдатели уже фиксируют надлежащие признаки, и Г.Киссинджер в статье в "Ньюсуик" вынужден констатировать "интуитивно отрицательную реакцию почти всех стран мира на новую натовскую доктрину гуманитарного вмешательства", цит. по: [413].

До сих пор были рассмотрены результаты не более трех революций, этот материал осталось дополнить немаловажной деталью. Любая из революций – первая, вторая, третья – нередко оказывается внутренне неоднородной, разграничиваясь на качественно различные этапы. В таких случаях уместно говорить о дополнительных ступенях, или "подступенях", логического деления. Со сходными феноменами – пусть не в диахроническом, а синхроническом выражении – мы уже сталкивались в первой главе, анализируя систему трех лиц местоимений, в которой третье лицо делится на три элемента (градация по родам), совокупность грамматических времен в немецком языке и территориально-политическое строение зрелого СССР или ЕС, когда каждый из региональных ансамблей представлен группой самостоятельных единиц ("подъединиц"). Не иначе дело обстоит и с некоторыми из революций, если они рассматриваются как составное целое. Для краткости ограничимся парой примеров.

Наиболее глубокая, коммунистическая революция в России – которой попутно пришлось решать серьезные задачи модернизации (дефеодализация, ликвидация неграмотности, индустриализация), – как мы помним, была третьей: после революции 1905 – 07 гг. и после Февральской 1917. В своем развитии она прошла через несколько ключевых этапов. Первым из них, согласно учебникам, оказался "военный коммунизм"; вторым, после Гражданской войны, в 1922 г. вводится НЭП, предоставивший населению определенные экономические и культурные свободы (именно в этот период выдвигается бухаринский логунг "Обогащайтесь!"). Наконец, революция окончательно добивается своих целей в процессе так называемого "Великого перелома", ведущего отсчет с 1928 – 29 гг. В результате последнего сформировался "классический", сталинский СССР. Частная собственность полностью отменена, отсутствуют не только альтернативные партии, но и внутри правящей путем репрессий искоренена и тень возможных разногласий. Прежде таковые все же допускались, и дискуссии – как при Ленине, так и сразу после его смерти, в разгар НЭПа – протекали достаточно интенсивно. Вдобавок до "Великого перелома" сильны авторитет и влияние коллективной "ленинской гвардии", нескольких "вождей революции"; после него – под флагом борьбы с фракционностью – "лишние" вожди ликвидированы и установлено надлежащее единодушие под эгидой "Отца народов", единственного живого Вождя. Тогда окончательно канонизируется и большевистский миф. Третья революция в России, таким образом, привела к политически однородному, тоталитарному состоянию не сразу, а посредством последовательных скачков. Причем, именно третий по счету обеспечил радикальную унификацию, полностью лишив население реальных экономических и политических прав, заложив прочный фундамент великой коммунистической империи. Предшествующая ступень, НЭП, – которая, одно время казалось, введена "всерьез и надолго", – напротив, неизменно кодифицировалась как "либеральная", насколько вообще допустима речь о либерализме под сенью входящих во вкус большевиков. Первому же этапу, "военному коммунизму", при всей его радикальности, не удалось в полном объеме достигнуть поставленных целей: в стране бушует Гражданская война ("белые" и "зеленые" не разделяют, разумеется, ценностей большевиков), по ее окончании поднимаются на сопротивление недавно опорные силы (напр., восстание в Кронштадте). Судя по всему, и на уровень "подбифуркаций" проникает та же логика, в которой задействованы текущие номера. Напомним: после одной бифуркации – в данном случае "подбифуркации" – следуют либо полумеры, либо не вполне определенный "межеумочный" статус. После двух верх берут атрибуты либерализма. По итогам трех устанавливается либо тоталитарный, либо "квазитоталитарный", имперский режим.

