А потом всех уродов убрать! - Борис Виан

– О! – говорю я, – как это гадко нападать сзади на собственного жениха.

Она ухмыляется. В этот момент меня хватает сзади один из противников Гари Последний же находится в очень неприятном положении: лежа на спине, он бессмысленно смеется, уставившись в потолок. Я даю увлечь себя назад, делаю мост и, резко выпрямившись, перебрасываю малого через голову. Он приземляется на пол с мягким шелестом Я заливаюсь смехом, но мне на голову опускается другая ваза, весом уже не менее пятидесяти килограмм, и я падаю на колени рядом с только что поверженным типом Он далеко не блещет красотой. Рожа его расквашена, а левая рука вывернута наизнанку. Гари жалобно стонет в своем уголке. Над ним склоняется его первый противник – детина в сером габардиновом костюме и серой шляпе. Гари сдался гораздо легче, чем я думал… Я жду следующей атаки Коры Лезерфорд и злюсь, как черт, оттого что у меня болит голова и я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Но тут происходит радостное событие: я вижу, как ноги Гари сперва поджимаются, а затем благополучно достигают челюсти месье в габардине, отчего тот сплевывает три дюжины зубов и валится на пол, матерясь как сапожник Гари встает. Должно быть, он придуривался, что упал в обморок. Все это происходит очень быстро, и я плохо соображаю, что делается вокруг. Я стою на коленях перед своей последней жертвой и чувствую, как Кора садится на меня верхом и начинает дубасить меня по затылку бронзовыми китайскими пресс-папье. Раз, два, три, четыре, аут! Я хлопаюсь в обморок, сопровождая это прелестным музыкальным хрюканьем.

XVI. По методу нутрии

Когда через четверть часа я прихожу в себя, декорации (которые у меня не было времени вам описать) остаются прежними. На полу – прекрасный индийский ковер в бордовых пятнах от нашей крови. Мебель отделана медными украшениями – должно быть, она красного дерева, но ничего не гарантирую. Имеются также смешные крохотные окошечки с большими занавесками. Я прислонен к стене и связан, как сосиска. Я едва могу шевелить головой, и все у меня болит. Рядом я замечаю Гари. Нос его стремится соединиться с грудной клеткой – но это, скорей, от усталости. Напротив нас четверо других участников этой милой потасовки взаимно заботятся друг о друге, но движения их чуть вяловаты. Один из них, похоже, совсем потерял вкус к жизни. Это тот, которому я сжимал шею. Двое других хлопают его по щекам и трясут за руки, но он реагирует не больше, чем диванный валик. Месье в габардине тоже выглядит неважно: он промокает физиономию совершенно красным носовым платком, а когда открывает рот, видно, что у него осталось от зубов, – вернее, что у него их вовсе не осталось. Что же до цвета его глаз, увеличенных теперь до середины щек, то они будут даже поярче баклажанов. Двое оставшихся – здоровяк в голубом костюме, которого я перекинул через голову, и приземистый чернявый тип с плечами в форме готического камина – ощупывают себя, чтобы определить, что у них переломано. Это мероприятие вызывает у них забавные стоны. Я остаюсь доволен результатами операции, хотя чувствую себя таким разбитым, словно меня посадили в молотилку. Гари же продолжает скрывать свои впечатления Здесь же верхом на стуле сидит свежая как роза Кора Лезерфорд, а рядом с ней удивленная Мэри Джексон. Я-то знаю, что женщины любят смотреть, как дерутся мужчины (если это не из-за них самих). Мэри Джексон припудривается так, словно принимала участие в драке.

– Хорошо же вы благодарите людей, которые приглашают вас поужинать, – говорю я.

– А вы, как вы обходитесь с людьми, которых увозите на машине? – парирует Кора.

Она смеется!

– Вы совсем не в моем вкусе, – заявляет она.

Я пытаюсь разозлить ее, потому что ее улыбка вызывает у меня симпатию.

– Знаю я ваш вкус, – говорю я. – Он теперь в морге, с синими пятнами на мерзкой роже; то же, кстати, ожидает и малых напротив, – при помощи подбородка я указываю на четырех покалеченных обезьян, суетящихся в комнате, и мое предположение явно не приводит их в восторг. Что же до Коры, то намек на любовника вызывает у нее кривую гримасу, и она сверлит меня гневным взглядом.

– Вулф Петросян не был таким идиотом, как вы, Рок Бэйли, – говорит она. – Его убили обманом, подмешав отраву в вино, но он никогда бы не бросился, как дурак, в пасть к волку, как это только что сделали вы.

– Тем не менее ему хватило идиотизма, чтобы проглотить эту отраву и сдохнуть в телефонной будке, – говорю я.

– Насчет телефонных будок… – говорит она. – Существует одна история с фотографиями, разъяснить которую нужно прямо сейчас.

