Клинок Гармонии (СИ) - Кишин Илья

— Что бы ни было за этой дверью — будьте готовы столкнуться с большими сложностями, — разрушил тишину Ашидо. — Шанс развернуться и уйти все еще есть, и это по большей степени относится к тебе, Лаффи.

— Никуда я не уйду! — возмутилась она, приняв позу недовольного ребенка, притопнув ногой для большей эмоциональной окраски.

— Лаффи, я просто хочу, чтобы ты вернулась домой живой, понимаешь?

— Вот и вернусь живой, хватит разговаривать со мной как с ребенком.

— Не говори потом, что я тебя не предупреждал, — вновь смирился Ашидо. — Ринна, Лия, готовы?

— Так точно, босс! — подтвердила Ринна.

— А ты, Лия? — переспросил он, заметив, что я замялась.

— Немного нервничаю, — пояснила я.

— Ты можешь уйти.

— Нет, — резко и громогласно ответила я, — все нормально, не думайте обо мне — я со всем справлюсь.

— Хороший настрой. Что ж, открываю, — сказал Ашидо, после чего всем своим весом навалился на большую дверь, которая с тем же противным скрипом отворилась.

Войдя внутрь, мы оказались в среднем зале храма, внутри которого не было ничего кроме скамеек с раскиданными на них художественными принадлежностями и мольберта в самом центре комнаты. Нужного нам человека среди бесконечного бардака не было, операция не задалась с самого начала, но, что меня все же немного напрягает — о каких следах энтропиума переговаривались Илия и Ашидо?

— Слушай, босс, здесь никого нет, — заговорила я, обратившись к стоящему передо мной Ашидо.

— Я знаю.

— Что еще за «я знаю»?

— Ты здесь одна, Амелия.

— Ага, конечно, а еще ты, Ринна и Лаффи, — произнесла я, обернувшись в сторону девочек, которые еще секунду назад стояли позади нас, но сейчас их там уже не было. — А-ашидо?

Когда же мой взгляд вернулся к фигуре Ашидо, его тоже уже не было на своем прежнем месте — они все будто исчезли, растворились прямо в воздухе, оставив меня один на один с неизвестным врагом.

— А-ашидо? Ринна? Л-лаффи? Где вы? — не на шутку испугалась я, от чего глаза начали бегать по всей комнате, стараясь зацепиться хоть за что-то.

— «Мир, каким он и должен быть» — так называется моя картина, — послышался голос из пустоты, доносящийся одинаково со всех сторон.

— Кто ты? — прокричала я.

— А разве вы пришли не ко мне, малышка Амелия? — подтрунивал неизвестный. — Это же я — старик по имени Сальвадор. Я с нетерпением ждал вас, дети мои.

— Где они, чертова развалюха?

— Спят сладким и дивным сном, как и ты, — пояснил Сальвадор. — Но, знаешь, порой даже самые сладкие сны оборачиваются сущим кошмаром, смысл которых бывает тяжело уместить в маленькой человеческой голове. Раз уж ты нашла в себе смелость не отступиться — придется заглянуть глубоко внутрь собственного сосуда.

— Пройти испытание, да? — уточнила я, хотя и без того прекрасно знала о том, что могу оказаться в такой ситуации.

— Ты полностью права в своих предположениях, Амелия. Это испытание будет достаточно тяжелым для тебя, но не переживай, ведь вне зависимости от результата итог испытания изменит твою жизнь, сделав ее лучше.

— А что будет, если я провалюсь?

— Фокусник никогда не раскрывает секретов своих трюков — так ведь будет совсем неинтересно, а?

— Ты ведь ответишь на любой мой вопрос, если я пройду испытание?

— Конечно, дитя, я всегда отвечаю на заданные вопросы, какими бы сложными они ни были, не считая, конечно, тех, что о сути человеческого бытия. Довольно разговоров, тебя уже ждут, не потеряй себя в лабиринте утопленных чувств, — напоследок произнес Сальвадор, голос которого растворился сразу же после этой фразы, а вокруг меня все потемнело.

Не знаю, что происходит и через что предстоит пройти, но в данный момент перед глазами лишь кромешная темнота, в которой совсем ничего не видно. Какое-то время я наощупь двигалась в никуда после того, как идея с освещением пути собственным огнем с треском провалилась.

— Лия, — послышался до боли знакомый голос, окликнувший меня откуда-то из темноты.

