Лабиринт Осириса - Пол Сассман

– Дело за тобой! – крикнул он, когда экран ожил.

Зиски пришел с кухни, где варил кофе, и Регев уступил ему стул.

– Надеюсь, тебе не нужно напоминать, что вскрывать компьютер полицейского совершенно незаконно?

– Всего на несколько минут. Надо кое-что проверить.

– Проверяй, только побыстрее. Я принял меры, чтобы нас не разоблачили, но рисковать не хочется.

Зиски показал ему большой палец и склонился к монитору, на его очках вспыхнул мягкий отсвет экрана. Регев оставил его наедине с компьютером.

Бен-Рой погиб. Информацию получили в Кишле в тот день ближе к вечеру. Ни подтверждения, ни деталей – известно одно: был принят анонимный звонок из Египта. Зиски детали были не нужны. Он понимал, что смерть Бен-Роя связана с делом Клейнберг. Никаких сомнений. Делом, которое было всецело связано с Египтом и которое вчера днем неожиданно забрали наверх. Почему забрали, никто не объяснил, но, располагая определенными сведениями, можно было догадываться. Ходили слухи, что Бен-Рой отправил некое электронное письмо. То, что в нем содержалось, кому-то не понравилось, и расследование решили придержать.

Зиски понял, что ему необходимо прочитать это письмо, и уломал Регева проявить свой талант компьютерщика и вскрыть почту напарника. Он повел мышью и «кликнул» на иконке почты, затем вошел в раздел «отправленные». То, что ему требовалось, стояло наверху списка. Последнее отправленное Бен-Роем послание. Оно было адресовано Лее Шалев, копии – шефу Галу и старшему суперинтенданту Бауму. Заголовок: «Раскрытое дело».

Теребя заколку на ермолке, Зиски откинулся на стуле и начал читать. Его задело, как Бен-Рой в последний раз разговаривал с ним: «Для тебя – сэр!» Но это нисколько не умаляло его восхищения этим человеком. В полиции, где хватало узколобых фанатиков и тупиц, Бен-Рой доказал, что он из хороших парней. Из лучших. Вот почему две недели сотрудничества с ним были настоящим кайфом.

Именно поэтому у Дова возникло странное чувство, что Бен-Рой бы одобрил то, чем он теперь занимался. Можно сказать, что откуда-то и каким-то образом погибший напарник подбивал его на этот шаг. У этого верзилы, как и у него, Дова, был собственный взгляд на вещи. Они составляли хорошую команду. Могли бы стать самой лучшей.

Зиски дочитал рапорт до конца, и с каждой страницей его удивление росло. И восхищение тем, как Бен-Рой все связал воедино. Затем, запустив руку под майку и поглаживая серебряную звезду Давида, Дов стал решать, что делать дальше. Потому что он должен был что-то сделать – не мог оставить все как есть. Он обязан Бен-Рою и своей матери тоже.

– Я буду хорошим полицейским, – пообещал он ей, когда видел мать в больнице в последний раз и гладил по безвременно облысевшей голове. – Буду стараться делать только правильные вещи и предавать преступников правосудию.

Теребя подвеску, он еще пару минут поразмышлял, потом, улыбнувшись и кивнув, нашел с помощью «Гугл» пару людей и скопировал их электронные адреса: [email protected] и [email protected] Затем, вернувшись в почту Бен-Роя, выделил необходимый материал и «кликнул» «отправить». Убедившись, что почта ушла, он выключил компьютер и отправился на кухню, прикидывая, какого рода бомбу только что заложил.

– Хочешь пива? – спросил он товарища.

Луксор

Натаниэль Баррен стоял на балконе своего номера в отеле «Зимний дворец» и, навалившись расплывшимся, словно от водянки, телом на каменную балюстраду, смотрел на Нил и на возвышавшийся вдали горб Тебанских гор.

Совершив все, что требовалось в Долине царей, он вернулся в гостиницу и в одиночестве пообедал. А если горевал, то по выражению его лица этого бы никто не заметил. Только руки выдавали, что он переживает и в душе ведет сам с собой бурный диалог. Скрюченные, как птичьи лапы, пожелтевшие ногти впились в парапет, словно ножи мясника в тушу.

Так он простоял минут тридцать, раскачиваясь взад и вперед, слушая доносившиеся снизу неумолкаемые гудки такси и частных машин и голоса людей, прогуливающихся семьями по Корнич. Затем вздохнул, повернулся и шаркающей походкой вернулся в номер.

– Буду ложиться, Стивен.