Сходным образом, и Великая французская революция не одним махом приходит к своему конечному состоянию. Вначале – созыв в мае 1789 г. Генеральных штатов, 17 июня 1789 г. депутаты из третьего сословия объявляют себя Национальным, а 9 июля – Учредительным собранием. Попытка его разгона приводит к восстанию и (14 июля 1789 г.) штурму Бастилии. 26 августа Учредительным собранием принимается Декларация прав человека и гражданина. Несмотря на столь серьезные достижения, на указанном первом этапе власть фактически принадлежит крупной буржуазии и либеральному дворянству (фельянам), Людовик ХVI остается на троне, хотя и становится "ручным". В августе 1792 г. начинается второй этап – монархия в ходе восстания свергнута. 22 сентября 1792 г. Конвент провозглашает республику. Основная борьба в Конвенте в этот период разворачивается между умеренными жирондистами и радикалами – якобинцами. 2 июня 1793 г. власть переходит к последним. К достижениям якобинского правительства относят победу над вторгшимися во Францию войсками европейских монархических государств, подавление контрреволюционных мятежей, радикальное разрешение наиболее острого аграрного вопроса (уничтожение феодальных привилегий, крестьянам переданы общинные, а также конфискованные у эмигрантов земли, т.е. крестьяне превращаются в мелких собственников). Историки констатируют, что правительство выражает интересы городской мелкой и средней буржуазии, большей части крестьянства и плебейства, а выдвинутые им лозунги и поставленные цели впоследствии служат каноническим образцом для либералов во всем мире. "Издержки" второго этапа, однако, позволяют в июле 1794 г. произойти Термидору и, в конце концов, приводят к провозглашению Бонапарта императором. Т.е. происходит третья подбифуркация (которая, если угодно, поддается еще одной ступени логического дробления: Директория, Консулат, Империя).

Ранее применительно к революциям приводилась физическая параллель – изменение фазовых состояний вещества. Но в том же разделе физики формулируется модель, позволяющая описывать и "подреволюции". Напомним сведения из школьного курса: классические переходы из твердого состояния в жидкое, из жидкого в газообразное и из газа в плазму именуются фазовыми превращениями первого рода, тогда как для более тонких скачков используется понятие превращений второго рода, в рамках которых осуществляется изменение уже не фаз, а только фазовых модификаций. Стандартной иллюстрацией двух различных фазовых модификаций химически одного и того же вещества, находящегося в одном и том же, твердом, состоянии, служат алмаз и графит. Трансформация первого во второй и есть пример превращения второго рода. Для строгости подобная терминология могла бы быть внедрена и в описание соотношения между революциями и "подреволюциями" – революции I и II родов, – однако это, боюсь, покажется чересчур педантичным. Как бы там ни было, постараемся запомнить вывод о том, что на практике революции могут выступать в форме своеобразного пакета "подреволюций", и о том, что закономерности упорядоченного ряда революций распространяются и на нижележащий логический уровень. Это еще пригодится впоследствии.

Первой страной, преодолевшей барьер трех революций и пережившей четвертую, оказалась, разумеется, Франция, застрельщица революционного духа. Вообще в ней к настоящему времени состоялось больше всех революций эпохи масс, что, вероятно, не должно удивлять. Вступив в первых рядах на индустриальный путь, будучи в авангарде народного просвещения, – отчего ее не без оснований относят к первому эшелону модернизации, – Франция все же ощутимо отставала по уровню развития от безусловных лидеров: вначале Нидерландов и Англии, затем США. Потребность в "догоняющем развитии" известна ей не по наслышке. Будучи, в отличие от трех упомянутых, очевидно более континентальной ("теллурократической") страной, Франция хронически задерживалась с проведением необходимых текущих буржуазных реформ, а затем, чтобы не отстать навсегда и не проиграть безнадежно международную конкуренцию, ей волей-неволей приходилось включать механизм "форсажа", прибегая к революционному способу разрешения назревших коллизий. Память о ярком феодальном и абсолютистском прошлом также способствовала определенной внутренней "косности", как и приверженность католической вере, гораздо более традиционалистской и "инерционной" по сравнению с протестантизмом.(19) Франция, кроме того, – страна слов, ограненных и хлестких выражений-формул, которые впечатываются в сознание "навеки", отчего в своих целях ими любят пользоваться и другие народы.(20) Мир слов живет самостоятельной жизнью и зачастую заменяет реальность. Французов мало смущают то и дело возникающие "нестыковки", демонстрируется готовность перешагнуть границы любого интеллектуального эпатажа (читатель вправе вспомнить незабвенные образцы из ХХ в., слоганы студенческой революции 1968: "Будьте реалистами, требуйте невозможного!" или "Здесь запрещено только одно – запрещать!").(21) Эта черта – явный признак идеализма, и подобный фактор, как мы знаем, способствует преобладанию революционной парадигмы над эволюционной. Однако спустимся на землю, обратившись к фактам.