Семья Рубанюк - Евгений Поповкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Обстроились, — уклончиво ответил тот. — Живем здесь давно.
Сейчас, при свете лампы, капитан выглядел не таким угрюмым, как вначале показалось девушкам. Смуглое, тщательно выбритое худощавое лицо его, с коротко подстриженными темными усами над сухими тонкими губами, было бы мало приметным, если бы его не украшали удивительно выразительные спокойные глаза. Черные, влажно-блестящие, они сразу же приковали к себе внимание девушек: так привлекательна была в них жизнерадостная, немного лукавая усмешка.
Капитан присел на корточки, подбросил в жарко полыхающую печь-времянку березовых чурок.
— В ведре чистая вода, — сказал он, выпрямляясь. — Можете с дороги умыться. Потом ужин принесут.
Капитан прикурил от головешки и вышел. Вернулся он через полчаса в сопровождении двух солдат. Они принесли котелки, термос с ужином, покрыли стол чистым куском полотна и, с откровенным любопытством посмотрев на девушек, ушли.
— Садитесь! — предложила Саша капитану, когда девушки разлили в ярко начищенные котелки дымящийся наваристый борщ.
— Спасибо! Ужинал.
Капитан присел на нарах, в сторонке, и, больше не обращая внимания на девушек, углубился в газету, вернее в обрывок газеты, так как остальная часть ее была, видимо, уже использована на самокрутки.
— Вот это борщ! — похвалила шепотом Люба Сарычева.
— Я такой, только дома ела, — тоже шепотом откликнулась Шляхова.
За дверью блиндажа послышались шаги. Кто-то осторожно спускался по ступенькам, затем пошарил рукой, отыскивая щеколду.
Капитан встал и открыл дверь. Высокий, худой человек, в плащпалатке, накинутой поверх шинели и завязанной под подбородком, шагнул вперед, огляделся и неожиданно пропел фальцетом:
— Мой крик невольный восхищенья!.. Какой волшебник живет в таком раю?..
С музыкальным слухом у пришедшего было явно неблагополучно, к тому же вместо «р» у него получалось грассирующее «г» — «кгик», «гаю» — и столь неожиданным и комичным было его появление, что все в блиндаже рассмеялись.
Засмеялся и вошедший.
— Олег Сергеевич Гепейников, — отрекомендовался он все в том же полушутливом тоне. — Фотокогеспондент агмейской газеты.
Он только сейчас заметил капитана и приветственно поднял руку:
— Капитану Касаткину! Знаменитому снайпегу!.. Репейников развязал шнурки плащпалатки, аккуратно сложил ее и потер озябшие руки.
— О! Гогячий чаек! — воскликнул он, увидев пар над котелками, стоящими на печке.
— Садитесь! — предложила Мария, подвигаясь и уступая место.
Повторять приглашение не требовалось. Репейников, достав из своей объемистой полевой сумки жестяную кружку, подсел к столу, шумно отдуваясь, принялся потягивать крепкий горячий чай.
— Я водохлеб, — общительно пояснил он между двумя глотками. — Пгошу не обижаться… Кипяточек весь выдуем… Шедевг, а не чай!..
Он болтал без умолку, и через несколько минут все уже знали, что до войны он работал на Потылихе, на кинофабрике, сперва монтажером, потом оператором, на фронт попал с ополчением, а недавно его взяли в армейскую газету.
— Москвичи есть? — сыпал он вопросы. — Есть? Чудесно! Я жил на Смоленском бульваге… Иван Семенович Козловский у меня часто в гостях бывал… Очаговательный человек… Я вам снимки покажу. Мы вдвоем…
Он спохватился и полез в сумку. Вытащил газету, протянул ее капитану:
— Еще не читали? Сегодняшняя. Посмотгите на пегвую стганицу…
Девушки с любопытством посмотрели из-за плеча капитана в газету.
Репейников извлек из сумки еще один экземпляр, протянул им.
— Узнаете?
Фотоснимок изображал капитана Касаткина, прильнувшего к оптическому прибору снайперской винтовки. Подпись под фотографией Мария прочла вслух:
— «Снайпер капитан Касаткин в засаде. За время боев у населенного пункта Эн он уничтожил сорок девять гитлеровцев».
Лица девушек быстро повернулись к капитану.
— Ну, как? — осведомился Репейников с таким значительным видом, словно это он, Репейников, уничтожил столько фашистов.
— Плохо, — коротко сказал Касаткин. — Смеяться будут.
— Это почему же? — удивленно подняв бровь, спросил фотокорреспондент. — Чудесный кадг. Чегез светофильтг снимал… Смотрите, как облачка пгогаботались.
— Про облачка судить не берусь, — перебил Касаткин. — Вам виднее. Но какая же, к шуту, это засада, когда вы меня у штабного блиндажа щелкали? Так бы и написали… Читатель, думаете, не разберется? В засаде, а… фотограф впереди снайпера… Ерунда!
