Бледная графиня - Георг Борн

Арнольд попытался завести разговор, но Митнахт прикинулся засыпающим, зевал, односложно отвечал сонным голосом, и телеграфист отстал и вскоре уснул.

Итак, Митнахт решил уничтожить возникшую перед ним опасность в лице молодого телеграфиста. К его несчастью, он знал имя бывшего управляющего, а главное — имел прямое отношение к депеше в Гамбург на имя Марии Рихтер.

Митнахту было известно, что после напрасных поисков Марии Рихтер в Америке Гаген вернулся домой. Не было никакого сомнения, что вместе с Бруно они и здесь, в Европе, продолжат розыски. Оба они знали о депеше. И если им удастся выяснить, что она отправлена в Бауме, тогда, несмотря на принятые предосторожности, все может всплыть на свет Божий, поскольку от Арнольда без труда узнают имя отправителя. Гаген в любой момент может пойти по этому следу. Ему во что бы то ни стало надо помешать. И вот счастливый случай отдавал свидетеля в руки Митнахта…

Притворяясь, что спит, бывший управляющий украдкой наблюдал за своей жертвой. Арнольд спал.

Был одиннадцатый час, когда поезд подошел к большой станции. Арнольд проснулся. Митнахт тоже встал.

— Дальше пойдут полустанки, и до самого Баума поезд остановится всего два раза, — сказал Арнольд.

Но первой из этих двух остановок была как раз та, до которой брал билет Митнахт. Надо было скорее решаться. Поезд снова тронулся. Путешественники опять легли на свои диваны.

«Пора!» — решил Митнахт, как только молодой человек закрыл глаза. Он вскочил и, бросившись на Арнольда, стал душить его.

Проснувшийся юноша, осознав, что ему конец, прилагал все силы, чтобы вырваться. Но руки бывшего управляющего железными клешнями впились в шею Арнольда, так что тот не мог даже вскрикнуть. Борьба была короткой. Лицо Арнольда посинело, он захрипел, силы начали оставлять его. Митнахт сделал последнее усилие, и вот руки его жертвы безжизненно обвисли. Все было кончено.

Митнахт оглянулся на дверь. Никто ничего не слышал. Его попутчик лежал словно спящий, только открытые неподвижные глаза говорили о том, что он мертв.

Поезд подъезжал к новой станции. Уже раздался гудок локомотива. Надо было срочно убрать мертвеца из купе. И это было самое опасное. Но у Митнахта уже созрел план. Он открыл окно и высунулся. Станция была совсем близко. Со своего места кондуктор не мог видеть, как Митнахт осторожно откроет дверь. Локомотив снова дал гудок. Терять времени было нельзя. Митнахт схватил труп и выбросил в дверь вагона.

Поезд покатил дальше. В темноте никто ничего не заметил.

Митнахт тихонько затворил дверь. В вагоне не осталось никаких следов происшедшего. Если Арнольд не умер от удушения, в чем Митнахт не успел удостовериться, то, без сомнения, убился при падении. До сих пор все шло отлично. Оставалось только благополучно выйти на ближайшей станции.

Поезд остановился. Митнахт сам, не дожидаясь кондуктора, поспешно отворил дверь, выскочил из вагона и снова захлопнул ее. На этой станции выходило и входило много пассажиров. Образовалось даже легкое столпотворение. Митнахт встал в сторонке и стал наблюдать за купе, которое только что покинул.

В купе вошли два господина. Следом появился кондуктор. Он спешил. Быстро забрав билеты, он удалился и, скорее всего, забыл о прежних пассажирах, недавно ехавших здесь.

Время стоянки поезда истекло. Митнахт успокоился и был страшно доволен, что никто не вспомнил о нем и его спутнике.

Раздался свисток кондуктора, двери вагонов быстро закрылись, локомотив запыхтел и медленно тронулся с места. Вагонные кондуктора заняли свои места. Железнодорожные служащие, встречавшие поезд, стали уходить с платформ, а сторож взялся гасить лишние фонари. Тогда, в свою очередь, оставил станцию и Митнахт, отправившись к тому месту, где он сбросил телеграфиста. Скоро он растворился в ночной тьме.

XVI. ОТЧАЯННОЕ РЕШЕНИЕ

Лили, спасенную от пожара, но сильно перепуганную всем случившимся, сиделка перенесла в уцелевшую часть больничного здания и оставила в маленькой комнатке первого этажа. Тут она была в безопасности.

Сиделка сняла с нее полуобгоревшее платье и уложила в постель. Ожоги у Лили были незначительные и скоро должны были зажить.

