Талтос - Энн Райс

«Дома. Здесь. И все это теперь такое, каким никогда не было для нас обоих».

Наконец Роуан выскользнула из его рук и встала на ноги. Крошечная морщинка появилась на ее лбу.

— Ох, это так… Просто некоторые воспоминания умирают с трудом. Но все же я думаю об Эше, и об этом стоит поразмышлять даже скорее, чем о прочих грустных вещах.

Майкл хотел ответить, хотел сказать что-нибудь о своей любви к Эшу и еще что-то, терзавшее его. Но было бы лучше оставить это в покое — так ему посоветовали бы другие, если бы он их спросил. Но он не мог. Он смотрел в глаза Роуан, при этом его глаза были так широко открыты, что это могло бы походить на гнев, хотя ничего подобного он не испытывал.

— Роуан, любовь моя, — сказал он. — Я знаю, ты могла бы остаться с ним. Я знаю, ты сделала выбор.

— Ты мой мужчина, — ответила она с легким вздохом. — Мой мужчина, Майкл.

Хорошо было бы отнести ее наверх по лестнице, но с этим ему уж точно было не справиться, не одолеть двадцать девять ступеней. А где же их юные леди и бабушка — воскресшая бабуля? Нет, они с Роуан не могли запереться прямо сейчас, разве что по какой-то удаче все обитатели дома отправились куда-нибудь на ранний ужин…

Закрыв глаза, он снова поцеловал Роуан. Никто не мог помешать ему сделать это хотя бы с дюжину раз. Поцелуй. А когда Майкл снова поднял голову, то увидел в конце коридора рыжеволосую красавицу, а точнее, сразу двух, причем одна была необыкновенно высокой, и ехидную Мэри-Джейн, снова уложившую косы на макушке. Все три обладали самой изумительной шеей во всей вселенной — юные девушки, похожие на лебедей. Но кем была та новая красавица, обладавшая невероятным ростом и похожая… ну да, она была как две капли воды похожа на Мону!

Роуан обернулась и пристально посмотрела в конец коридора.

Три грации — вот кем они были, застывшие в дверях столовой, и лицо Моны при этом как будто оказалось сразу в двух местах. Это было не сходство, а полная копия. Почему они стоят так неподвижно, все в хлопчатых платьях, просто стоят и смотрят, как будто с живописного полотна?

Майкл услышал судорожный вздох Роуан. Он увидел, как Мона бросилась по сверкающему полу вперед, к ним.

— Нет, вы не можете ничего сделать! Вы не можете! Вы должны выслушать!

— Боже мой… — пробормотала Роуан, тяжело прислоняясь к Майклу и дрожа всем телом.

— Она мой ребенок! — заявила Мона. — Ребенок мой и Майкла. И вы ничего ей не сделаете!

И внезапно Майкла осенило, как это частенько бывает в суете разных событий: все сложилось вместе, и он едва не задохнулся. Ребенок — это вон та молодая женщина. Гигантская хромосомная спираль произвела на свет это. Это Талтос, точно такой же, как Эш, и точно такой же, как те двое под деревом. Роуан почти теряла сознание и готова была упасть, а боль в груди буквально убивала Майкла…

Он схватился за стойку перил.

— Обещай немедленно, что никто из вас ничего плохого ей не сделает!

— Сделать плохое? Да как бы я мог? — пробормотал Майкл.

И тут Роуан заплакала, беспомощно бормоча сквозь прижатые к губам ладони:

— О боже!..

Высокая девушка неуверенно шагнула вперед, сделала второй шаг… Неужели сейчас прозвучит тот самый беспомощный голос, детский голос, который Майкл услышал от той, другой, перед тем как прозвучал выстрел? У него закружилась голова. Солнце умирало, дом возвращался к своей естественной тьме.

— Майкл, сядь! Сядь тут, на ступеньку! — воскликнула Мона.

— Бог мой, да ему плохо! — вскрикнула Мэри-Джейн.

И Роуан, словно очнувшись, обняла его влажной рукой за шею.

А высокая девушка заговорила:

— Я понимаю, что для вас обоих это ужасное потрясение, и мама с Мэри-Джейн все дни беспокоились из-за этого. Но я сама испытываю облегчение, наконец-то увидев вас. Вам придется принять решение, смогу ли я остаться под этой крышей, ведь, как они говорят, я твой ребенок, равно как и ребенок Моны. Как видите, она уже надела мне на шею тот самый изумруд, но я склонюсь перед вашим решением.

Роуан потеряла дар речи. Майкл тоже. Это был бы голос Моны, если бы он не звучал немного увереннее, как будто уже вразумленный окружающим миром.

Майкл поднял голову и посмотрел на нее: на огромную гриву живых рыжих локонов, женскую грудь, длинные красивые ноги и глаза… Глаза, похожие на зеленый огонь…

— Отец, — прошептала она, опускаясь на колени, обхватывая длинными пальцами его лицо.

