Сказка сказок, или Забава для малых ребят - Джамбаттиста Базиле

На следующее утро на том месте лежала юбка, столь же великолепной работы, что и корсет; и, увидев ее, Чинциелла послала спросить садовника, за сколько он ее продаст. Садовник ответил, что юбка не продается, но он ее охотно подарит, если она позволит ему переночевать в передней ее покоя. И Чинциелла, чтобы иметь к корсету и юбку, повелела впустить его и дать ему провести ночь, где ему хотелось.

И когда настало третье утро — прежде чем Солнце ударило огнивом над трутом полей — садовник положил на том же месте прекраснейший жакет, изумительно дополняющий юбку и корсет. Увидев его, Чинциелла подумала: «Пока не буду его иметь, мне и те вещи не будут в радость!» И, призвав садовника, сказала ему: «Прошу тебя, добрый человек, продать мне жакет, что я видела в саду, а вместо него возьми хоть мое сердце». — «Он не продается, госпожа моя, но если вы не против, я подарю вам жакет и к нему в придачу бриллиантовое ожерелье, а вы пустите меня переночевать в углу вашей опочивальни». — «Ты ведешь себя как грубый мужлан, — отвечала Чинциелла. — Мало тебе спать в зале, мало в передней, ты уже и в опочивальне моей разлечься готов! Мало-помалу ты захочешь спать на моем ложе!» — «Госпожа моя, пусть при мне останется мой жакет, а при вас — ваша спальня. Если захотите меня позвать, дорогу ко мне знаете. Я с удовольствием высплюсь и на полу, а в этом добрый человек и турку не откажет. А если бы вы своими глазами увидали ожерелье, что я хотел вам подарить, тогда, может, и уступили бы мне».

Принцесса, с одной стороны, подстрекаемая желанием, а с другой — подталкиваемая придворными девушками, позволила себя уговорить. И когда настал вечер — и Ночь, как кожевенник, вымочила в дубильном растворе кожу Неба, чтобы придать ей черный цвет, — садовник принес ожерелье и жакет в покои принцессы. Когда он передал их ей, она впустила его в спальню, посадила в углу и сказала: «Сиди здесь и не двигайся, если хочешь от меня милости!» Для верности она провела углем на полу линию, прибавив: «Перейдешь черту — без задницы останешься». С этими словами опустив полог кровати, она улеглась спать.

Король-садовник, лишь только понял, что она уснула, решил, что настало время возделать поле Амура. Он улегся рядом со своей госпожой и сорвал плоды любви прежде, чем она успела пробудиться. Проснувшись и увидев, что произошло, она не захотела вместо одного зла делать два и, чтобы покарать садовника, губить заодно и сад[531]; но, обратив неизбежность в порок[532], утешилась в своем падении и из ошибки извлекла удовольствие; свысока смотревшая на множество коронованных голов, она не побрезговала оказаться под мохнатой лапой мужичины, ибо так выглядел король, и так думала о нем сама Чинциелла.

Однако, продолжая заниматься тем же самым, она вскоре забеременела. Видя, как день ото дня растет живот, Чинциелла сказала садовнику, что если отец откроет ее прегрешение, то она погибла, и надо подумать, как избежать такой опасности. И король-садовник ответил, что не может придумать ничего, кроме бегства, и предлагает Чинциелле укрыться в доме одной его бывшей госпожи, которая предоставит ей некоторые удобства, чтобы родить ребенка.

Чинциелла, видя, как грех гордости, переиграв ее вчистую, бросает ее, как разбитую лодку, с одного рифа на другой, дала себя убедить и покинула дворец, доверившись непредсказуемым объятиям Фортуны. А король, после долгого путешествия, привел ее к себе в дом и, пересказав все дело своей матушке, попросил ее притвориться, будто она ничего не знает, ибо ему хотелось наказать Чинциеллу за ее гордость. И матушка поселила ее в одной из дворцовых конюшен, в последнем убожестве, где и кусок хлеба казался ей великой милостью.

Когда служанки короля пекли хлебы, он велел им позвать Чинциеллу, чтобы она им помогала, а сам в это время, придя к ней в одежде садовника, подговорил ее украсть несколько сдобных колечек, чтобы они могли утолить голод. Бедная Чинциелла, вынимая хлебы из печи, незаметно украла одно колечко, положив его в карман. В этот момент король, неожиданно войдя в пекарню в подобающем ему облике, закричал на служанок: «Кто позволил вам впустить в дом эту дрянную бабенку? Да поглядите, у нее ведь на роже написано, что она воровка! Ну-ка, кто там! запустите ей руку в карман и поймаете с поличным!» Обыскав, нашли при ней улику преступления и устроили ей хорошую головомойку; и весь день до вечера ее преследовали отовсюду насмешки и свистки.

А король, вновь переодевшись, пришел к ней и, видя ее в великом горе от пережитого позора, посоветовал ей не скорбеть об этом, ибо нужда — тиран над людьми, и, как сказал тосканский поэт,

бедный, голодая,

доходит до того, что в лучшем положенье

в другом и сам подверг бы осужденью[533].

Голод и волка заставляет выйти из леса, что извиняет и ее, даже если она сделала то, что другому не подобало бы делать. И он прибавил, что госпожа занята тем, что разрезает на куски какую-то ткань, и пусть Чинциелла вызовется ей помочь, а при этом украдет несколько кусков ткани, так как скоро придется рожать и понадобится много чего такого.

Чинциелла, которая не умела теперь сказать «нет» мужу (а она считала его своим мужем), пошла наверх к госпоже и вместе с прислугой принялась резать ткань для подвязок, тесемок, чепчиков и передничков. И, между делом похитив отрез ткани, спрятала его под одеждой. Но тут пришел король и, устроив такую же сцену, что и по поводу хлеба, велел ее обыскать. Отрез обнаружили, и Чинциелла, получив новую взбучку, словно намыленная сзади, слетела обратно в конюшню.

А король, переодевшись, сошел туда же и, видя ее в отчаянии, посоветовал ей не скорбеть сверх меры, ибо все дела этого мира суть лишь мнения[534]; но пусть она еще раз попытается добыть что-то у хозяйки, поскольку роды уже вот-вот, а теперь как раз представляется удобный случай. «Твоя госпожа, — сказал он, — женит сына на одной иностранной даме и хочет послать ей кое-какие парчовые платья. И, зная, что та дама ростом точно с тебя, она собирается укоротить их, вымерив по тебе. Так что будет легко стянуть хороший отрезок парчи, который ты припрячешь, и мы его продадим, чтобы хватило протянуть какое-то время».

Чинциелла сделала, как ее научил муж, сунув