Песни мертвых детей - Тоби Литт

— Вольно, солдат.

Пол чуть обмяк, хотя руки его горели от желания ударить. Эндрю протянул ладонь. Пол пожал. Мы улыбнулись. Мы снова были друзьями, по крайней мере внешне. Но даже в этот миг всеобщего облегчения Пол не расслабился. Он едва держался на ногах — он не мог позволить себе сесть раньше нас. Он должен выглядеть здоровым и полным сил, готовым к любым учениям, какие только затеет Эндрю. Стоять было все труднее. Эндрю спрыгнул в яму и опустился на песок, будто допрос его вымотал не меньше Пола. Мэтью с Питером последовали его примеру, сели в яме кружком, оставив место для Пола. Тщательно проследив, чтобы он оказался последним, Пол спрыгнул и сел. Опасность на данный момент миновала.

Эндрю не торопясь посвящал Пола в курс операций, которые мы провели в его отсутствие. Пол думал только об одном: чем раньше удастся добраться до дома, тем больше шансов проскочить незамеченным. Эндрю прекрасно видел это, а потому рассказ его длился и длился, бесконечно. Полу, который только-только получил разрешение вернуться в Команду, ничего не оставалось, как демонстрировать искреннее восхищение услышанным.

День становился все жарче. Сухие звуки, окружавшие нас, чудились шорохами подкрадывающейся гадюки. Выждав время — дабы его жест выглядел непринужденным, — Пол стянул свою рубашку цвета хаки и остался в одной майке. Руки его по локоть были серыми от грязи, тогда как остальное тело золотилось на солнце. Вокруг пуговиц под рубашку просочилось немного пыли, и по центру майки от шеи и пупка сбегал ряд грязевых ромбиков. Когда Пол думал, что мы не смотрим на него, он запускал в нос палец, выковыривая спекшуюся грязь. Волосы его, и без того густые, от пыли стали еще гуще и стояли торчком.

Эндрю говорил почти час, без единой паузы. На разные лады он растолковывал моральные принципы Команды. Он сделал несколько грубых выпадов в адрес отца Пола. Он заявил, что если бы все решали такие люди, как отец Пола, то у нас бы давно уже хозяйничал русский медведь. Они признал, что в последнее время высокие стандарты Команды несколько снизились. Он набросал план на предстоящие недели. Начинается период усиленной подготовки. Все мы, даже Пол, все еще думавший о мести, горели желанием увидеть в действии столь решительный тип руководства. Именно это получалось у Эндрю лучше всего: вытягивать Команду из трясины уныния.

— Мы выдержим! — провозгласил он. — Не трусьте! Мы станем еще сильнее!

Посреди этой эффектной фразы из носа Пола закапала кровь. Первым ее увидел Мэтью. Он толкнул Питера, привлекая его внимание. Ни Эндрю, поглощенный своей речью, ни Пол, притворяющийся жутко заинтересованным, ничего не замечали. И лишь когда Питер подтолкнул Пола и протянул платок, оба потока — кровавый и словесный — остановились. К этому времени майка Пола спереди была вся заляпана кровью.

— Спасибо, Питер, — сказал Пол, промокая кровь.

Эндрю решил, что можно и закруглиться. Пол откинулся на спину, кровь течь перестала.

— Ты как? — спросил Мэтью.

— С ним все нормально, — сказал Эндрю.

Придя в себя, Пол наконец рассказал нам о событиях последнего месяца. Он настоятельно просил как можно скорее отомстить его отцу. Эндрю заверил, что уже разрабатывает план.

— И он никогда не узнает, откуда нанесен удар, — подтвердил Мэтью.

— Но нужно немножко выждать, — сказал Эндрю. — А то он точно смекнет, что это мы.

Мы с этим согласились и решили определить дату.

Затем Эндрю несколько нестерпимых (для Пола) минут резюмировал, повторял, подтверждал и подчеркивал. Когда он наконец умолк, мы выбрались через Аварийный выход № 1.

За пределами нашего утесникового убежища воздух раскалился еще сильнее. Шагая по Кленовой аллее, мы увидели, как на школьной спортплощадке мелюзга играет во французский крикет. Нам до смерти захотелось присоединиться к ним, но мы в зародыше подавили это желание. Оказавшись на дороге, Пол сказал, что ему нужно успеть домой раньше отца. Платок Питера он по-прежнему прижимал к носу.

— Да уж понятно, — согласился Эндрю. — Но если вечером сумеешь вырваться, то мы собираемся у Питера.

Пол кивнул, развернулся и неторопливо зашагал прочь.

Но стоило оказаться за пределами видимости, как он рванул со всех ног. Свернул с асфальтовой, в выбоинах, дороги и помчался напрямик по узкой тропке между кустами.

Мчался он до самого дома.

