Семья Рубанюк - Евгений Поповкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот что, — сказал он спокойно, — порвите ваш рапорт и забудьте о нем. Никуда я вас отпускать не намерен.
— Я не порву его.
— Порвете!.. У меня достаточно силы воли, чтобы… не мешать вам работать…
Романовский кинул рапорт на стол.
Не прощаясь и не глядя на Оксану, он шагнул к двери, долго не мог нащупать в полумраке щеколду.
IIIМария Назарова, московская знакомая Петра, добилась своего: отправки на фронт. Пройдя двухмесячные курсы снайперов под Москвой, Мария с пятью подружками приехала на Северо-Западный фронт. Старшей группы была ефрейтор Саша Шляхова, комсомолка из оккупированного врагами Запорожья, получившая за отличную стрельбу именную снайперскую винтовку в подарок от ЦК комсомола.
В группу входили, кроме Маши Назаровой, сибирячка Нина Синицына, прозванная за свои рыжие волосы «Золотым теленком», Зоя Прасолова из Челябинска и две студентки Московского университета — Клава Маринина и Люба Сарычева.
Из эшелона выгружались перед вечером, невдалеке от разрушенной станции. Майор Ларина — политработник снайперских курсов, сопровождавшая девушек, отправилась в штаб фронта, пообещав Шляховой и всем остальным заехать навестить их, как только будут улажены все вопросы.
Попутная машина довезла группу Шляховой до деревушки, где размещался медсанбат дивизии Рубанюка, затем шофер, пристроив девушек в одной из крайних изб, сказал:
— За вами другую машину от командира дивизии пришлют…
Близилась ночь, дивчата озябли, и Шляхова пошла искать избу для ночлега.
Вскоре она вернулась и повела свою группу к крайней избе.
— Принимайте гостей, товарищи! — звонко сказала она, появляясь на пороге.
— Тут и так гостей… со всех волостей, — неласково пробасил голос из темного угла за печкой. Его перебил другой, веский и по-начальственному строгий:
— Отставить!
Из-за стола поднялся круглолицый, коренастый солдат со светлыми волосами, торчащими ежиком.
— Заходите, дивчата. Ничего, как-нибудь потеснимся… Приберите свои манатки, бородачи…
Солдаты, преимущественно пожилые и степенные, из дорожной команды, встретили девушек сперва недружелюбно: и без них было тесно. Но, узнав, что располагаются они ненадолго, согласились потесниться.
С любопытством поглядывая на входивших девушек, солдаты стали складывать в угол инструмент, вещевые мешки, котелки.
— Вам, видать, поужинать, дивчата, надо? — по-хозяйски заботился круглолицый, бывший, видимо, старшим в избе. — Сейчас мы вам стол ослобоним… Кипяточек остался…
— Устроимся, вы не беспокойтесь, — заверила его Шляхова. Обязанности старшей она выполняла не без гордости. — А от кипятка не откажемся…
Девушки сильно устали и проголодались. Скинув шинели, они расположились вокруг стола и дружно принялись за консервы. Солдаты, не желая им мешать, уселись в сторонке, на полу и у печи.
Солдат с темной щетиной на небритых щеках и вислыми усами поставил на стол большой черный чайник с кипятком.
— Вы что же, дочки, по связной линии на фронт? — поинтересовался он.
Это был тот самый солдат, который встретил девушек так негостеприимно.
— Нет, мы не связистки, — ответила Мария, посмотрев на него через плечо.
— И, видать, не милосердные сестры… — высказал догадку солдат.
— Мы с банно-прачечного…
Девушки дружно рассмеялись. Солдат, не желая оставаться в долгу, тем более, что к разговору прислушивались его товарищи, притворно вздохнул:
— Многовато нынче девок на фронте… В первую германскую меньше было…
— Мы снайперы, — сказала Мария. — Понятно?
— Ишь ты! — то ли с уважением, то ли с недоверием процедил солдат. — Стало быть, и стрелять умеете?
— Они и тебя еще, Осип, научат, — вмешался круглолицый. — Что ты пристал к дивчатам? Дай им спокойно повечерять.
— Я не мешаю.
Солдат прикурил от коптилки погасшую самокрутку и с достоинством отошел к печке.
— Нет, ты брось! — сказал он кому-то приглушенным, ворчливым голосом. — При лазарете или там, при связи, одно… Это акурат бабье дело…
— Да-а, — задумчиво говорил тем временем девушкам круглолицый солдат. — Это верно, что такой войны еще не бывало…
И, следуя каким-то своим затаенным мыслям, вслух размышлял:
— Конечно, снайперскому делу ловчей нашего брата, мужика, учить… Опасное оно дело…
Говорил он доброжелательно, с уважением поглядывая на девушек, но было заметно, что и он не слишком доверяет их военным способностям.
