Песни мертвых детей - Тоби Литт

Мать у Пола была доброй, впечатлительной и вечно заблуждавшейся женщиной — как все женщины. Обычно она смиренно соглашалась со всем, что говорил ее муж Конечно, в том не было бы ничего страшного, если бы отец Пола обзавелся правильными взглядами. Но он целые две недели даже слышать не хотел, чтобы Пол навестил Эндрю, или Питера, или хотя бы Мэтью. Мать Пола была слабой женщиной и дала себя уговорить. Но Полу все-таки удалось обратить ее слабость себе на пользу. Чем более несчастным он прикидывался, тем больше пугалась она и расстраивалась и тем больше желала обработать отца Пола. Она стала нашим тайным, невольным союзником. Она, конечно, не понимала ничего, но своим женским чутьем чуяла, что Полу нужно быть с нами. И потому беспрестанно зудела, что Полу требуется свежий воздух. И что ему нужно проводить время со сверстниками. И что он очень мрачный и подавленный. Она незаметно пыталась внушить отцу Пола мысль о том, что пора разрешить Полу выходить из дома без присмотра. Но отец Пола был кремень, с нечеловеческой жестокостью он заявил: раз сейчас каникулы и Пол сидит дома, то надо воспользоваться такой возможностью и проводить побольше времени всей семьей.

Крадучись спустившись по лестнице, Пол подслушивал разговор родителей, думавших, что он уже спит.

— Он должен сам выбирать себе друзей, — говорила мать.

— Ты знаешь, что мне не нравятся их ценности, он от них набирается бог знает чего. Все они в полном подчинении у папаши Эндрю. А этот человек обладает той самой извращенной логикой, которая так привлекает мальчишек в этом возрасте. Главное — физическая сила. И никакого сострадания. Никакой настоящей дружбы.

— А ты каким был в его возрасте?

— Надеюсь, не таким плохим. Вспомни, я ведь рос в приморском городе. И все время пропадал на рыбалке.

— Неужели ты не видишь, как он несчастен? Они же его друзья. Они были неразлучны все каникулы.

— Вот это меня и тревожит. Что будет дальше? Что, если ему втемяшится в голову, что университет ему ни к чему?

— Не рано ли об этом думать? Он ведь даже первые школьные экзамены еще не сдавал.

— Эти парни тянут его на дно. Все эти разговоры о войне. В любой момент он может сбежать и записаться в армию.

— Просто это такой период. Он его перерастет…

— Нет, как тебе нравится? Армия. Куда подевались все твои принципы?

— При чем тут принципы? Я его мать.

— Он буквально помешан на насилии. Меня это удручает. Со своими дружками они вечно бесятся, вечно невменяемые.

— А по-моему, ему нужно дать шанс. Разве его не достаточно наказали? В конце концов, он не сделал ничего плохого.

— Все дело в отношении. Ему требуется урок. Я пытался с ним поговорить, но он просто не слушает. Словно глохнет, как только я открываю рот.

Они посидели, упершись взглядами в кухонный стол, словно изучали карту мира.

Мать Пола заговорила первой:

— Боже, я жду не дождусь, когда он вырастет. С ним будет так интересно.

Они посмеялись, потом еще посмеялись, выпили вина, усмехнулись. А затем мать принялась целовать отца, и Пол, передернувшись от отвращения, поспешил наверх.

Когда Пол вернулся к нам, требовалось что-то сделать. Испытать его. Больше всего нас волновало, удалось ли отцу внушить ему свои идеи. Если так, то в минуту слабости он наверняка сломается и выдаст военную тайну. Хотя мы и не сомневались, что Пол не предал Команду, надо было дать ему понять, что случится, если он когда-нибудь проболтается. Мы быстро обсудили план действий: что, когда и где. Окончательное решение принял Эндрю, но никто из нас не возразил. Итак, у нас был план. Испытательный План. Разумеется, Пол не был тупицей и прекрасно понимал, что его ждет. Первое время он вел себя предельно осторожно. Пока мы шептались в Орлином гнезде, Пол все дергал, дергал и дергал свою болячку на правом локте. Он знал, что в любую минуту по сигналу Эндрю мы устроим ему пытку. А еще он знал, что если с готовностью согласится на пытку и даже не попробует сбежать, то мы наверняка решим, что он ведет себя слишком подозрительно.

Было солнечное воскресенье. Мы все разошлись по домам — обедать, а потом снова встретились, в саду Стриженцов. Эндрю предложил провести учебную разведку в Утеснике. Так начался наш Испытательный План. Все мы, даже Пол, а может, особенно Пол, восхитились, с каким самообладанием Эндрю привел план в действие.

