История с географией - Евгения Александровна Масальская-Сурина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Серьезнее всех этих нервировавших нас дрязг и ссор был вопрос о Сарнах. Под давлением благоразумия, я дала слово пальцем не пошевелить для того, чтобы помешать этому делу, которое обеспечило бы всю нашу семью, но видит Бог, как мне это было трудно! Голицын просил Витю приехать к нему с Граве в Гатчину, где он пребывал как заведующий царской охотой. Пятнадцатого февраля Витя с Граве и планами поехали в Гатчину. Князь Дмитрий Борисович произвел на Витю чарующее впечатление. Не менее симпатичной показалась ему и княгиня Екатерина Владимировна. Они оба решили искать имение на Волыни и остановились на Сарнах. Узнав, что Голицын ищет лесное имение, Витя очень определенно заявил, что именно в Сарнах леса нет. Но князь не хотел ему верить.
– Ну, да, есть, но вырубленный, – уступал Витя.
– У вас есть лесное хозяйство, лесной план, хотя лес и вырублен, но успел отрасти.
– Ну, да, таких маленьких сосен много, показал Витя на поларшина от земли.
– Вот именно таких мне и надо!
Князь пояснил, что покупает именье для младшего семилетнего сына.
– К его совершеннолетию и лес будет у него в самой поре.
Цена в семьсот шестьдесят тысяч им подходит, и с наступлением весны они пришлют своего управляющего Лепина из Подмосковной осмотреть Сарны.
Витя был в полном восторге, я еще надеялась, что все разойдется при осмотре Сарн Лепиным. Это был латыш, человек очень опытный, который не собьется с пути строгой критики и не поддастся глупым фантазиям осчастливить тот край! Годовой доход большой, и больше никаких! А этот доход был под большим вопросительным знаком! Но все же, все же сердце щемило. Нет! Я не смею жертвовать спокойствием и благополучием моей семьи своими фантазиями! Но пусть сама судьба этим распорядится, я не могу этого желать, я не могу радоваться потере Сарн! Я скрывала эту борьбу от Лели, который считал предложение Голицына за невероятную удачу, к общему благополучию. Он, бедный, был теперь ужасно встревожен безнадежным состоянием своей тещи Ольги Владимировны. У нее был рак желудка, и у нее были все время виденья покойного Сашеньки. Это скрывалось, но Оленька утверждала, что он зовет ее, и потому она уж не жилец sur cette terre[295].
Глава 35. Март-апрель 1912
Третьего марта мы вернулись в Сарны. Весны еще не было. Груды снега сверкали на солнце, но солнце уже грело по-весеннему. Сильно капало с крыш; небо было чисто голубое. Невольно вспоминалось, как Пушкин писал, что «заплакал бы от бешенства» при виде такого неба, когда приходилось ему сидеть на севере, где «небо у нас сивое, и луна, точно репа»[296]. Но весна была у нас в саду. В наше отсутствие прибыл садовник из Богемии. Он уже привел в порядок грунтовой сарай, очистил фруктовые деревья и заложил первые парники. В ослепительно белом воротничке с зеленым перышком в фетровой тирольской шляпе, он работал самым усердным образом весь день. И только два мальчика, назначенные ему в ученики, неотступно помогали ему. Под рамами уже поднималась ранняя зелень. Одна беда, что говорил он только по-чешски, и понять друг друга нам не удавалось: а я так любила руководить садовниками! Зато Антося, не требуя моего руководства, забрала все хозяйство в свои руки и командовала не только всеми женщинами во дворе, но и Николаем, и Игнатом, которые летали по всем деревням, отыскивая ей клушек и яиц, устраивали ей нашесты, гнезда, «наказывали» кур, когда те пили яйца, привычка, выводившая Антосю из себя: она ставила птичье хозяйство на широкую ногу.
Но ее хватало и на поросят, и, в особенности, на молочное хозяйство. В этой отрасли ей приходилось сталкиваться с Фучиковскими. Почти ежедневно на свет божий появлялись телята. Сколько было радости для Антоси! Она им давала имена самых близких и дорогих ей родных! Кроме тридцати пяти коров-симменталок награждали ее «внучатами» и молодые телки, теперь становясь коровами, а таких было не менее двадцати штук. Молока было вдоволь, но Антося отбивала его возможно более для своих «внучат», что приводило в уныние молодых дам Фучиковских, очень старавшихся вести рационально и выгодно порученное им молочное хозяйство. Антося, конечно, видела в них своих врагов, ради «своих» выгод пытавшихся лишать внучат и поросят насущного питания. И глухой антагонизм уже начинал переходить в явную вражду.
Кроме садовника и Антоси с внучатами, нас радовал и Соукун. Он наладил обычный небольшой посев, доказал нам, что с осени посеянный овес прекрасно перезимовал, в чем с осени сомневались. Необработанные пески, пусто лежавшие вблизи усадьбы, были сданы местечковым евреям. Но у него были и новые дела. Так, местные евреи лесоторговцы подняли вопрос о проведении железнодорожной ветки от пристани к вокзалу. Лошади выбивались из сил, перевозя по сыпучему песку сплавной лес, пригоняемый с верховья Случа. Такая ветка с конной тягой от пристани к вокзалу уже когда-то существовала. Цела была даже насыпь, но рельсы по неизвестному капризу тещи были разобраны. Теперь лесоторговцы давали все деньги на возобновление этой ветки паровой тягой. Рельсы и поезда они обязывались сами уже поставить среди лета. За согласие возобновить ветку нам давали 3 тысячи годовой аренды и разрешали за льготную плату нагружать обратные поезда песком, цементом, торфом для завода Фучинского, мимо которого пройдет эта ветка.
Сам Фучинский только что вернулся из-за границы. Его машины были уже в пути, и он принялся с помощью Соукуна приводить в порядок свой завод. Жизнь кипела! Фучинский обещал в скором времени прибытие еще нескольких чехов: скотовод, который устроит мясную лавку в поселке и займется разведением у нас мясной породы шардарнов, английских овец и йоркширов. С ним приедет и гусевод. Наши луга могут прокормить массу скота и тогда будут использованы гораздо разумнее, чем одним сеном, продаваемым за бесценок. Двинулись и рыбаки. Старший сын рыбака студент юрист, ученый Богумил Кефурт предпочел стать ихтиологом, работать с отцом и заложить в Сарнах свое рыбное хозяйство.
Он добыл у князя Шварценберга восемь золотистых карпов и выезжал с ними в Сарны. Витя еще в Петербурге был в министерстве земледелия