– Кому же? – спрашиваю я. – Вам? Этим господам? – я указываю на четверку. – Или кому-то другому?

«Господа», о которых идет речь, кажется, не поняли юмора, и приземистый коротышка направляется ко мне. Прежде чем я успеваю защититься, он расплющивает мой нос крепким ударом, так что моя голова приходит в тесный контакт со стеной.

Кора, должно быть, отдает себе отчет, что это производит не очень хорошее впечатление, – интересно, как же она объяснит все это Мэри Джексон. Определенно, девицы, которых она набирает для опытов господина X, отчаянно смелы. Они к тому же еще и маленькие свинюшки. Это объясняет, почему родители Беренис Хэйвен и Цинтии Спотлайт, исчезнувших первыми, не заявили в полицию, и почему семейство Мэри Джексон последует их примеру. Но родители не видели фотографии и, должно быть, представляют себе, что речь идет о банальном бегстве из дому.

Пока я предаюсь этим размышлениям, Кора орет на коротышку; тот, выругавшись, идет на свое место. А затем, после некоторого шума, в комнату врываются двое мужчин. Увидев нас, они хохочут, но стоит им перевести взор на других, как смех тут же исчезает. Из чего я заключаю, что это подмога, но из лагеря противника.

Кора встает.

– Возьмите этих, – она указывает на меня и Гари, – и отвезите сами знаете куда. Пошли, Мэри, – добавляет она.

Пришедшие приближаются к нам. Один – среднего роста, хорошо одет, выглядит простодушно. Другой… Я узнаю его. Это здоровенный санитар, подвергший меня процедуре – я не могу думать об этом без сожаления о Беренис Хэйвен, положившей начало всей этой авантюре.

Здоровяк разрезает веревки, которыми связаны мои ноги.

– Вставай, – говорит он. – Ба, да это же наш приятель! Ну что, пришел проведать старых друзей?

– Вот именно, – отвечаю я. – Хотелось совершить сентиментальную прогулку на место нашей первой встречи.

Он грубовато смеется. Я уже отмечал его жизнерадостный характер.

– Все такой же педераст? – говорит он. – Это из-за того, что вы отказали Коре, она привела вас в такое состояние?

– Ну да!.. – возмущаюсь я – Полчаса назад вы бы застали нас друг на дружке.

Это сущая правда, но я забыл добавить, что это я был снизу, а она занималась любовью с пресс-папье. За это время я успеваю встать на ноги, но они затекли, так что я вынужден повиснуть на верзиле-санитаре, чтобы не упасть. Его товарищ пытается поднять Гари. Но бедняга не желает шевелиться Он больше ничего не желает. Он издает легкий стон и остается недвижим. Мэри Джексон смотрит на него с интересом. Кора подходит к нему и, прежде чем я успеваю перевести дух, начинает долбить своим острым каблуком его большую берцовую кость. Гари подскакивает с душераздирающим воплем. Мэри Джексон, кажется, все больше и больше заинтересована происходящим – я вижу, как она проводит кончиком розового язычка по напомаженным губам. Эта девица – явная садистка. Гари вышел из состояния оцепенения и теперь, не переставая выть, катается по полу, чтобы увернуться от Коры. Он цепляется за стену, ногти его издают печальный хруст. В последнем усилии он, наконец, встает на ноги. Кора Лезерфорд веселится, но тут же умеряет радость, после того как кулак Гари жестко впивается ей в правую грудь. Теперь ее черед горланить и пританцовывать, держась за грудь обеими руками.

Мы успокаиваемся, после чего нас выводят в посыпанный гравием двор. Большой автомобиль все еще на месте, а моя тачка ждет снаружи, за Кориным доджем Мы усаживаемся в большой. Двое наших охранников, очевидно, намереваются предоставить Кору самой себе, так как едва мы успеваем устроиться, «жизнерадостный» снова заходит в ресторан и возвращается в сопровождении Мэри Джексон. Подталкивая Гари, я стараюсь усадить его поудобнее. Мэри Джексон усаживается рядом со мной, и мы трогаем с места. Коротышка сидит за рулем. Здоровяк наблюдает за нами в зеркальце.

– Куда мы едем? – спрашиваю я.

– Вы, наверное, и сами догадались, – отвечает он. – К очень любезному господину, который предоставляет дамам и господам отдельные комнаты с мебелью и всем необходимым!

Тут он замолкает и поворачивает одну из ручек на приборном щитке, настраиваясь на позывные радио. Вероятно, у них в машине установлена микрорадиостанция типа «уоки-токи», как в армии. Теперь я понимаю, почему те четверо поджидали нас в ресторане: Кора, должно быть, подключилась на их волну, и они слышали наш разговор с того момента, как я сел в машину.