Perpetuum mobile (Гроза над Миром – 2) - Венедикт Ли

– Томас, вас на Остров пригласил команданте? – спросила Полина.

– Я сам себя пригласил, мне надо. – ответил Фома, бросив взгляд на ее забинтованную левую ладонь. – Пошарить в библиотеке под Гнездом Ваги. Дал взятку одному, другому… и приглашений не понадобилось. Узнал, что вы тоже здесь… – его округлую, заросшую черной недельной щетиной физиономию украсила добродушная улыбка.

Полина осторожно коснулась его сознания. Ментальным блокиратором, вроде того, какой был у Аниты, он явно не пользовался. Как бы выяснить, что это за миниатюрное устройство и заполучить образец! Никаких способов, кроме, как дать Аните по башке и отобрать таинственный амулет, Полине в голову не шло. А вчерашний печальный опыт научил опасаться простых путей.

Они тогда расстались, каждый при своем мнении. Анита больше не настаивала на принесении Полины в «жертву» Андрею Гелле, дабы того умиротворить. А Полина решила не требовать сатисфакции, не жаловаться Одиссею Гору, он же знаменитый команданте Йерк и, с недавней поры, Верховный координатор Острова. С появление новтеран старые дрязги уступали место новым страхам.

Когда Фома ей позвонил и предложил встретиться, Полина не возражала, при условии, что Астер придет тоже. Магистр добродушно согласился. А Анита заявилась незваной уже к столу. Хорошо хоть, не в строительной робе и безоружной. Хотя, кто знает… В ее строгом брючном костюме достаточно мест, где можно спрятать оружие.

– Вы до сих пор следите за мной? – спросила ее Полина, когда Астер сделал общий на всех заказ.

– Конечно. – ответила Анита, не моргнув глазом. – Ах, ты недоумеваешь, отчего…

Полина сделала страшные глаза, но Анита и не собиралась заканчивать фразу. «…Отчего ты не видишь мыслей моих шпиков». Фоме Канопосу ни к чему знать, что он обедает в обществе: а) телепатки; б) особы, которая оную пси согнула в бараний рог.

Полина перестала следить за мыслями Магистра. За исключением банальностей о красивых ногах, упругой груди и других прелестях Полины, Фома думал о чем-то непонятном и оттого скучном. Иногда в его сознании мелькал образ настоящей Библиотеки, сокровищницы знаний из Университета. Металлический, ртутно- блестящий ящик, когда-то принадлежал Хозяйке Острова. Фома так и не смог восстановить пароли доступа к базе данных, утраченные после смерти Хозяйки и ее подруги Левкиппы Картиг, бывшей в те времена Великим Магистром Норденка.

Левки была настоящим Магистром. Но она ушла… Годы минули… а ее место занял этот бездельник и пустозвон…

– А начальство не протестовало против вашей вылазки на Остров? – спросила Анита.

Магистр засмеялся.

– Начальников надо мной – сонм! Работать некому – одни начальники! А у семи нянек, сами знаете…

Астер осторожно заметил:

– Руководители часто не понимают специфику умственного труда…

Магистр охотно подхватил:

– Умственный труд – очень интересно устроен: бывает – день зря, а иной раз такие мысли приходят! У штукатура так не получится: ты или штукатуришь, или нет.

– Вы в «самоволке». – резюмировала Полина. – У вас очень гибкие принципы. Гражданин Эгваль… государственный служащий, а занимаетесь не тем чем надо, а тем, что вам интересно.

Фома с аппетитом прожевал кусок сочного бифштекса. Утер губы салфеткой.

– Я никаких принципов не нарушаю. У меня их нет. А вы огородили себя условностями и сразу стали бояться. Начальников разных, так? Это ж, до какой степени испугаться надо, чтобы начать мыслить, как они? Будьте собой. Никто вам не указ. И Одиссей Гор в том числе.

Анита сделала вид, что ей ничто неинтересно, кроме содержимого ее тарелки.

– Это вы отгораживаетесь от сложностей мира, чтоб облегчить себе жизнь… – начала было Полина.

Фома так решительно выставил в протесте пухлую ладонь, что Полина в испуге умолкла.

– Да ничего подобного! Оставьте сказки про «человека с обнаженной душой!» Он страдает, мучается, размышляет. «Отчего, да почему я живу на свете»? И в чем смысл моей неповторимой жизни? Да ничего подобного я никогда не чувствую! Почему я живу?! Да потому же, почему собака живет. Мы живем, потому что живем и смысл жизни – в ней самой: чтобы жить. Жила собака, бегала, гавкала и сдохла. И я когда-нибудь сдохну. Это – вечный круговорот, так есть и так будет. Ребенок родился – все радуются; почему же горюют, когда кто-то умер? И то и другое – естественно. Я книги читать не могу со всякими сопливыми рассуждениями! Мне надо, чтобы герой действовал; сегодня он в одном городе, завтра в другом… разобрался с одним, разобрался с другим… А от идиотской философии меня избавьте – я сам нафилософствую и больше и лучше!