— Ах, вы вот о чем! — успокоенно протянул Репейников. — Это пустяки… В искусстве это газгешается…
Мария и ее подруги спора не слушали. Перед ними был сам Касаткин, прославленный снайпер, о котором им приходилось так часто слышать на курсах, и они сейчас разглядывали его с величайшим любопытством и восхищением.
— Вы тот самый Касаткин? — воскликнула Люба Сарычева. — Вот вы какой!
— Обыкновенный…
Стены блиндажа вдруг затряслись от близкого разрыва. Репейников вскочил, лицо его вытянулось.
— Агтиллегийский обстгел, девушки! — крикнул он. — Я газведаю…
Он схватил шапку, шинель и молниеносно исчез за дверью.
— Это нас обстреливают? — шепотом спросила Мария.
— Нет. Километрах в трех бросил, — успокоил Касаткин. Слева, затем через минуту справа, еще ближе, разорвались два снаряда. Капитан взглянул на ручные часы:
— Аккуратные! В двадцать ноль ноль обязательно шум поднимают. Хоть часы проверяй.
— И это надолго? — спросила Саша Шляхова. Ей, как, впрочем, и остальным девушкам, было не по себе.
— Сейчас прекратят, — уверенно произнес Касаткин. — Балуются…
Он не ошибся. Сделав еще три-четыре выстрела, противник смолк.
Репейников появился спустя несколько минут, с бравым видом объявил:
— Ничего опасного, девушки. Можете спокойно пить чай.
В ответ раздался дружный хохот.
— Вот спасибо, — давясь от смеха, сказала Люба. — Если бы вы не успокоили, мы бы от страха тоже в щели полезли.
— В щели?
Репейников осмотрел свою измятую, вывалянную в снегу шинель, отряхнулся и смущенно сказал:
— Агтобстгел не пегевагиваю…
— Его никто не любит, товарищ техник-лейтенант, — утешил его Касаткин.
Он заметил, что кое-кто из девушек стал клевать носом, и поднялся:
— Ну, пусть гости отдыхают. Пойдемте, товарищ техник-лейтенант.
IVПолковник Рубанюк с утра поехал на командный пункт Каладзе. Пробираясь в его низенькую землянку, он столкнулся с Путревым.
— Что у вас за трескотня на левом фланге? — спросил он замполита.
— У Лукьяновича что-то немцы шумят. Командир полка связывается с ним.
Каладзе, зажав между плечом и щекой телефонную трубку, слушал и одновременно вертел цыгарку.
— Что там? — спросил Рубанюк, сбрасывая полушубок и присаживаясь на скрипящую дощатую кровать.
— Два немца к Лукьяновичу перебежали, — доложил Каладзе, кладя трубку. — Ну, по ним — свои же…
— Любопытно. Пусть ко мне в штаб направят.
— Приказал, товарищ полковник.
— Девушек устроил хорошо?
Каладзе поморщился:
— Устроил… Секретаря партбюро пришлось переселить. А вообще, товарищ полковник, что я делать с ними буду? Мне солдаты нужны, а не…
— Хорошо! Отдадим Сомову, — предостерегающе сказал Рубанюк. — Потом просить станешь — не дам.
— Будут только передний край мне демаскировать.
— Вишь! Требуешь людей, а смотри-ка, батенька, какой разборчивый, — разведя руками, сказал Рубанюк. — Они школу специальную закончили. Где ты таких получишь? И ты страху на них не нагоняй. Пороху они, насколько знаю, еще не нюхали.
Он встал, привычным движением провел ладонью по волосам и сказал:
— Ну-ка, Путрев, свяжись с Яскиным, пусть дивчат пришлет сюда, а мы с командиром полка потолкуем…
Девушки прибыли через час. Они вошли чинно и тесно разместились на ящиках, заменявших в землянке мебель. Капитан Касаткин встал у входа.
— Садитесь, капитан, — сказал ему Рубанюк с улыбкой.
Мария во все глаза глядела на командира дивизии. Узнав, что фамилия командира дивизии Рубанюк, она весь день с нетерпением ожидала встречи с ним. «Как поразительно похож командир дивизии на Петра, когда улыбается, — невольно отметила она. — Конечно, это родной брат Петра!»
— Кто же у вас старший? — спросил Рубанюк, и взор его задержался почему-то на Марии.
— Шляхова старшая, — ответила она и оглянулась на Сашу.
Шляхова встала. Пристальные, испытующие взгляды командиров смутили девушку, и она, покраснев, села. Мария незаметно толкнула ее локтем. Саша снова поднялась и охрипшим голосом доложила:
— Ефрейтор Шляхова.
Рубанюк смотрел на нее внимательно и добродушно.