Матрица. История русских воззрений на историю товарно-денежных отношений - Сергей Георгиевич Кара-Мурза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сразу началась кровавая расправа со сторонниками советской власти, а потом бессмысленные массовые убийства. В течение 12 часов ловили и расстреливали большевиков и их семьи. Был расстрелян священник Дронин (он сочувствовал большевикам). После разгрома восстания ижевские и воткинские части (около 25 тыс.) ушли к Колчаку и воевали вплоть до 1922 года, хотя Ижевско-Воткинская дивизия в декабре 1919 г. была разгромлена 51-й Уральской дивизией Красной армии [284].
Надо представить себе состояние некоторых людей в условиях революции. Речь шла о квалифицированных рабочих, приверженных идеалам справедливости (стихийные социалисты), зажиточных семьянинах, религиозных христианах. Предпосылками объяснить их сдвиг нельзя. Эта историческая проблема – была актуальна и сегодня остается актуальной.
После Гражданской войны, после 1923 г. и особенно 1930-х гг., разрушительные образы жестокости – и белых, и красных – были преобразованы в художественные смягченные образы. В начале 1950-х годов нынешнее старшее поколение еще получало от родственников осторожные смыслы насилия в бою, бандитизма, репрессий государства. Эти сублимированные объяснения тогда помогли молодежи – мы много об этом думали. Но наши старшие друзья и родственники ушли, следующее поколение уже не владело смыслами – за ними не стоял личный опыт. Наша литература не взялась перевести те смыслы на художественный язык, все это хранили в памяти под замком. Но ведь это – очень важный срез нашей жизни!
Так и должно было быть, но теперь мы попали в такую паутину, что нам требуется знание, свободное от эмоций. Но получилось так, что во время перестройки идеологи антисоветского проекта оставили жестокость белых в забвении, а жестокость красных в Гражданской войне, во время государственных репрессий 1937–1938 гг. и депортации ряда народностей, – это представили не только в жанре натурализма, но и в гипертрофированных образах.
Нам надо подойти к явлению, а не к личностям и даже группам – хоть белых или красных, хоть ИГИЛ или правый сектор (запрещенных в России). Почти во всем мире накапливается потенциал потрясений и жестокости. Механизм этого сдвига если и не понять, то хотя бы надо найти приемы его притормозить или смягчить. Раз уж не уйти от проблемы жестокости репрессий в периоды глубокого кризиса, придется рассмотреть важное явление 1921–1922 гг. – красный бандитизм. Он представляет сложность отношения между властью и населением.
Факты таковы. До февраля 1920 г. в Белом движении Верховным правителем России и Главнокомандующим Русской армии был адмирал Колчак. Его силы контролировали территорию Сибири и Дальнего Востока. Советская власть там была ликвидирована летом 1918 г., Советы не успели развернуться. Первые созданные части Красной армии держали фронт в Центре и на Урале.
В Сибири возникло партизанское сопротивление армии Колчака – из разных групп крестьян, хотя основную массу составляли середняки и бедняки, много рабочих. К весне 1919 г. партизанское движение расширилось почти на всей территории Сибири, а осенью превратилось в повстанческую войну, так что сформировались крупные соединения – партизанские армии[95]. Кроме них, были десятки отрядов средней величины и сотни небольших маневренных отрядов и групп. Целые уезды освобождались партизанами еще до прихода Красной армии, там в ходе самоорганизации создавались ревкомы или Советы. Они были отличны от тех, которые развивались два года в Европейской России.
Зимой 1920 г. три еибирские Белые армии были разгромлены и восстановлена советская власть. Как развивалась общность партизан в ходе становления советской Сибири? Вот короткая формулировка современного историка: «Десятки тысяч партизан и демобилизованных военных, привыкших к убийствам и грабежам, потерявших родных и друзей от рук колчаковцев, привнесли в общественную жизнь разнузданную мстительность. Порой она обрушивалась не только на “гадов”, но и на представителей власти, пытавшихся сдержать бандитизм. В условиях острого дефицита партийно-советских и чекистских кадров в Сибири масса партизан в 1920–1921 гг. оказалась в РКП(б) и органах ВЧК, превратив их в явно криминализированные структуры.
Для советской историографии было очевидно, что строительство большевистских органов власти осуществляли преданные коммунистической идее бескорыстные сторонники новой жизни – передовые, политически активные рабочие, крестьяне, интеллигенты. В действительности же новая власть, особенно в наиболее удалённых регионах, оказалась в основном составленной из неприспособленных к управленческому труду малограмотных карьеристов» [286].
Таков образ, созданный сегодня фактами вместе с ценностными идеологическими связками. Автор определил советскую власть как криминальную по причине «острого дефицита партийно-советских и чекистских кадров в Сибири». С такой же логикой он мог бы назвать криминальнойвсю российскую интеллигенцию – грамотную и прекрасно приспособленную к управленческому труду, которая уклонилась от службы в ВЧК и РКП. Автор пишет, что «десятки тысяч партизан…, потерявших родных и друзей от рук колчаковцев, привнесли в общественную жизнь разнузданную мстительность». Как ему не стыдно!
Советская власть вела борьбу с отрядами красных бандитов иногда в судебном порядке, а иногда и с использованием вооруженной силы. В некоторых местностях эта опасность для советской власти даже считалась главной. Под суд шли, бывало, целые городские парторганизации, нарушившие общую политическую линию. Несколько месяцев шла чистка милиции, местных ЧК и РКП(б). Из партии были исключены более 8000 коммунистов, почти не было таких ЧК, из которых не изгонялись бы по нескольку членов за различные преступления и злоупотребления.
Это была очень трудная операция, поскольку, как дал определение В.И. Шишкин, красный бандитизм «возник как реакция участников революционного подполья и партизанского движения на репрессии колчаковцев и выражение недовольства мягкой карательной политикой советской власти по отношению к бывшим контрреволюционерам».
Комиссия, которая по поручению Сиббюро ЦК РКП(б) в конце сентября – начале октября 1921 г., подготовила для пленума ЦК РКП(б) специальный доклад «О красном бандитизме», заключила: «В основной и первоначальной своей форме красный бандитизм является продолжением гражданской войны… Созданные в Сибири после ее освобождения от Колчака коммунистические ячейки и советские органы состояли преимущественно из крестьян, на практике доказавших свою преданность Советской власти, но имевших низкий уровень общей, политической и правовой культуры. Среди рядовых советских сотрудников и коммунистов было много малограмотных и элементарно неграмотных. Редко кто из этих людей знал советские законы, разбирался в них и тем более их чтил. В своей практической работе среди населения они не могли целесообразно и эффективно применять методы убеждения и принуждения, поэтому вскоре сделали упор на вторые в ущерб первым. В результате в течение 1920 г. в Сибири произошла стремительная эскалация государственного насилия, санкционированного советским законодательством» [194].
Историк высказал важное суждение: «Трудно далось осознание того, что социальным источником и носителем красного