Я прекрасно знала того человека, которого только что услышала, потому прямо сейчас совсем не верю в происходящее — мертвые ведь не могут вернуться к жизни. Постепенно черная завеса растворялась, обретая форму и краски, пока я не оказалась в родной и близкой к сердцу собственной квартире, где когда-то жила, пока в моей жизни не произошел переломный момент.

— Лия, — повторил голос, исходящий из детской комнаты.

Я осторожно шагнула по скрипящему дряхлому полу навстречу источнику, оказавшись перед дверью в свою комнату. Слегка толкнув приоткрытую преграду, я осторожно заглянула внутрь, лицезрев перед собой знакомые плюшевые игрушки, вечно незаправленные кровати, рисунки на стенах и тонну фантиков от конфет, вываливающихся из-за стола, но никакого намека на живое присутствие внутри не было — откуда же исходит этот голос?

— Лия, — вновь послышался он уже в непосредственной близости, после чего я отчетливо почувствовала на своих плечах длинные мужские пальцы, принадлежавшие человеку за моей спиной.

От испуга я отшатнулась и ввалилась в комнату, издав при этом громкий ошарашенный звук, ведь такого способа заявить о себе ни один человек не мог предугадать.

— Л-лео? — наконец заговорила я, увидев своего любимого младшего брата, стоящего прямо в дверном проеме.

— Здравствуй, сестренка, — улыбался он.

— Нет-нет, быть не может, — в невероятном отрицании мямлила я, будучи не в силах смириться с тем, что сейчас вижу перед собой.

— Что такое? Ты покраснела, ха-ха, — посмеялся он, напомнив мне об одной из моих черт, которая с детства не нравилась — краснеть в любой неловкий или эмоциональный момент.

— Т-ты мертв, Лео, не прикидывайся живым — я все равно не поверю.

— Конечно, Лия, все нормально, я в самом деле мертв, как и мама — все благодаря тебе.

— О чем ты говоришь, брат?

— Лия, солнце, помнишь, как мы вместе кормили дворовых котят? А как мы пытались выловить рыбу из колодца? Как мы играли, представляя, что ты — моя мама, а я — твой сын? Помнишь все эти прекрасные мгновения, которые давно минули?

— Помню, Лео — все помню до мельчайших подробностей. Я и ты всегда были близки, нам не нужны были друзья, потому что кровные узы скрепляли брата и сестру куда сильнее.

— И что же разрушило нашу любовь? — с долей издевки проговорил он.

— Школа, — ответила я, стараясь верить в то, о чем говорю.

— Лия, моя дорогая сестра, ты ведь врешь сама себе, не так ли?

— Я не вру.

— Позволь напомнить, что ты пошла в школу тогда, когда я только-только появился на свет. Ты хочешь обмануть меня, говоря, что самый лучший период моей жизни оборвался на том моменте, когда мама пристроила меня совсем в другую школу — это ведь твоя вина.

— О чем ты говоришь, Лео?

— Амелия, ты ведь могла ходить ко мне в гости, пока я жил у нашей тети, ты могла поддерживать со своим младшим братом связь, которую мы так старательно строили те долгие семь лет, но ты выбрала другой путь — почему? Почему ты променяла нас с мамой на чужака, которому было плевать на тебя?

— Я вас никогда бы ни на кого не променяла! Зачем ты меня очерняешь? — вдруг завелась я, в глубине души чувствуя, что Лео во всем прав.

— Вспомни тот трудный год, когда мама еще была беременна, ты тогда работала в ее магазине, не покладая рук, зарабатывая деньги вместо нее, чтобы мама смогла выносить меня и родить в срок здорового доношенного ребенка. Что же с тобой случилось? Куда делось то детское рвение, способное свернуть горы ради семьи?

— Лео, я…

— Заткнись! — вдруг закричал Леонхардт настолько громко, что мне на секунду стало действительно страшно. — Наша мать была больна, она перенесла лучевую болезнь и на всю жизнь осталась инвалидом, а ты, тупая шалава, променяла собственную семью на мужика, который с самого начала только и хотел, что воткнуть тебе нож в спину!

— Лео, зачем ты на меня кричишь? — едва не плача, промямлила я.

— Потому что наша мама заботилась о тебе, имея даже вторую степень лучевой болезни, а ты этого не ценила. Чем старше ты становилась, тем больше разум затмевался, а в тот момент, когда я пошел в школу и покинул родной дом, ты решила, что можешь жить свободной жизнью одна и бросила мать умирать!