Двойной генерал (СИ) - "Wolf"

А вот как ловчее ввести войска в Вильнюс? Надо думать.

5 июля, суббота, время 08:35

Несколько километров к югу от Вильнюса.

Две пары «чаек» подобрались к «языку», окаймлённому речками незаметно, на небольшой высоте. Делают горку и по дуге обстреливают эрэсами левую кромку «языка». Две другие пары в это же время «чистят» ракетами и пулемётами правую кромку.

Мало кто их видел. Только вынужденные терпеть эту наглость немцы и население ближних сёл. Лейтенант Фирсов, оврагами и перелесками, уведший роту уже за пять километров, мог заметить только ракетные трассеры на краю горизонта. Мог бы, если бы не затаился со своими бойцами в зелёнке, конвоирующей речку.

Взрывы ракет частично срывают маскировочные сети. Техника с крестами — на месте. Да и куда бы они ушли за два часа? Пока командир караульной роты доложит своему командованию, пока сведения уйдут выше, пока там примут решение и спустят вниз. Даже в боевых условиях это не минутное дело, тем более, что непосредственной угрозы нет. То есть, уже не было…

С неба доносится грозный гул, с востока приближается хищная стая, расходится веером и идёт тремя эшелонами. И вот это лейтенант Фирсов уже видит. Поднимает руку, безмолвно приказывая бойцам замереть. На лице расцветает злорадная улыбка, — «получи, фашист, по маковке».

Деталей он не видел, как и результата. Фотоснимками с разбитой в железный хлам техникой потом будут любоваться в штабе фронта.

Деталей он не видел, но дрожь земли, рябь по речной до того спокойной поверхности не заметить невозможно. Передовая пара пешек сбрасывает сначала тяжёлые бомбы, напрочь и окончательно срывающие маскировочные сети. Последующие волны смешивают танки с луговой травой, обрывками человеческих тел и жирной плодородной почвой. Куски всего этого вместе с осколками бомб, оторванных железных кусков и автомобильных колёс, тяжело плюхаются на водную гладь речек. Две речушки, обрамляющие весь этот ужас, равнодушно принимают в себя дары войны.

Пешки не задерживаются. Жгучим перцем бомб разного калибра в один заход прижигают «язык» от чужеродного высыпания и с набором высоты уходят на запад.

— Глядите, тащ лейтенант, — дёргает Фирсова за рукав ближайший боец. Да ещё ничего не кончилось, с севера вдогонку пешкам спешит восьмёрка мессеров.

— Зеэн зи, герр лейтнант, — Фирсов сопровождает поправку на немецкий язык лёгким подзатыльником. На ходу подчинённых учить приходится. Сам Фирсов не менее часа в день старается заниматься языком. Читает трофейные немецкие документы, письма, газеты.

Тем временем за первой восьмёркой появляется вторая.

Лейтенант задумывается. С начала авианалёта прошло не более десяти минут, если считать обстрел чаек. А почему не считать? Пять минут на взлёт по тревоге. Какая скорость у мессеров? 600 км/час? Десять км за минуту. Аэродром находится не далее пятидесяти километров. Интересно, командование об этом задумается?

И догонят ли мессеры наши пешки? И те и другие уходят всё дальше на запад. А это зачем? Они что, не видят? Пешки сворачивают на юг, мессеры с радостным воем срезают дорогу. На что рассчитывают наши?

Вдруг почти над ними снова рокот авиационных моторов. От неожиданности стоящие рядом с лейтенантом непроизвольно втягивают голову в плечи. Ещё две эскадрильи, — очередная злорадная ухмылка расцветает болиголовом на лице ротного. Миги!

— Гут. Лос, камраден, — им уходить надо. А воздушный бой будет далеко и будет ли. Мессеры могут просто уйти, если вовремя заметят. Хотя Миги и норовят зайти со стороны солнца, но кто-то и оглянуться может в удачный для себя момент.

5 июля, суббота, время 09:10

Минск, штаб Западного фронта.

— Поиграем в шашки! — объявляю генералам после того, как выдерживаю цунами сомнений, охвативших их от идеи наступления. М-дя, быстро их вермахт в чуйство привёл. А как все бодро перед войной дысали. Ответим мощным танковым контрударом, туда-сюда… Мы-то ещё ладно, но как немцы разделываются с нашими южными соседями, аж завидно становится. Глядючи на фон Рунштедта.

