Нескучная классика. Еще не всё - Сати Зарэевна Спивакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Время переломное, в нем фальши гораздо больше, чем раньше. Потому что возможности фальшивить больше. Как в искусстве, в пении, фальшь сразу слышна, так и вот в этом: “Я бизнесмен – я создал фирму. У нас есть фирма, но у нас есть дочерняя фирма, от дочерней фирмы есть благотворительный фонд…” По идее все прекрасно. Это то новое, что дало новое время, но оно же породило возможность такого количества фальши, что начинает фальшивиться сам человек. Бизнесмен – это, конечно, звучит гордо, но родился и другой человеческий слой с очень точным названием – “офисный планктон”. Миллионы людей, которые работают в офисах, исполняют некую функцию, у которой нет ни вкуса, ни консистенции. Воздух. А воздухто у нас не очень качественный. Вязкий воздух, вязкий. Офисный планктон – полуобразованный, полусегодняшний, полу-вне-времени находящийся – это инертная масса, которая может превратиться во что угодно, в том числе в самое страшное. Планктон не имеет ни формы, ни содержания. Известно, что один из способов воздействия на массу – это искусство. Оно придает массе форму, а значит, хоть какую-то опору. Но сейчас я не очень на него надеюсь. Я не верю, что можно сделать такой фильм или спектакль, что офисный планктон разухабится.
С. С. Спасибо вам огромное, что вы были моим гостем, героем программы “Нескучная классика”.
С. Ю. Спасибо за внимание, спасибо за разговор, правильный разговор.
Саундтрек
Л. ван Бетховен. Соната для фортепиано № 26 ми бемоль мажор. Исполняет Владимир Крайнев.
А.С. Пушкин. Телеспектакль “Евгений Онегин”. 6 глава. Читает Сергей Юрский.
Телефильм “Фиеста”. Режиссер Сергей Юрский. Композитор Семен Розенцвейг.
Телеспектакль “По поводу Лысой певицы” (телеканал “Культура”). Режиссер Сергей Юрский.
Юрий Григорович
У юности нет возраста
“Dum spiro spero”. Именно эти слова приходят на ум, когда я думаю про встречу с Юрием Григоровичем. “Пока дышу, надеюсь”. Странная история. Ведь он очень хорошо ко мне относится, но за десять лет существования программы “Нескучная классика” ни разу не пришел в студию. Как только я ни пыталась уговорить его на участие в съемках – всё без толку. То ему нездоровится, то занят, то просто не в настроении…
Интервью Григоровича, вошедшее в эту книгу, было сделано тринадцать лет назад для программы “Камертон”. Но даже эта беседа могла не состояться, если бы не помощь Виталия Яковлевича Вульфа, одного из самых важных людей в моей творческой жизни.
Если бы не Вульф, никогда мне не работать на телевидении. Именно он заставил меня начать снимать передачи для Первого канала. Именно он поддержал, когда пришлось покинуть Первый канал и уйти на “Культуру”. Виталий Яковлевич не пропускал моих передач. Звонил практически после каждого эфира, чтобы похвалить, сделать замечание или дать необходимый совет. Я была одной из его “девочек”, входивших в ближний круг. Говоря о ближнем круге, я имею в виду не столько формальное общение по работе, сколько долгие телефонные разговоры и обычные посиделки на кухне. Сейчас, к счастью, кухонное общение снова входит в моду. Но у нас с Виталием Яковлевичем оно и не прекращалось и в начале нулевых, когда стало принято встречаться в ресторанах. Поэтому, когда мне пришла в голову идея посвятить один из выпусков “Камертона” Юрию Григоровичу, я обратилась к Вульфу.
И вот свершилось – Юрий Николаевич приехал в Дом музыки, где проходили съемки нашей программы. Первое, что меня поразило, – это взгляд. Энергия взгляда! Темные, пронзающие насквозь глаза. Вспомнилась фраза Пабло Пикассо: “У юности нет возраста”. Я, конечно, очень хорошо подготовилась к интервью. Была, что называется, во всеоружии. Но без накладок не обошлось – слишком долго готовили площадку, устанавливали камеры, свет, передвигали мебель… Я в это время, включив все свое “девичье” обаяние, занимала Григоровича разговорами.
Но самое важное случилось после записи интервью. Теперь, по прошествии многих лет, об этом можно рассказать. Да простят меня читатели за хвастовство. Практически сразу позвонил Виталий Яковлевич и мягким, с грассирующим “р”, голосом произнес: “Сатик, я не знаю, что ты сделала, но Григ от тебя без ума. Такие комплименты я слышал из его уст, пожалуй, только в адрес Аллы Шелест”. Я прекрасно знала о любви Виталия Яковлевича к преувеличениям, поэтому не восприняла его слова всерьез. “Наверное, Григорович просто сказал несколько добрых слов в мой адрес, – подумалось мне, – а Вульфу было приятно их услышать, поскольку именно он рекомендовал меня Юрию Николаевичу”. Но не тут-то было!
Спустя несколько дней вдруг получаю приглашение в Большой театр на гала-концерт, приуроченный к очередному юбилею Григоровича. В назначенный день и час мы со Спиваковым были в Большом театре. Нас сопроводили в царскую ложу, в которой сидели сам виновник торжества с супругой, Натальей Бессмертновой, Виталий Яковлевич Вульф и Анатолий Иксанов, бывший в то время директором ГАБТа. Григоровичу захотелось, чтобы мы были рядом с ним в этот вечер! Это проявление дружбы так нас растрогало, что было решено устроить дома ужин для Григоровича, Бессмертновой и Вульфа.
Я прекрасно осознавала неповторимость момента. Только представьте: в одной комнате собрались Владимир Спиваков, Виталий Вульф, Юрий Григорович и Наталья Бессмертнова! Вот бы записать их разговор на диктофон! Но тогда казалось, что каж-дое слово, прозвучавшее за столом, запомнится навсегда. Да и неловко было включать диктофон или предлагать гостям хотя бы сфотографироваться. А сейчас думаю – зря. Время идет, воспоминания стираются… И все-таки это было – наше очень короткое, но незабываемое общение с Юрием Григоровичем, свидетельством которого является это интервью.
Разговор 2007 года, программа “Камертон”
САТИ СПИВАКОВА Юрий Николаевич, хочу задать вопрос о двенадцати годах, которые, если бы это была книга, я бы назвала главой “Григорович после Большого”, после 1995 года. Как бы вы их определили для себя? Это одиннадцать лет, в течение которых вы продолжаете двигаться к цели, намеченной заранее? Или это была вынужденная ссылка, изгнание, которое вы переживали как отшельник?
ЮРИЙ ГРИГОРОВИЧ Нет, нет, нет. Если и изгнание, то добровольное. Дело в том, что, когда я ушел из Большого театра, я еще не знал, как будет судьба дальше складываться. Для начала в Уфе с Башкирским театром оперы и балета были сделаны большие гастроли. Три месяца мы разъезжали с этим театром
