Меланхолия - Михаил Савеличев

На столе поселяется лягушонок - физический и физиологический, с лапами, длинным ртом и зеленоватой кожей. Так он должен выглядеть, крохотное создание в тени кирпичной стены, ограждающей от рассудка спящего города. Внутри номера зажигаются тусклые огоньки. Костюмная пара даже идет созданию болот и воображения. Оно пододвигает взявшееся из проката бреда кресло, выщелкивает сигару и заявляет:

- Я не бред.

Даже не заявляет, в этом слишком много было бы неприятной настойчивости. Уведомляет. Санкционирует собственную объективность.

- Примите это, - вроде как виновато лапы расходятся, выдергивая сигару из беззубого рта. - Не лучший облик, не лучшие времена. Хотя вам ли говорить об обманчивости первого разумения.

Сигара повисает в лапе, существо дергается и громадный москит с хрустом погружается во влажную бездну.

- Наверное вы ждете предупреждений? Откровений? Предсказаний? - спросило существо и рассмеялось непонятной шутке. - Ну конечно же! Зачем еще являются такие образины! Говорящие кузнечики, любвеобильные ангелы? Нет, - грустное качание головой, - этот мир в вас обречен. Искать повода в том, что беспричинно... Среди ваших коллег очень много фобий. Это мешает, знаете ли. Ну, зеленые человечки, это, согласно канону, еще куда не шло. Хотел бы я, скажу по секрету, быть зеленым человечком. Завидую этим фантастическим созданиям. Их можно бояться, их можно принимать всерьез. А кто готов принять всерьез говорящую жабу?! И только не надо меня целовать!

Смех. Это был самый настоящий лягушачий смех. Так должны были смеяться разумные лягушки, если бы таковые существовали. С квакающими подвываниями, надуванием живота, так что костюм начинал жутко трещать. Крохотные пуговички впивались в студенистую материю, на дрожащих передних лапах сверкали неземным огнем красные запонки в белоснежных манжетах.

- Вообще, в этом много непонятного, - доверительно сказало существо, отправляя очередную порцию дыма в путешествие к звездам. - Казалось бы, все ясно - дискордант, делирантность, аутистичность, спалтунг и прочие интропсихические атаксии. Клиент готов? Клиент готов. Что там, что там? Полистаем, полистаем.

Существо в непонятном волнении даже встало со своего кресла и пропутешествовало по столешнице, листая воображаемую книгу.

- Ага, ага. Читаем, интересуемся... Быть действительно собой означает уже не быть интропсихически атаксированным, дискордантным, поскольку его существование уже не является существованием личности или является только лишь существованием личности, которая в нем не одна. Вещь располагает собой лишь в отдельных гранях; каждая из них соответствует образу, "маске", которая является как бы частью личности. Здесь нет возможности обеспечить преемственности собственного "Я" вследствие его рассеянности, а иногда уничтожения, превращения в некий агрегат идеоаффективных блоков.

На краю стола оно замерло - застыло маленькой нелепой скульптурой национального лягушачьего праздника. Мгновение реальности прокатилось по плоской голове волной неподобающих морщин, сдирая с существа все остатки правдоподобия. Лапка поскребла по брюшку.

- Впрочем, все эти нарушения многократно превосходят действия мескалина или гипноза, так как мы получаем подлинную деперсонализацию, распад личности, предполагающей не только схему тела... Хотя причем здесь тело? Вот это, вы хотите сказать, тело? Эта слизистая шкура? - существо сардонически засмеялось, если это вообще возможно для амфибий. - Но им виднее. Им всегда виднее. Продолжим. Так... Не только схему тела, но и потребность сконцентрироваться и унифицироваться, чтобы создать свою личность во взаимоотношениях с другими. Странная логика, вы не находите? Оказывается, банальность и посредственность, приземленность и ограниченность - прямой путь в общество! И зачем тогда нам нужно такое общество? Нам нужны простые вещи. Нам не нужна унификация.

Сигара догорела до тонкой полоски и взорвалась чудесным фейерверком, истекла волосками разноцветного огня, оставившими на столешнице темные потеки. Существо не испугалось, лишь вежливо потерло лапкой ближайшее пятно и вздохнуло. "Шутники", прошептало оно.

- Скажем честно и прямо, ведь честность и прямота - наша политика, если в болоте возможна политика. Мы - волшебные создания и нам нужен волшебный мир, пристанище после долгих странствий, миф, архетип говорящего мира, реальность, пронизанная странной сетью искусственных значений, мистических связей, загадочных сил, космических, теллурических или астральных событий. Мы готовы на капризы и непредсказуемости, на искусственность законов физики, суверенность мысли и абсолютность слова. Поверьте, нас это не страшит. Мы хорошо подготовились. Мы видим этот идеократический барочный лабиринт, архитектонику чудесного, накапливающую сложность, запутанность, съедающую горизонт реальности. Войти в него просто, существовать - невозможно.

Я открыл глаза и посмотрел на небо, цветом похожее на экран телевизора, включенного на "мертвый" канал. Собственно, это и был телевизор - притаившийся гипнотизер и психотерапевт в тишине деревянного ящика сознания. В руках еще ощущались стакан и яблоко, в пустоте головы мир продолжал раскачиваться на безумных качелях. Оставалось допить коньяк, догрызть яблоко и положить все на столик под отощавшую лампу. Там кроме неподъемного телефонного справочника и самого телефона (для звонка в номер наберите номер этого номера, для выхода в город наберите девятку) лежала цветастая местная газета "Южная Метрополия". Фотография и передовица привлекли меня. Готическим шрифтом было набрано: "United Aliens Force" объявляют очередной призыв. Хочешь увидеть Бельтегейзе? Приходи к нам!". Фотография являла довольно неуклюжий монтаж традиционных серых лап, тянущихся к испуганным лицам подростков. Фон был размыт, плечи у подростков - оголены. Поясняющая надпись мелким шрифтом гласила: "Еще несколько исчезновений в Гринвилле, округ Виги".

Читать дальше необходимости не было. Листать газету не хотелось и я положил ее обратно, попутно столкнув огрызок на пол.

- Эх, как его, - оставалось только покряхтеть и перегнуться на другую сторону кровати. Огрызка не обнаружилось, зато меня теперь крепко держали за ноги. Руки оскальзывались о слишком гладкое покрывало, но мне все-таки удалось уцепиться за столик, перегнуться и посмотреть на то, что творилось сзади.

Держал меня ночной портье. Сжимал руками ноги и сквозь носки к коже просачивалось ощущение нарастающего холода - не снежного покалывания от разрегулированного кондиционера, а плотные объятия вечного льда. К несуразности ситуации очень подошла бы искаженное лицо с выкаченными рачьими глазами, но портье выглядел вполне спокойным и деловитым. Сквозь прямоугольник распахнутой двери втекали пока еще незнакомые мне личности - персонал отеля, надо полагать. Люди теснились, напирали друг на друга, обтекали постель, выстраивались ритуальным хороводом вокруг меня, обдавая все тем же холодом. Алкоголь в крови безрезультатно боролся против растекающегося из легких мороза. Слабый свет тщился вырезать из зернистого негатива рельефы склоненных лиц, но постоянные движения, слабые волны покачивания сбивали фокусировку в стигматы анонимности, слепоты. Большие руки рядами обвисали вокруг кровати ласковыми приспособлениями укачивания, убаюкивания, удушения.