Гребаная история - Бернар Миньер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот почему вам известно имя Генри. Ваш сын…
Даг покачал головой, его лоб перечеркнула морщина.
— Нет-нет, подождите, это еще не всё, история не закончена. Короче говоря, все сложилось. Вынашивать ребенка должна была Франс. После ряда неудачных попыток она наконец забеременела. — Даг сделался задумчивым. — Помню, как она готовила дом к появлению ребенка, покупала для него одежду, игрушки… Но у нее случился выкидыш. Некоторое время они обдумывали вариант, что ребенка выносит Лив, а затем склонились к усыновлению.
— К усыновлению, — мягко повторил Ноа.
От Дага не укрылось, что выражение лица собеседника изменилось.
— Мы подошли к критической точке, верно?
Рейнольдс согласно кивнул.
— Это тоже оказалась длинная и сложная история. Не стану пересказывать все подробности. Все случилось очень давно, но тот период своей жизни я никогда не забуду. Я прекрасно об этом помню — по правде говоря, даже более ясно, чем годы, минувшие со дня их отъезда. Итак, если в двух словах: однажды вечером я пришел с работы. Они были здесь, в этой самой гостиной, — вместе с Генри…
* * *— Все хорошо, — сказал я Крюгеру. — Я готов…
Шериф бросил на меня почти отеческий взгляд. Они с Платтом встали по обе стороны от меня, как телохранители. Странная троица: один ниже меня ростом, другой выше. Таким образом они проводили меня к бронированной двери и тамбуру при входе. Затем мы вышли наружу, и я почувствовал на лице капли дождя. Затрещали вспышки фотокамер, ко мне подошел какой-то тип с камерой на плече. Отовсюду потянулись микрофоны, но шериф их оттолкнул:
— Мы сделаем заявление позже. Пожалуйста, дайте пройти!
Более-менее удачно мы пробрались через эту небольшую толпу.
Вот тогда я вас и увидел.
42. Вместе
— Да, — сказал Грант Огастин.
Он снова пережил то мгновение, когда Генри появился наверху лестницы, выходя из офиса шерифа. Это… чудо. Грант стоял на другой стороне улицы, Джей — рядом с ним.
И он увидел его.
В первый раз, вживую.
Своего сына.
Генри.
Грант увидел, как тот расколол небольшую толпу и двинулся к нему. Заметил его смертельно усталый вид, вытянувшееся лицо, глаза, обведенные глубокими тенями. Но заметил он и внутреннюю силу, такую же, как у него самого, эту неистовую волю, способную противостоять всему во что бы то ни стало, всегда снова подниматься на ноги. И непроизвольно ощутил гордость.
Сын остановился меньше чем в метре от него. Он внимательно смотрел на Гранта, карауля малейшую из его реакций. Молчание длилось уже несколько секунд.
— Знаешь, кто я такой? — наконец спросил Огастин.
Генри кивнул. Тогда Грант сделал еще шаг вперед, потом обнял его. Они обнялись — отец и сын, — будто расстались всего неделю назад. Прижавшись друг к другу под дождем, не говоря ни слова. Затем Грант отстранился, чтобы вытереть кровь, текущую из ноздри.
— Мне очень жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах. Так жаль… Мои искренние соболезнования, Генри.
Сын ничего не ответил — ни словом, ни жестом. Он пристально смотрел на Гранта.
— У меня есть место, где ты сможешь отдохнуть, подальше от прессы и толпы, если хочешь. Это совсем недалеко отсюда.
Новый кивок.
Грант подал сигнал Джею, который уже открыл большой зонт, и они направились пешком под потрескивающим куполом. Поднялись по улице к волейбольной площадке, ради такого случая превращенной в вертолетный аэродром. Грант положил руку на плечо своему сыну. Друг для друга они были всего лишь незнакомцами. Они еще не были семьей. Но такая возможность только что появилась: обстоятельства, несмотря на всю трагичность, уже расчистили для этого путь. Грант не мог вспомнить, когда раньше он чувствовал себя таким взволнованным. Новый горизонт, поворотный момент в судьбе, иная жизнь — о таком мечтает всякий мужчина, вступивший в его возраст.
* * *— Я помню, как вы меня обняли, — сказал Генри, глядя на него. — То, что я почувствовал, просто… неописуемо.
— Ты же знаешь, что можешь говорить мне «ты», — напомнил Огастин сдавленным голосом.
Они сидели в сверхсовременном номере люкс «Дир-Бич резорт», и хотя снаружи грохотала гроза, здесь было на удивление тихо. Маленькие лампочки распространяли мягкий умиротворяющий свет, оставляя углы в тени. Атмосфера была уютной, спокойной, располагающей к откровенности.
— Затем мы поднялись в этот вертолет и покинули Гласс-Айленд, — продолжил Генри. — Не знаю… когда мы пролетали над Ист-Харбор, у меня было впечатление, что мы единственные, кто выжил в войне после ядерной катастрофы, что мы оставляем за собой сплошные руины. И, как оно бывает в фильмах такого рода, в конце кажется, что все снова возможно, открыты все варианты будущего. Это странно, но одновременно с болью я чувствовал воодушевление. Помню, как я на вас смотрел, — как я на тебя смотрел, — как ты с легкой улыбкой на губах внимательно глядел прямо перед собой. И я спрашивал себя: «Кто этот мужчина? Это и есть мой отец?» Все это было для меня таким новым, таким… запутанным.
— Понимаю, — улыбнулся Грант. — Когда я думаю, что все это случилось каких-то несколько часов назад… Должно быть, ты смертельно устал, Генри. Но я счастлив, что ты рассказал мне эту историю. Хоть она и ужасна, сейчас я лучше понимаю, что произошло. И мне так жаль, мой сын…
Грант опустошил свой стакан, прежде чем перевести взгляд с Генри на Джея. Тот без единого слова рассматривал мальчика, но за его маской бесстрастности проглядывало любопытство. Грант взглянул на часы: 23.15. Значит, Генри уже три часа подряд говорит, рассказывая им свою историю. Три часа, как они внимают каждому