От пережитого страха и нервного перенапряжения Лили не могла уснуть. А когда утром она узнала от сиделки, что благородный человек, спасший ее, поплатился за это жизнью, горю ее не было границ. Она залилась горькими слезами.

Единственный человек во всем этом заведении, относившийся к ней со вниманием и участием, благородный и добрый, погиб. И теперь вокруг снова не было никого, кому она могла бы довериться. Доктор Вильм был первым, кто попытался доказать, что она здорова, повинуясь при этом исключительно желанию выяснить истину и чувству справедливости. Доктор защищал Лили от преследований Доры Вальдбергер. И вот теперь оба они — и добрый и злой человек — сделались жертвами неумолимой стихии.

Удар этот был слишком тяжел для Лили. Она еще не вполне оправилась от схватки с Дорой, и новое несчастье отняло у нее все силы и надежду. Конечно, оставался еще ее верный Бруно, и она верила его самоотверженной любви, но в стенах этого дома он ничем не мог помочь ей. Да и сам Бруно так верил и надеялся на доктора Вильма.

Никогда еще мысль о том, что остаток жизни ей придется провести в этих страшных стенах, не казалась такой ужасной. Безысходная тоска овладела девушкой, и, пожалуй, впервые за время пребывания здесь она твердо решила сделать все возможное и невозможное, чтобы вырваться отсюда, уже не надеясь ни на кого, а рассчитывая лишь на собственные силы.

Ожоги ее зажили, испуг прошел, и уже ничто не мешало ей предаться мыслям о побеге. Но как устроить его? Необходимо было прежде всего раздобыть новое платье, а главное, требовались деньги для успеха задуманного. Бруно она уже не хотела втягивать в это дело, поэтому решила отправиться прямо к Гагену, а уж оттуда — к матери Бруно.

Таким образом она надеялась навсегда избавиться от всех своих несчастий. Именно в бегстве видела она сейчас единственное свое спасение. Главное — добраться до Вены, а там они обвенчаются с Бруно и уедут путешествовать. Чем больше Лили думала о бегстве, тем легче оно ей казалось…

Весть о пожаре в сумасшедшем доме, как ни странно, по округе почти не распространилась, о чем позаботился его директор, не без оснований опасаясь за репутацию заведения. К счастью, ни один больной серьезно не пострадал.

Из города были приглашены рабочие, и в день похорон Доры Вальдбергер работа началась.

Лили из окна наблюдала необычайное оживление вокруг больницы. Она заметила, что теперь, в отличие от прошлых дней, когда территория заведения была наглухо отделена от внешнего мира, ворота большую часть дня стояли открытыми и запирались только на время прогулки больных. Лили наблюдала за всем этим с лихорадочным вниманием, и в голове ее созревал план.

Времени терять было нельзя, так как такой благоприятный случай вряд ли еще мог скоро подвернуться. И Лили приняла отчаянное решение…

Но выбраться из сумасшедшего дома можно было только преодолев много препятствий. Ну, прежде всего, двери в ее комнату были всегда заперты. Во время прогулки бежать тоже невозможно: во-первых, еще светло, а во-вторых, как раз на этот промежуток железные ворота запирались. Конечно, можно было попытаться спрятаться где-нибудь во дворе до конца прогулки, но сиделка, разводя больных по палатам, могла сразу хватиться ее.

На следующий день Лили, вернувшись с прогулки раньше всех, обнаружила ключ, торчащий в ее двери с наружной стороны. Его, должно быть, забыла выводившая ее на прогулку сиделка. Лили торопливо вытащила ключ и закрылась изнутри, с бьющимся сердцем ожидая, к чему приведет ее эксперимент.

Через несколько минут к двери подошла сиделка, подергала за ручку и, убедившись, что дверь заперта, пошла дальше. Она, вероятно, подумала, что кто-то из других сиделок уже успел запереть больную.

Неописуемая радость охватила Лили. Если так, то все должно удасться. Ключ от двери был у нее. Она решила, как только стемнеет, бежать. Ворота запирались теперь только после семи часов, так что в ранних сумерках ей, возможно, удастся выбраться на свободу. Правда, вовсе не так, как получилось это с Гедеоном Самсоном.

С нетерпением Лили ждала наступления вечера. По коридору все еще ходили сиделки, и каждую минуту какой-нибудь из них могло прийти в голову заглянуть к Лили. Однако, если ничего особенного не случится, к восьми все угомонится, утихнет. До этого времени надо постараться быть подальше от заведения.