Соседи (СИ) - Drugogomira
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«По первому пункту… логично… Интриган! Не колется!»
10:47 Кому: Том: Откуда? «Твои мысли пахнут совсем не так, как слова. И это слышно».
Уля была абсолютно уверена, что ответ прилетит максимум через полминуты: уж слишком известная это книга, чтобы Том её не читал. Сейчас он отпишется, и она попробует развить вброшенную мысль. Но прошло десять минут, двадцать, полчаса, а никакой реакции не воспоследовало. Внутренности сжигали противоречивые чувства: торжество и разочарование. Торжество, потому что в этой их игре в цитаты с оглушительным разрывом в очках, которым Уля мысленно ведет учет, проигрывает она. Тридцать один – восемнадцать сейчас счет, если ей память не изменяет. В его пользу. Неужели настал тот сладкий миг? Неужели нос ему утёрла? А чувство разочарования… Ну, потому что в глубине души она надеялась, что он прочтет между строк и как-то отреагирует.
«Да не может быть, чтобы слился! Ответит, нужно просто подождать…»
11:42 От кого: Том: Сдаюсь.
«Да ладно?!»
11:47 Кому: Том: «Дом, в котором», Мариам Петросян. Шикарный, почитай.
11:48 От кого: Том: Дом? Я закрыл странице на 70-ой. Не осилил.
«Как так? От неё же не оторваться!»
11:48 Кому: Том: Почему?
11:49 От кого: Том: Чересчур реалистично. Горшки, двор, взрослые. Корочки хлеба.
11:50 Кому: Том: Это же магический реализм.
11:51 От кого: Том: Иными словами, упакованная в сказочные метафоры жизнь. Страшная.
Порывисто втянув носом воздух, Уля подорвалась из кресла и направилась прямиком к книжному шкафу. Мгновенно выцепив взглядом толстый белый корешок, потянула на себя. Открыла наугад, где-то в самом начале, и попала на пятьдесят первую страницу, аккурат на строчки про горшки. Провидение… «Воспоминание было грустным и плохо пахло». Глаза впились в текст, ослабевшие пальцы перевернули лист. «Другие… плакали, а он не плакал никогда». «…Доставал из карманов припрятанные куски хлеба». «Он рано понял, что его не любят… Он не понимал почему, но не удивлялся и не обижался. Он никогда ничему не удивлялся».
Да что же это? Говорить, что история слишком реалистична, может только тот, кто… Кто… Кому не чужды изображенные в ней реалии. Но… Это же сказка! Местами веселая, а местами страшная философская сказка. Там мальчики превращаются в Красных Драконов, Эльфов, Шакалов и шестилапых Оборотней, Хозяином времени оказывается местный шут в тридцати безрукавках, а избранные ходят или прыгают в мистическую «Изнанку». Это сказка! Или же она читала каким-то другим местом, не глазами.
11:59 Кому: Том: Может, хочешь к сказанному что-то добавить?
12:00 От кого: Том: Нет =)
Вот спасибо так спасибо. А то же одного Егора этим летом ей мало. Возможно, не стоит принимать так близко к сердцу и искать какие-то параллели между Томом и героями книги? Возможно, он просто слишком впечатлился? А вдруг не просто? Спросить?
«Не лезь в чужую душу в галошах. Пох, что ножки вытер»
12:05 Кому: Том: Хорошего дня тебе, школьница в пубертате.
12:06 От кого: Том: И тебе)
***
Отца Ульяна заметила ещё с улицы, сквозь стеклянную витрину. Он сидел поседевшим затылком ко входу, но она узнала бы его из тысячи при любых обстоятельствах – по горделивой осанке. Её папа всегда держал спину прямой, а широкие плечи расправленными. Ей всегда казалось, что он не боится ничего, что любые невзгоды готов встретить с высоко поднятой головой. Уле её отец всегда казался самым лучшим, самым красивым и добрым на свете.
Пока не ушел.
В груди ощутимо кольнуло. Ульяна пришла вовремя, даже чуть загодя: часы на телефоне показывали без шести минут четыре. А он уже ждал. Действительно, не стал заезжать домой после десятичасового перелета: рядом со стулом стоял огромный чемодан, свидетельствующий о том, что командировка и впрямь была длительной. В такие баулы, как этот, может поместиться полшкафа: куртки, походная обувь и штаны, пуловеры любой толщины, флис, водолазки, футболки и майки. В памяти всплыли стёртые, показанные, как через мутное стекло, кадры из детства: вот папа собирается в очередную поездку, и весь диван завален вещами. Её всегда привлекали толстые шерстяные носки, пухлая аптечка и жестяная посуда, которая ужасно весело гремела. Улины танцы с чашками, мисками и поварешками папу неизменно развлекали, а маму, которая мало что ценила выше тишины, наоборот, раздражали. Еще бы! Грохот стоял, у-у-у…
Чёрт знает, почему в такой волнительный момент Ульяна думала о том, что находится в отцовском чемодане. Просто ни о чём больше не думалось, голова опустела, а сердце колотилось, казалось, на пределе возможного.