Слуга выступил из тени и, почтительно поклонившись, стал укладывать господина в постель. Помог снять одежду и облачиться в ночную рубашку, поддержал за руку, пока грузный Баррен устраивался на матрасе, и принес лекарства. На подносике лежала аккуратная линейка разноцветных таблеток, и Баррен проглотил их одну за другой, запивая слегка подогретым молоком. Когда с лекарствами было покончено, слуга помог Баррену откинуться на подушки, подтянул простыни до середины груди, подал кислородную маску и, взглянув на манометр, убедился, что напор газа хороший. Затем выключил весь свет, кроме ночника на прикроватном столике, пожелал господину спокойной ночи и удалился.

Оставшись один, Баррен лежал, глядя в потолок. Его грудь поднималась и опускалась, словно кузнечные мехи, и в комнате разносилось эхо булькающего, хриплого дыхания. Бежали минуты, его глаза стали закрываться, влажные веки медленно опускались. Когда радужки скрылись и от глаз остались лишь узкие белые полоски, рука Баррена внезапно скомкала ткань простыни и он прошептал единственное слово. Кислородная маска заглушила голос, и слово прозвучало невнятно. Что-то вроде «решать».

В следующее мгновение глаза Баррена окончательно закрылись, и он уснул.

Я выждал полчаса, прежде чем возвратиться в номер. Как и следовало ожидать, он окончательно вырубился. Успокоительное, которое я подмешал ему в молоко, было не обязательно – он всегда спал крепко. Однако в данном случае я обязан был проявлять большую, чем обычно, осмотрительность. Мне была невыносима мысль, что он очнется, наполовину зачищенный, и пригвоздит меня своим знаменитым взглядом. Подействовало бы очень обескураживающе. Совершенно не к месту.

Я постоял и немного посмотрел на него, испытывая при этом меньше эмоций, чем опасался. Почти тридцать лет я прислуживал, как до меня мой отец. Казалось бы, такой большой срок – можно сказать, половина жизни – пробудит большее чувство. Но на деле я мало что испытывал. Терзания окончены, сомнения позади. Теперь я в тоннеле. Тоннеле света. И все мои помыслы о зачистке и о том, как применить мои способности, чтобы выполнить работу наилучшим образом.

Я подошел к шкафу и достал одну из запасных подушек. Замечательные подушки у них в этом отеле – пышные, крепкие. Затем приблизился к кровати, убрал со рта кислородную маску и отложил в сторону. Надежно взялся за подушку с двух сторон и без лишней суеты накрыл ею лицо – достаточно плотно, чтобы прекратить поступление воздуха, но не слишком сильно, чтобы не оставить видимых следов.

Семья всегда привлекала нас, если речь шла об особенных зачистках. Таких, которые требовали большой деликатности и осторожности. От которых зависело благополучие семьи (а что может быть важнее этого?). Отец, я об этом уже упоминал, был мастером своего дела. И я в своем роде тоже. Сбился со счета, сколько раз меня звали ликвидировать потенциально опасную неприятность.

У меня для вас, Стивен, очередная небольшая работа. Подробности в конверте.

Хотя, если честно, со счета я вовсе не сбивался. Тридцать два случая. Считая с сегодняшним – тридцать три. Ведь у меня нет сомнений, что я доведу дело до конца. Семейный бизнес – это семейный бизнес независимо от того, кто отдает приказ.

Он сопротивлялся меньше, чем я ожидал. На самом деле почти совсем не сопротивлялся. Изогнул спину, раз-другой дернулся и через двадцать секунд затих. Я не хотел рисковать и для надежности, прежде чем убрать подушку, досчитал до двухсот. Выражение его лица я бы назвал удивленным, с примесью раздражения, хотя такое впечатление возникало в основном от того, что у него были открыты глаза и рот. Я закрыл их, и он сразу преобразился – стал спокойным, даже безмятежным. Приобрел вид больного человека, который мирно умер во сне.

Я ни о чем не сожалел. Не испытывал ни раскаяния, ни печали. Эстафета, и соответственно моя преданность, перешла к другому. Носовых платков, чтобы утирать слезы, не потребовалось.

Я положил на место кислородную маску, поправил подушку у него под головой, разгладил ту, которой совершил зачистку, и убрал в шкаф. Еще раз все проверил, затем взял мобильный телефон, набрал номер и сообщил хорошую новость.

Я всегда чувствовал в господине Уильяме нечто такое, чего его отец сознательно не замечал. Талант. Скрытые возможности. Мисс Рейчел была по-своему превосходной женщиной, но не имела будущего. На мой взгляд, господин Уильям – это единственный жизнеспособный путь вперед.

Поэтому, когда он обратился ко мне, объяснил, что пора открывать новую главу, и попросил помочь, решение оказалось нетрудным. Понимаете, семья – это все, гораздо важнее, чем сумма составляющих ее индивидуумов. Так учил меня отец, и с этим кредо я прожил жизнь. Господин Натаниэль постарел, и следовало обеспечить преемственность. Теперь будущее семьи в безопасности. И это будущее – господин Уильям.