Майкл закрыл глаза.

— Роуан, — сказала девушка, — полюби меня, пожалуйста, и тогда, быть может, и он полюбит.

Роуан плакала, сжимая пальцами его шею. Сердце колотилось у него в ушах так, словно вдруг стремительно стало расти.

— Меня зовут Морриган, — сказала девушка.

— Она моя, мой ребенок! — воскликнула Мона. — И твой, Майкл!

— Думаю, пора дать мне высказаться, — заявила Морриган, — чтобы снять с вас обоих груз решения.

— Милая, притормози, — попросил Майкл.

Он медленно моргал, пытаясь прояснить зрение.

Но что-то встревожило эту длинную нимфу. Что-то заставило ее отвести руки и обнюхать собственные пальцы. Она сверкнула глазами на Роуан, потом на Майкла. Встала, подошла к Роуан и, прежде чем та успела отпрянуть, обнюхала ее щеки. И попятилась.

— Что это за запах? — спросила она. — Что это такое? Я знаю этот запах!

— Послушай, — сказала Роуан, — давай поговорим. Ты сама предложила. А теперь идем.

Она двинулась вперед, оставив Майкла в одиночестве умирать от сердечного приступа, и обняла девушку за талию, а та с комически испуганным видом пристально смотрела на нее сверху вниз.

— Ты пропитана этим запахом!

— Как ты думаешь, что это такое? — спросила Мона. — Что это может быть?

— Мужчина… — прошептала Морриган. — Они с ним были, оба они.

— Нет, он умер, — возразила Мона, — ты просто чувствуешь то, что прилипло к полу, к стенам.

— Нет! — шепнула Морриган. — Это живой мужчина.

Внезапно она схватила Роуан за плечи. Мона и Мэри-Джейн бросились к ней, пытаясь мягко отвести ее руки. Майкл вскочил. Боже, это существо было такого же роста, как он! Лицо Моны, но не Мона, нет, совсем не Мона…

— Это запах сводит меня с ума, — бормотала Морриган. — Вы что-то скрываете от меня? Почему?

— Дай им время объяснить, — умоляла Мона. — Морриган, прекрати, послушай меня!

Она крепко сжала руки девушки.

Мэри-Джейн приподнялась на цыпочки:

— Давай-ка остынь, длинная Салли, и дай им все высказать.

— Вы не понимаете, — возразила Морриган, и ее голос внезапно стал низким, а огромные зеленые глаза наполнились слезами, когда она снова посмотрела на Майкла, потом на Роуан. — Это же мужчина, разве вы не понимаете? Мужчина для меня! Мама, ты же можешь ощутить его запах! Мама, скажи мне правду! — Она уже кричала. — Мама, прошу, я не могу это вытерпеть!

И она зарыдала так, как будто что-то покатилось вниз по лестнице, все ее длинное неловкое тело затряслось, и она слегка согнулась, позволяя обнять себя и поддержать.

— Давай-ка уведем ее, — предложила Мэри-Джейн.

— Только ничего не делайте! Вы должны поклясться! — умоляла Мона.

— Мы потом соберемся и поговорим. И мы…

— Скажите мне, — прошептала потрясенная девушка. — Скажите, где он.

Роуан подтолкнула Майкла к лифту, открыла старомодную деревянную дверь.

— Заходи.

Последним, что он увидел, прислоняясь к стенке лифта, были симпатичные хлопчатобумажные платьица, когда все три девушки помчались вверх по лестнице.

Он лежал в кровати.

— Не думай об этом сейчас. Не думай, — сказала Роуан.

Влажный компресс на лбу ощущался именно как мокрая тряпка. Майклу это не понравилось.

— Я не собираюсь умирать, — негромко заверил он.

Ему стоило усилий произнести эти слова. Неужели это снова было поражение? Было ли это огромное, сокрушительное поражение, и основы нормального мира шатались под его весом, а будущее снова окрашивалось в цвета смерти и великих страданий? Или это было нечто такое, что они могли бы объять и сохранить, нечто, что они могли бы как-то принять, не сойдя с ума?

— Что нам делать? — прошептала Роуан.

— Это ты меня спрашиваешь? Ты? Что нам делать? — Майкл повернулся на бок. Боль чуть утихла. Он вспотел с головы до ног и презирал себя за слабость, за ощущение пота и неизбежный запах. А где сейчас те три красавицы? — Я не знаю, что нам делать, — ответил он.

Роуан неподвижно сидела на краю кровати, слегка ссутулившись, волосы упали ей на щеки, глаза смотрели в сторону.

— А он знает, что делать? — спросил Майкл.

Голова Роуан повернулась резко, как будто ее дернули за веревочку.

— Он?! Ты не можешь ему рассказать. Ты не можешь ожидать, что он узнает нечто такое и не… не свихнется так же, как она. Ты хочешь, чтобы это случилось? Ты хочешь, чтобы он приехал? Никто и ничто тогда не удержит их!