Замок на песке. Колокол - Айрис Мердок

и как-то оскорбительней. Порой ей казалось, будто община легко, как бы походя, осуждает ее, ставит ее на место. То, что с нее так мало требовали, говорило само за себя. Это было мучительно. А то, что осуждали ее непроизвольно, автоматически, противопоставляя себя ей, было еще мучительней.

С другой стороны, не улыбалась ей и перспектива бегства. Доре не хватало Лондона. К удивлению, она обнаружила, что не сгорает в Имбере от желания закурить или выпить. На первых порах она выбиралась раз-другой в «Белого льва», но ходить туда было далековато, а жара стояла невыносимая. Она попробовала пить понемногу привезенный виски из стаканчика для зубных щеток у себя в комнате. Но эти тайные забавы были тоскливы, удовольствие от них было маленькое. Пить в одиночку она не любила. Дора с удовольствием отмечала – и это было единственным ее утешением, – что в результате воздержания и скудости питания она слегка похудела. Вся беда в том, что возвращение в Лондон будет не из веселых. Работа у Пола вроде бы подходила к концу. Он поговаривал о возвращении домой и явно был исполнен решимости забрать жену и содержать ее как произведение искусства: освободив помещение и заперев дверь на замок. Его воля пеленала ее по рукам и ногам. Нет, она и в мыслях не держала, чтобы улизнуть от Пола. В конце концов, она к нему вернулась, и, хоть их примирение не назовешь прочным, соображения, приведшие к нему, оставались прежними. Просто она не могла представить себе, как будет жить с Полом в Лондоне. У нее перед глазами стояла квартира на Найтсбридже – продуманная до мелочей, изысканная, сверкающая обоями в полосочку, toile de Jouy[32], старинной мебелью красного дерева и objects d’art[33] – невероятно чужая и невероятно унылая. Себя она в этой квартире не видела. Не к этому она стремилась. В такое будущее верить не хотелось.

Однако не эти мысли занимали на сей раз Дору. Она изучала мужчин паствы, выявляя самого привлекательного. Конечно, Джеймс – вылитая кинозвезда, крупный, кудрявый, с открытым волевым лицом. Тоби самый миловидный и самый изящный. Марк Стрэффорд в общем-то тоже впечатляет, но бородатым мужчинам всегда заведомо отдают предпочтение. У Майкла очень славное лицо – как у грустного пса, – но недостаточно внушительное, чтобы счесть его красивым… Пол все-таки, пришла она к заключению, глядится лучше всех: видный, величавый, благородный. Безмятежности только недостает его лицу, просветленности. Слишком часто написано на нем дурное расположение духа. Но ведь муж ее, подумала она с грустью, не слишком-то счастлив.

Дора переключила внимание на женщин, и взор ее сразу остановился на Кэтрин. Кэтрин сидела по центру, на виду. Одета она была в изящное выходное серое платье, как отметила Дора, премиленькое. В таком платье и дорогой шляпке вполне можно пойти куда-нибудь на ланч. Это здесь оно выглядит простеньким. Кэтрин подобрала волосы и совершенно преобразилась. Тугой низкий пучок, блестящие, волнистые, непокорные волосы прикрывают уши. Кэтрин смотрела вниз, опустив веки, с обычным своим выражением, не то смиренным, не то загадочным. Доре виден был выпуклый лоб, крутая дуга щеки и мягкая, но волевая линия носа. Природная белизна лица сегодня выглядела не болезненной, а благородной, с оттенком слоновой кости. Дора смотрела на нее с упоением, которое явно подогревалось сознанием того, что вскоре это совершенное творение из открытого обращения в миру будет изъято.

Дора продолжала бездумно следить за проповедью Джеймса, и ей показалось, что она снова становится интересной. Она стала вникать.

– Не могу согласиться с Мильтоном, когда тот отказывается ценить добродетель затворническую. Добродетель и невинность должно ценить вне зависимости от ситуации. Это свет, который просветляет и очищает, и его не затмит пустая болтовня о ценности опыта. Как это опрометчиво – внушать юным, что нужно накапливать жизненный опыт! Лучше внушать им, что надо ценить и хранить невинность – это ли не достойная цель, это ли не увлекательная задача! Храни невинность – и прибудет знание глубокое и ценное, несравнимое с мишурным блеском «опыта». Невинность в себе и других должно ценить, и «горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит». Матфей, восемнадцать, шесть [34].

Каковы же приметы невинности? Прямодушие – что за прекрасное слово; правдивость, простота – вот ее невольные проявления. Образ, только что пришедший мне на ум, будет к месту. Это колокол. Колокол отливают, дабы глас его был громок. Грош цена колоколу, никогда не звонившему! Звон его чист и звучит голосом свыше. Большой колокол не должен молчать. Подумайте и о простоте его устройства. Никаких потайных хитростей. Все в нем просто и открыто. Качни его, и он зазвонит.

А коль скоро мы думаем сейчас о нашем колоколе, большом колоколе Имбера, который вскоре торжественно водворится в монастыре, мысли наши обращаются к той из нас, что вскоре тоже окажется по ту сторону озера, ступит во врата; той, в ком – хоть она и краснеет, надеюсь, она меня все же простит – столь прекрасно явлены достоинства, о которых я говорил, – невинность, которая потом перейдет в знание и мудрость. Она, без сомнения, упрекнет меня: я, мол, говорю о начале ее пути так, словно он подошел к концу. Действительно, жизнь созерцательная – путь бесконечных преображений, не постороннему о ней судить, да и просящий о созерцательной жизни не знает, о чем просит. Но нам, если можно так выразиться, попутчикам святости, можно и простить такие минуты воодушевления. В такие минуты, как эта, открывается промысел Господень в этом мире. Не минул еще век чудес! Ведь общину нашу вдохновлять будет знание того, что одна из нас, безраздельно нам принадлежавшая, обрела иную стезю, и хоть мы, может, редко будем видеться, мы будем знать: она рядом, молитвами она с нами. Не собирался я делать никаких отступлений личного характера, но, думаю, милая Кэтрин простит меня. Да не вредно и высказать то, что у всех на душе. А теперь, друзья мои, я заканчиваю свои размышления, боюсь, они были слишком длинными и бессвязными.

Когда поток красноречия иссяк, Джеймс неловко спустился с возвышения, вид у него был довольно потерянный и смущенный. Отец Боб Джойс призвал паству к молитве, и, с шумом отодвигая стулья, все стали на колени. Джеймс закрыл сразу лицо руками и низко склонил голову. Кэтрин опустилась на колени, закрыв глаза и сложив молитвенно руки, лицо ее было охвачено чувствами, которых Доре было не понять. Майкл прикрыл висок пальцами, прищурил глаза и, склонив голову, нахмурился. Тут Дора почувствовала, что за ней наблюдает Пол, и тоже смежила веки. Молитва закончилась, служба тоже,