Песни мертвых детей - Тоби Литт

Раскрытая книга лежала на груди Питера, а он сам лежал спине и разглядывал карту звездного неба, которую прикнопил к потолку своей спальни.

Внизу хлопнула дверь, и Питер понял, что это мать явилась разрушить его мечты. Она вернулась из еженедельного похода в магазин. Он слышал, как открываются и закрываются шкафы, куда она засовывает продукты. Питер не хотел заявлять о своем присутствии до тех пор, пока не уверится, что его не призовут на подмогу. Наконец грохот в кухне стих, звякнул кран и потекла вода. Питер точно знал, что происходит. Каждую пятницу повторялось одно и то же. Мать жарила рыбу с картошкой. Сейчас три куска камбалы белеют на разделочной доске. Вот скребущие звуки — это чистят картошку. Примерно через четверть часа вернется отец. По пятницам они ужинают рано, около пяти часов, Чтобы у родителей было время куда-нибудь сходить, а ходили они всегда в паб «Альбион». Затем послышался стук — это нож бился о разделочную доску. Питер не имел ничего против жареной рыбы с картошкой во время каникул, но во время учебного года нам беспрерывно давали жареную рыбу с картошкой в школе. Все из-за католиков, хотя никто из нас не знал в школе ни одного человека, который был бы католиком. Стук ножа смолк, и Питер решил, что можно спокойно спуститься.

Когда он вошел в кухню, мать, стоя перед раковиной, мыла под краном нож для овощей и разделочную доску.

Так всегда и бывает. Наши матери всегда стоят перед какой-нибудь рабочей поверхностью, которая располагается где-то на уровне пупка: перед заставленной сковородками плитой, перед раковиной, забитой грязной посудой, перед корытом, полным грязного белья, перед гладильной доской. Время от времени они находят себе дело, позволяющее присесть или даже выйти из дому: лущат горох, вяжут, шьют, штопают, развешивают белье во дворе, выносят очистки на помойную кучу, волокут высохшее белье, крошат сухой хлеб в кормушки для птиц. Но большей частью они находятся к нам спиной, склонив голову, двигая руками, думая о чем-то своем. Когда-то мы цеплялись за них, дергали за юбку, пытались заставить их обернуться, обратить внимание. «Мама! — хныкали мы. — Мама! Мама!» Но теперь мы не мешаем им заниматься их работой. Теперь мы обращаем на них не больше внимания, чем они на нас. Мы постепенно забываем их лица.

— Привет, мам, — сказал Питер. Она оглянулась:

— Где ты прятался?

— Я был наверху. Спал.

— А что твои друзья?

— Они разошлись по домам.

— Что, не нашли чем заняться, в такой-то чудесный день?

— Нам что-то не хочется.

На плите в алюминиевой сковороде, заляпанной снаружи темными пятнами, шипела в масле жарящаяся картошка.

— Схожу в магазин, — сказала мать Питера и добавила, как бы поясняя: — Лимончиков купить. — И еще, дабы представить свое желание совсем уж в распрекрасном свете: — Ты же знаешь, как твой отец любит лимончики. — И наконец не дождавшись ответа от Питера: — Просто жисть не в жисть ему без них.

— Хорошо, — сказал Питер.

— Ничего не трогай, — велела мать. — Просто убавь огоньку, если начнет дымиться. — Она огляделась. — И не оставляй без присмотра. — И в попытке пригрозить мать ткнула его в кончик носа. — Ни на секундочку!

Она взяла сумочку, открыла дверь в холл и, бросив последний взгляд на кухню, отправилась в поход за лимонами, которые никто даже в рот не возьмет.

Нельзя сказать, чтобы такого не случалось прежде. Питера часто оставляли присматривать за готовящейся едой. И несколько раз этой едой была жареная картошка. Но сейчас Питер ощутил странное возмущение. Ему претило то, что он должен торчать в кухне только потому, что так велела мать. Большая разница между тем, когда ты сам тратишь время попусту и когда тебя заставляют его тратить попусту. И для молодого организма последнее обидно как минимум вдвойне. А раз так, то Питер, дабы хоть чуточку притушить обиду и стыд от того, что на его волеизъявление наплевали, принял решение — покинуть кухню. Вообще-то его ослушание не было чем-то исключительным. Но раньше ему как-то удавалось выйти сухим из воды.

Даже не подумав уменьшить огонь под сковородкой, Питер выскочил из кухни и взлетел по лестнице. Если бы он уменьшил огонь, то тем самым нарушил бы чистоту своего непослушания.

С разбегу Питер шибанулся о край конторки. Доставая с полки «Гибель динозавров», он умудрился смахнуть оттуда двух игрушечных динозавров. Адреналин делал его неуклюжим. Динозавров Питер решил не поднимать. Не время. Мать вряд ли вернется, зато отец может прийти в любой момент. Крепко прижимая книгу к себе, Питер почесал вниз по лестнице.