Мы шагали по Костыльной улице, через Рыночную площадь, через холм Ноберн, вниз по Кленовой аллее, и Пол все оглядывался на нас, ожидая засады, похищения, пыток и кошмара наяву. Он шел на несколько шагов впереди. Подставляя нам спину, он демонстрировал свое полное доверие. Точнее, так мы воспринимали его поведение. Но, несмотря на доверие, он буквально источал нутряной страх, который разрастался с каждым шагом. Мы знали, что Пол сейчас использует все наши уловки и приемы, которые помогают повысить внимание: глубоко и медленно вдыхает-выдыхает, периферийным зрением пытается уловить малейшее движение, вслушивается в хруст наших шагов по гравию. Он так напрягал слух, что мы едва не оглохли. Мы слышали только то, что слышал он: наше дыхание, наши шаги, звяканье в наших карманах, наши отрывистые слова. И вот Пол благополучно сдернул корку со своей болячки, и ранка опять закровянилась. Мы наслаждались этой секундой. Сценарий Полу известен. Он медленно приближался к кульминации. У жертвы должен быть шанс бежать. Но жертва не должна бежать — до самого последнего мгновения. Если просто рванешь с места, только силы потеряешь. И потому Пол терпел. Пока. Наша уверенность в нем была вознаграждена. С деланной небрежностью он шел в нескольких шагах впереди.

Мы дошли до конца Кленовой аллеи, где находится Мемориал погибшим на войне жителям Эмплвпика и Флэтхилла. Изрядный кусман белого мрамора и полукруг кустов остролиста. Мы с минуту постояли у Мемориала — торжественно, молча, склонив голову, отдаем дань уважения. Каждый раз, проходя вместе мимо этого места, мы читаем очередное имя в списке воинов. Сегодня мы почтили память И. М. Уайта, который во время великой войны пожертвовал своей жизнью во имя короны и страны. Когда-нибудь — мы надеемся, что не в столь отдаленном будущем — другие мальчишки будут стоять у другого мемориала, возведенного в знак благодарности нам.

Минута истекла, мы вышли из полукружья остролиста и двинулись дальше — по извилистой песчаной тропе. Утесник в тот день был особенно красив, хотя никто из нас никогда и ни за что и словом не обмолвился бы об этом. Слева кусты были усыпаны ярко-желтыми, как яичный желток, цветками, и на всех цветках сидели жирнющие пчелы. Справа темная зелень распустившегося вереска была облита бьющей по глазам сиреневое — тью. Песок под сандалиями был пыльно-сер. А воздух полнился потрескиваниями, пощелкиваниями, шелестением — природа изнывала в своей сухости.

— Разделимся, — сказал Эндрю. — Сбор в Базовом лагере номер 2, в четырнадцать ноль-ноль.

Мы сверили часы и растворились в разных направлениях. Миг — и нас там словно никогда и не было.

Мы выбрали разные пути к Базовому лагерю № 2. Эндрю вернулся вдоль Аллеи, прокравшись по ручью, что течет параллельно нашей школе. Пол кинулся в обратном направлении и вкруголя вернулся через поле желтого рапса. Мэтью и Питер выбрали более прямолинейные маршруты: Питер прополз по кроличьим тропинкам в Утеснике, тогда как Мэтью без особых раздумий стремительными прыжками пересек открытое пространство, ударяясь спиной о деревья и отскакивая в тень.

Базовый лагерь № 2 представлял собой глубокую яму в песке, накрытую листом гофрированного железа, — прямо посреди самых густых зарослей, ближе к западной оконечности Утесника. Это был самый надежный Лагерь. По нашим сведениям ему не грозила опасность, хотя кто-то все же набрел когда-то на эту маленькую полянку и вырыл тут ямищу. Появление Лагеря мы считали делом рук Объединенного кадетского корпуса. Подобно нам, они проводили тайные ночные учения в наиболее диких уголках Эмплвика. В Базовый лагерь № 2 можно было проникнуть двумя способами: через Аварийный выход № 1 или через Аварийный выход № 2. В обоих случаях требовалось лечь на живот и просочиться через узкую щель между утесником и землей. Последний из проникших внутрь должен был крест-накрест уложить парy веток, после чего Лагерь сливался с почвой. Как-то раз, около года назад, Мэтью наткнулся в ямe на слепозмейку, и, услышав его вопли, мы на миг решили, что на него напала гадюка. Но мгновение спустя Питер холодно заметил, что у этой так называемой ядовитой змеи отсутствуют характерные для гадюки ромбовидные отметины, после чего Мэтью какое-то время чувствовал себя полным придурком. Но мы не сомневались, что Базовый лагерь № 2 — это как раз такое место, какое выбрала бы гадюка для своего гадючьего логова.