В дом Пол проник неслышной тенью. Как и все мы, он умел замечательно таиться. Мать была на кухне, стояла у раковины. Пол беззвучно проскользнул мимо кухонной двери. Он заметил, что хотя руки у матери по локоть в мыльной воде, но посуду она вовсе не моет. Вместо этого таращится прямо перед собой — в окно, выходящее на лужайку. Полу даже почудился всхлип, но он слишком торопился в ванную, чтобы выяснять, так ли это. Без каких-либо проблем он поднялся по лестнице.

Заперев за собой дверь ванной, Пол быстро разделся. Из многочисленных карманов он вытряс припасы и снаряжение. Рывком выдернул ремень из шорт. Стянул майку. Все грязную форму: рубашек, майку, шорты и трусы — он бросил в плетеную корзину для белья. Залез в ванну и лишь тогда открыл краны.

Звук воды, шелестящей по старым свинцовым трубам, известил мать Пола о возвращении сына. Она подошла к лестнице и крикнула:

— Это ты?

— Привет, мам, — отозвался Пол.

— Молоко будешь?

— Да.

— Повидал своих друзей?

— Повидал, мам.

Она что-то еще крикнула, Пол не разобрал.

— Что?

— Я говорю, что рада!

На лестнице стало тихо.

Ванна наполнилась до середины, и Пол принялся горстями плескать воду на пыльную голову. Не открывая глаз, он протянул руку за шампунем в пластмассовом флаконе-груше. Прозрачная оранжевая жидкость сиропом полилась на ладонь. Через несколько секунд Пол превратился в водяного демона с пеной вместо головы. Куском глицеринового мыла, которое всегда покупала мать, он повозил под мышками и вокруг маленького пениса. Полу больше нравилось жирное мыло марки «Империал летер», которым он как-то мылся дома у Эндрю. Мыло было гораздо более дор.

«Дор.» означало «дорогой».

Даже сквозь бульканье крана Пол уловил тяжелую поступь матери по ступенькам. Он вдруг слегка задрожал. Мать шла в его комнату, находившуюся напротив двери в ванную.

— Я поставила тебе на стол, — крикнула она, выходя. — И еще шоколадные таблетки для желудка.

— Спасибо, мам.

Пол обратил пенис в стегозавра, одной рукой вытянув крайнюю плоть, а другой веером расправив мошонку. Он зажал крайнюю плоть и пустил струйку, кожа раздулась зрелой маковой бомбочкой. Он позволил бомбочке разорваться, и желтоватый ручеек заструился по плоскому животу.

Оба трюка показал ему Эндрю, когда Пол в последний раз ночевал в Стриженцах. И после того как Полу разрешили принимать ванну за закрытой дверью, эти фокусы стали ритуалом. Еще Эндрю зажимал крайнюю плоть между указательным и большим пальцами и заставлял ее разговаривать — жеманным ротиком. Но Полу этот трюк не понравился, и он не стал включать его в свой ритуал.

— Давай, — чирикала пиписька Эндрю. — Если я могу, ты тоже сможешь.

С тех пор Пол открыл для себя еще несколько вещей. Его пенис научился набухать и подниматься по собственному желанию. Кроме того, он умел, если хорошенько потрудиться, выделять слизь.

Двумя волнами Пол смыл мочу с живота. Прополоскал волосы. За цепочку вытянул затычку.

Выбравшись из ванны, он сдернул с сушки грубое белое полотенце.

На торцевой стене висело зеркало в человеческий рост. Пол иногда стоял перед ним голяком, спрятав пенис между ног.

Лобковый бугорок покрывал пушок редких золотистых волос. Иногда, в определенном освещении, он напоминал сахарную вату. И совсем не напоминал густую курчавость, что росла на голове. Скорее — редкие прядки под мышками.

«Вот так, — думал Пол, — я бы выглядел, если бы был девчонкой».

Полу всегда становилось не по себе от собственного девчоночьего вида. Даже золотистый пушок на лобке не спасал.

Когда ему хотелось сосредоточиться на срамных местах, он, сунув пенис между ног, садился и ладонями стягивал кожу на лобке двумя параллельными холмиками-гребнями. Он рассматривал свою рукотворную вульву и удивлялся.

Но сегодня Пол ничем подобным не занимался. (Точнее, после сегодняшнего дня Пол никогда больше этим не занимался, совсем никогда.) Вместо этого он подошел к двери и тихонько позвал:

— Мама?

Но он не ошибся — она уже спустилась на первый этаж Пол приоткрыл дверь ванной, выглянул, в два прыжка пересек лестничную площадку и шмыгнул к себе в комнату. Там он быстро достал из комода чистые майку и трусы. Пол так спешил, что натянул белье, не удосужившись как следует вытереться. Затем он взял стакан молока, на цыпочках вернулся в ванную, заперся, включил воду, вылил молоко в раковину и тщательно смыл с фаянса белые капли.