Сковородка уже дымилась вовсю. Питер подошел к плите, заглянул в шкворчашую золотистую мглу, зажмурился и втянул в себя запах, самый тяжелый запах в мире.

После чего сел за кухонный стол с искренним намерением перечитать главу о филогеронтии. Но как только он открыл нужную страницу, перед глазами всплыли динозавры, лежащие на полу. Что, если мать вернется, прямиком поднимется в его комнату, увидит их и поймет, что он бегал наверх? Еще через мгновение Питер осознал, что совершил огромную тактическую ошибку, притащив книгу на кухню. Можно, конечно, попытаться ее спрятать. Например, положить на каминную полку корешком к стене рядом с мамиными поваренными книгами. Но нет, там она ее точно заметит.

Сердце Питера все еще учащенно колотилось от стремительного марш-броска наверх и обратно. Адреналин делал его глупым. Мы часто замечали это явление. Для некоторых из нас, для Эндрю и Пола, адреналин был благом, чудесным эликсиром для мозга. Но другие, Мэтью и в особенности Питер, в моменты возбуждения совершали непростительные просчеты. Во взбудораженном состоянии Питер обычно наделял свою мать сверхъестественными детективными способностями. Ему вдруг начинало казаться, что, вернувшись домой, она первым делом примется искать предлог, чтобы его наказать, точнее, чтобы его наказал отец.

Питер решил, что самое надежное — вернуть книгу на место, а заодно подобрать и динозавров.

И он снова выскочил из кухни. И снова устремился вверх по лестнице.

Но на этот раз кое-что было иначе, кое-что очень-очень важное.

Питер поставил на место книгу и торопливо поднимал бронтозавра, когда услышал, как открыласьи закрылась входная дверь, а затем отец позвал мать. Вариант хуже и придумать было трудно. Питер бросил динозавра на стол.

— Эй?! — крикнул отец. — Я пришел. Эй-эй!

Питер понимал, что надо как можно хитрее заявить о своем присутствии.

— Есть кто дома?

Питер вышел на лестницу.

— Привет, папа. Я…

— Питер. Где мать?

Питер медленно спустился по лестнице. Ему не хотелось давать отцу повод для гнева или паники.

— Ушла в магазин, — сказал он.

— Подгребай сюда, сынок, — сказал отец. — Обними-ка папочку.

Громко топая по ступенькам, Питер представлял сковороду столь же отчетливо, как если бы отец держал ее в руках. Он знал, что стоит отцу сообразить, что Питера оставили присматривать за едой, как неприятности не заставят себя ждать. И он беспомощно оттягивал ужасный момент, а потому ответил на приступ отцовской любви, от которой совсем скоро не останется и следа. Отец обнял его и оторвал от пола. И как раз в это мгновение из-под кухонной двери повалил черный дым.

Благодаря их рокировке — подхватив Питера, отец крутанул его и оказался спиной к кухне — именно Питер первым увидел дым. И необходимость немедленно что-то предпринять выросла во весь рост.

И Питер, как истинный стоик, решил принять наказание:

— Папа, по-моему, там… горит.

Конечно, «там» прозвучало совершенно бессмысленно. Словно отец не поймет, что причина огня — сковородка и пренебрежительное отношение Питера к ней.

Отец резко опустил Питера на пол и развернулся. В пять шагов он подскочил к кухонной двери Быстрый поворот ручки — и он уже внутри.

Хуже картины, чем та, что увидел Питер из-под растопыренных рук отца, он и вообразить не смог бы. Верхняя часть кухни была черна от дыма. Нижняя — такая же чистая и светлая, как и раньше.

— О боже… — прошептал отец.

Прикрыв рот рукой, он бросился в дым. Питер последовал за ним.

Он видел лишь отцовские ноги. Зато сковородка сияла оранжевым пламенем, словно реактивный двигатель. В сгущающейся тьме она мерцала путеводной звездой.

— Открой дверь! — крикнул отец Питера. — Скорей! Давай!

Питер проскочил мимо отца, едва не сбив его с ног. От дыма щипало глаза, а в легких оседала тяжесть. Он шарил рукой по ребристому стеклу двери, пока не коснулся края алюминиевой ручки. Повернул ее и, задыхаясь, выскочил в сад.

Он догадался о плане отца и понимал, что в этом плане имеется ужасный недостаток Слева от кухонной двери, там, где резко обрывался кровельный желоб, стояла большая бочка для сбора дождевой воды. Питер знал, сколь опасно плескать холодной водой в кипящее масло. Команда иногда устраивала учения, швыряя в Озеро консервные банки с пылающими свечными огарками и наблюдая, как банки взрываются с шипением.