Он насмешливо улыбнулся, Полина невольно покраснела. А Фома вдруг резко переменил тему.

– Помните, вы приезжали ко мне, спрашивали о выморочных счетах?

– Да, что десять или более лет не востребовались и вдруг…

– Вот именно! Вчера я заново запустил проверку. Нашелся счет, с которого вдруг изъята практически вся сумма.

– Большая?

– Двести миллионов.

– Кто снимал деньги?

– Генерал-предатель Корман. Обменял на звонкую золотую монету. А кое-что перечислил в счет оплаты за комплект чего-то, шифр такой-то, ценой в сто реалов…

– Тайная армейская заначка. Вояки на это горазды. А сто реалов – примерная цена военной формы и автомата «Крамер-2». Мир готов отправиться в тартарары, а мятежники всё гнут свое… – сказала Полина.

Анита подалась вперед.

– Не кто снимал, а кому принадлежит счет?!

Фома выдержал паузу.

– Нине Вандерхузе.

Полина прочла это имя еще у магистра в голове, потому смогла скрыть потрясение. А вот Анита и Астер – нет.

То есть, Астер закашлялся и достал платок. Анита уронила вилку и нагнулась поднять ее. И то и другое не смогло замаскировать их шок и смущение.

– Хозяйка… снова в игре… – глухо сказала Анита, нервно вертя в пальцах серебряную вилочку.

Полина ахнула.

– Откуда вы знаете, что Нина и Хозяйка – одно лицо?!

Анита просияла.

– Не знала наверняка до этой минуты. Пока ты не подтвердила, подруга!

Ночь 7 апреля 1383 года я коротала на мосту через Маяриву. Стояла у парапета, дышала прохладой. Темное небо отражалось в спокойной реке, с обеих берегов сияла огнями Майя. Казалось, что я нахожусь в звездном тоннеле. Как говорил когда-то один мой приятель: две вещи всегда изумляют человека: звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас.

Тут мой философский настрой оказался перебит мерзким скрипом тормозов такси и я обернулась. Та, которую я ждала, выпорхнула из обшарпанного рыдвана, расплатилась с водителем и бодро зашагала ко мне. Молча. Без тени улыбки, без единого на нее намека. Каблучки цокали по асфальту, короткая юбочка туго обтягивала размеренно двигающиеся бедра, развевались полы расстегнутого жакета. Правая рука покоилась в кармане.

Нина Вандерхузе. В недалеком прошлом – воровка и брачная аферистка, а нынче – звезда видео. Несколько ролей в мелодрамах, затем она сыграла молодую Хозяйку в ее борьбе за власть. Успех, успех. Успех! Цветы. Аплодисменты. Всенародное «ура». Только я заподозрила правду. Если Нина догадается, что я догадалась и решит, что ей это ни к чему… Нина, между тем, все так же надвигалась на меня. Слова приветствия застряли у меня в горле, язык прилип к нёбу. Сейчас Нина выхватит из кармашка пистолетик и выстрелит. Я хотела отступить на шаг, но уперлась задницей в ограду. Если пуля не пробьет мою грудь насквозь, тогда ее удар перебросит меня через парапет и… буду ли я жива, когда тело мое коснется воды? Мне почему то захотелось, чтобы это было так.

Нина подошла ко мне, небрежным движением достала из кармана портсигар-зажигалку, встряхнула, извлекая сигарету. Она успела разок затянуться, пока ко мне вернулся дар речи:

– Черт вас подери, миз Вандерхузе!! Я думала – вы хотите меня убить.

Она выплюнула окурок в темнеющую внизу воду и, впервые за много лет, я услышала непередаваемый, хрипловатый на низких нотах голос:

– Страшилку давила – привычка вредная такая. Понравилось с некоторых пор.

Я жадно уставилась на нее. И вдруг меня одолело сомнение. Верна ли моя догадка, что гениальная и бесподобная Нина Вандерхузе – всего лишь новый облик моей давней знакомой? Ее ли это голос, или память подводит меня? Я выискивала и не находила в ней признаков возраста, кроме обычных для женщины не старше тридцати. Это – ты, Хайд?! Тогда почему не показываешь, что узнала меня? Смотришь равнодушно, с толикой отстраненности. Где твоя печаль при виде, как изменилась я за четырнадцать лет? Стареющая дама сорока семи годов. Без мужа, так сложилась жизнь и ничего не поправить. Когда не спешишь, по молодости и дурости, а потом прыгаешь на подножку уходящего поезда… Оказывается, что села не на тот; и твой поезд ушел без тебя. А Хайд – семьдесят восемь, но она никогда не будет выглядеть старше, чем сейчас. Мужей и любовников ее не сосчитать. Как не сосчитать ее денег и не измерить власти, распростершейся на половину Мира – явно, и на весь Мир – тайно.