С рассветом солдаты ушли на работу, и в избе стало просторнее.
Девушки сидели у замерзшего окна, поочередно дышали на стекло, чтобы видеть улицу, и вскакивали при появлении каждой машины.
Наконец, уже в полдень, у крыльца остановилась полуторка. Саша выбежала из избы, за ней высыпали остальные:
Атамась, в белом, перетянутом ремнем полушубке, в добротных валенках, заглушил мотор и неторопливо вылез из кабины. Он обежал живыми черными глазами стройных дивчат в ладно подогнанных военных гимнастерках и довольно усмехнулся:
— Сдается, акурат по адресу. Это вас везти?
— Если вы от командира дивизии, то нас, — ответила Саша нетерпеливо: на морозном ветру стоять было холодно.
— А хто тут у вас за командира?
Атамась держался с великолепным достоинством, отлично понимая: по тому, как он, бывалый фронтовик, отнесется к новичкам, будут судить о всей дивизии полковника Рубанюка.
— Вы, товарищи дивчата, зря вот на холоде торчите, — с покровительственным видом заметил он, извлекая из кабины ватный стеганый чехол для радиатора. — Зайдэм в хату, там и договорымось…
Он открыл мотор, покопался в нем, попробовал ногой скаты. Потом залез в кузов, старательно расстелил сбившуюся солому, а войдя в избу, еще раз поздоровался.
— Командыра дывызии прывиз, — сказал он словоохотливо. — Тилькы у ных зараз совещание, нэ змоглы прыйты.
— Землячок? — спросила Шляхова, радуясь тому, что услышала родной язык.
— А вы звидкиля?
— 3 Запорижжя.
— А я з Ахтыркы. Будемо знайоми.
— Грийтэся та поидемо, — сказала Шляхова.
— Мы давно вас ждемо.
Атамася задел требовательный, начальнический тон, каким разговаривала с ним, ординарцем командира дивизии, водителем первого класса, эта дивчинка.
— Легко сказать: «поидемо»! — произнес он самолюбиво. — Сугробы понаметало такие… Не ручаюсь…
— Доедем!
— С таким орлом и не доехать! — польстила Атамасю Зоя Прасолоза. — Вы, наверно, давно на фронте?
Атамась промолчал. Он вспомнил все разговоры, которые слышал в штабе дивизии о предстоящем приезде девушек-снайперов, и сейчас, разглядывая лица этих самоуверенных, щеголевато одетых дивчат, мысленно заключил: «Нажылы на свою голову морокы. Верно командыры казалы»… Но Атамась помнил и наказ полковника Рубанюка: «Доставить в порядке…»
— Давайте собираться, девочки, — приказала Шляхова.
— То, раз так, время терять не будемо, — решил Атамась, поднимаясь. — Смеркается рано.
— Вот это деловой разговор, — одобрила Мария.
За деревней, едва отъехали километра два, машина, как и предвидел Атамась, увязла в снегу.
Девушки даже обрадовались этому: они сразу, едва только выехали из деревни, стали зябнуть.
Сугробы намело глубокие, понадобилось немало усилий, чтобы вытащить машину.
Но через некоторое время грузовик снова влетел в рытвину, занесенную снегом, и повозиться около него пришлось еще дольше. К штабу батальона, где должны были разместиться снайперы, добрались лишь поздним вечером, в темноте. У контрольного поста, из кустарника, окликнули:
— Привез, Атамась?
— Так точно, товарищ капитан!
К машине подошел капитан. Он, видимо, ждал давно и изрядно замерз. Молча наблюдая, как девушки выбираются из кузова, капитан постукивал ногой об ногу, потом, также молча, повел их куда-то узенькой тропинкой, протоптанной в снегу между высокими елями.
Он шагал быстро, девушки едва поспевали за ним, и по его пренебрежительному молчанию и отрывистым фразам Саша Шляхова заключила, что капитан не очень-то рад их приезду.
— А хозяева не очень-то приветливы, — шепнула она Марии.
— Даже не поинтересовался, как доехали, — вполголоса откликнулась та.
Впрочем, девушкам сразу же пришлось изменить свое мнение о гостеприимстве фронтовиков, как только они попали в подготовленный для них блиндаж. Жарко натопленная печка, чисто вымытые деревянные полы, аккуратные нары… На столике стояла даже керосиновая лампа, настоящая лампа со стеклом, вместо коптилки из снарядной гильзы.
— У вас все так… хорошо устроены? — спросила капитана Клава Маринина, поведя рукой вокруг.
— Обстроились, — уклончиво ответил тот. — Живем здесь давно.