Это лето всё с ног на голову перевернуло. В ушах жутким предостережением звучит просьба Егора беречь близких, пока они у тебя есть; перед мысленным взором стоит он сам, перед мысленным взором – мост и отчаявшийся парень, потерявший семью и не желавший здесь оставаться. А в глубинах души клубятся воспоминания… Тёплые, нежные… Щемящие. Когда-то в её жизни было четверо близких людей.
Может, эта встреча нужна ей, чтобы получить ответы на все вопросы, действительно простить и окончательно отпустить одного из этих четверых. А может, обрести? В июне баб Нюра сказала: «В приближении всё не то, чем кажется издалека». В середине августа она стоит у витрины кафе и молится, чтобы подтвердилось. Чтобы баб Нюра опять оказалась права.
Можно сколь угодно долго сверлить взглядом папины лопатки, можно уговаривать себя не психовать. Можно, не двигаясь с места, продолжать часто-часто сглатывать подступающий к горлу ком, смаргивать водную пелену перед глазами и собирать в единый пазл осколки памяти. Можно, предчувствуя, что не сдюжит, развернуться и уйти, но… Она уже большая девочка. Справится. Пора.
Колокольчик над входной дверью огласил помещение звоном, возвещая о приходе посетителя, и отец, резко обернувшись, обнаружил застывшую на пороге дочь. За минувшие годы жизнь успела оставить яркий отпечаток на его лице. Стрелки безжалостно бегут, часы тикают, ежесекундно удлиняя личные отрезки прошлого и укорачивая будущее, сжирая отведенное время. Люди неизбежно стареют. Если вы видите друг друга ежедневно, процесс протекает, кажется, незаметно. Но когда между встречами проходит сто лет, галоп жизни становится чудовищно, мучительно очевидным. И тогда сознание оглушает беспощадная правда: мы не вечны. Никто из нас, исключений нет. Наивные детские надежды на бессмертие родителей рассыпаются в прах. И… Однажды ты понимаешь: нужно успеть отдать им как можно больше собственной любви и тепла, пока они всё еще здесь.
Иногда понимание приходит очень поздно.
Последний раз Уля видела своего отца, когда ему было сорок два, и вот уже все пятьдесят. Прошло восемь лет. За которые от уголков глаз успели разбежаться глубокие лучики благородных морщин. За которые поседела щетина, посветлели густые брови, устал взгляд, чуть поблекла голубая радужка, ослаб волевой подбородок и значительно поредела копна волнистых волос. Очки в тонкой, фактически невидимой оправе папе шли: он и так всегда казался маленькой Уле очень умным, а сейчас – ну натурально профессор. Он сильно изменился. И в то же время – нет.
Ей достались его глаза.
— Кхм… Привет.
Ульяна не знала, куда девать взгляд. Наверное, потому, что свой, пристальный, отец с неё не сводил: медленно скользил по лицу, останавливаясь, кажется, на каждом его миллиметре. Чего в папиных глазах только не промелькнуло за эти мгновения: радость, сожаление, боль. Эмоции калейдоскопом сменяли друг друга, и её сердце, против воли разума откликаясь моменту, билось, как у зайца.
— Какая ты стала… — раздался взволнованный полушепот. — Совсем взрослая…
«Тебе кажется…»
Уля кое-как задушила в себе неожиданный порыв сделать навстречу еще несколько шагов и обнять, с трудом погасила желание вновь почувствовать вокруг себя его руки, как когда-то очень давно. И, кажется, её замешательство он заметил: по крайней мере, себя смог сдержать. Успокаивала лишь одна мысль: вряд ли отец всерьез рассчитывал, что она кинется к нему на шею. С горем пополам собравшись, Ульяна отодвинула кресло, села и в смятении уставилась на того, кто подарил ей жизнь, наполнил эту жизнь счастливыми мгновениями, привязал к себе, добился безусловного доверия и любви, а потом просто взял и ушёл. Лис в «Маленьком принце» Экзюпери говорил об ответственности за тех, кого мы приручили. Почему всё у них так сложилось? Двое самых близких… Что ими двигало?