Это я говорю, что просто так танковую колонну в бой не введёшь. Пока дойдёт, по ней пять раз отбомбятся, живого места не оставят. Но это я, их начальник, говорю. Вроде авторитетный, а всё равно хоть где-то на задах мыслишки: «Мели, Емеля…» и «Мы сами с усами». И вдруг немцы делают всё и даже больше, чем доктор, то есть, я прописал. Результаты фотосъёмки каждый день смотрят и всё больше мрачнеют.

С верха шкафа у стены достаю коробку шашек, возвращаюсь к столу. Высыпаю шашки на стол.

— Мы будем белыми, разумеется. Красных шашек у меня нет, так что придётся играть белогвардейскими, — ставлю две чёрные шашки на территорию Вильнюса, поверх них столбиком ещё две. Это моторизованный корпус. Рядом с Вильнюсом — две пехотные дивизии. Наш 20-ый корпус здесь, — корпус обозначаю двумя шашками впритык и сверху на стык ещё одну, вернее, две столбиком, потому что он моторизованный.

— Авиацию обозначим так, — переворачиваю шашку дамкой, расставляю авиаполки в Минске и Лиде.

— А вот где у проклятых фашистов авиация, мы не в курсе, — но пять шашек в отдалении поставил. В кучу. Потираю в предвкушении руки.

— Ну, что, товарищи генералы, начнём? Предлагаю вот что…

Для предложения мне пришлось ввести обозначение для диверсионных рот. Отрезал колечки от папиросины.

После обсуждения и принятия решения с удовлетворением оглядываю карту, где намеченный на заклание город с юга полукругом от запада до востока окружили папиросные колечки. Где-то коммунисты впереди, а у меня — диверсанты. Впрочем, одно другому не мешает.

— Итак. Все согласны, что первый удар наносим отсюда.

На карте белая шашечка, на которой потом наклеим «64» (64 сд, 44-го ск), выдвигается вперёд…

6 июля, воскресенье, время 05:10

Ж/д ветка от Швенчонеляя до Бездониса (ветка Вильнюс — Даугавпилс).

64-ая стрелковая, виртуальным отражением которой и была белая шашечка с нашлёпкой «64» на карте в штабе фронта полным составом «садится» на железную дорогу. Сшибить заслон на дорогах, входящих в Пабраде, не стоило больших усилий. Гарнизон Пабраде состоял из двух рот второго эшелона, плюс какие-то мелочи вроде комендатуры. Такие силы полк снесёт, не заметив. Он и снёс. И тут же начал грузиться в эшелоны, спешно обородуя открытые платформы, укрепляя борта и возводя защитные ряды из мешков с землёй.

Полку поручено взять железку под полный контроль. Через два часа от момента атаки два батальона уже погрузились. Паровоз, энергично свистнув паром, потащил вагоны и платформы к следующей станции. Их там уже ждут. Немцы, возможно, тоже, если у других подразделений не получилось так удачно.

— Где твоё подразделение, фельдфебель? — холодно интересуется лощёный лейтенант и, не дожидаясь ответа, продолжает засыпать вопросами. — Почему станция не охраняется? Где пулемётные точки? Тебе что, не сообщили, что русские вот-вот будут здесь?

К станции Бездонис прибыл минуту назад небольшой эшелон, из которого выгрузился взвод солдат. Выгрузился и построился в идеальную шеренгу по три на перроне.

— Герр лейтенант… — вякает было фельдфебель.

— Всё потом! Быстро усиливаем твои посты моими солдатами. Сколько их у тебя? Четыре? По четыре солдата на каждый. Пошли! Быстро, быстро!

Оставив у каждой пулемётной точки четырёх своих солдат, ещё с полутора десятками лейтенант и фельдфебель возвращаются к станции.

«Дело почти сделано», — думает дважды лейтенант Пётр Никоненко, командир 1-ой отдельной диверсионной роты Полоцкой дивизии. Послали его подразделение на кончик наступления. Выяснилось, что вроде знающие немецкий язык диверсанты 44-го корпуса говорят с таким рязанским акцентом, что будут гореть мгновенно. Кто их только учил.

Дело почти сделано. Объяснять своим ребятам на месте, что делать с немецкими расчётами не надо. Остался последний штрих.

— Где остальные твои люди?

Лейтенант заставляет фельдфебеля вывести их из здания. По его жесту солдаты сдёргивают с плеча карабины и автоматы и наставляют на строй остатков местного гарнизончика.