Шепот - Белва Плейн

– Послушай, это пересмешник! Я не представляю себе, когда он спит, – сказала Линн. – Я слышу его последнюю песню, когда засыпаю, и утром, когда просыпаюсь, он все еще поет.

Черные глаза Джози, слишком выделяющиеся на ее тонком лице, в котором было что-то птичье, улыбнулись Линн.

– Тебе нравится здесь, да?

– Ох, да. В самом деле мне казалось, что дом слишком большой, но Роберт был прав, на самом деле мы уютно здесь расположились. У меня еще есть некоторые сомнения относительно его дороговизны, но я оставила их Роберту.

– Моя жена бережлива, – сказал Роберт.

– Множество мужчин хотели бы иметь возможность пожаловаться на это, – заметила Джози. Она говорила быстро – это было ее привычкой. И снова Линн показалось, что даже самые нейтральные замечания Джози, обращенные к Роберту, часто имели неуловимый двойной смысл.

И опять же ей показалось, что Брюс в своей осторожной манере пытался сгладить этот смысл.

– Вы сделали чудо с этим домом. – Его взгляд был устремлен поверх головы Роберта в обширный холл, где на живописных обоях были изображены реки, деревья и горы, и затем дальше к гостиной, где смесь кремового, болотно-зеленого и грязновато-розового цветов кресел, ковриков и занавесок, вызывали в памяти сады Моне.

Линн проследила за его взглядом. Дом на самом деле являл пример утонченного совершенства. Хотя иногда, когда она, оставшись одна, пристально рассматривала эти комнаты, у нее возникало ощущение, что они застыли в своем совершенстве, как вкрапления в янтаре.

– Что касается нас, – продолжал говорить Брюс, – поверите ли вы, что эти два года у нас все еще стоят в подвале нераспакованные коробки с книгами? Мы уезжали из Сент-Луиса в такой спешке, что просто побросали в кучу все вещи; мы не ожидали, что надо будет переезжать, это было так неожиданно… – Он засмеялся. – Правда заключается в том, что мы известны своей неаккуратностью, и я, и Джози.

Джози поправила его.

– Когда ты работаешь для компании, ты один из самых расторопных людей, каких я когда-либо видела.

Роберт покачал головой.

– Мы полностью все обустроили за неделю. Лично я не могу работать, когда вокруг меня беспорядок. Мне присуща организованность. Я знаю это про себя. Если объявление гласит: «По траве не ходить!» я должен подчиниться, хотя есть люди, которые считают себя обязанными это запрещение нарушить. – Он вздохнул. – Люди сошли с ума.

– Я могу подтвердить это, – сказала Джози. – Вещи, которые я вижу и слышу в моей повседневной работе… – Она не закончила фразу.

– Как бы я хотела, чтобы вы рассказали мне о некоторых из них, тетя Джози. Я постоянно прошу вас об этом.

Все повернулись к Эмили. Воцарилось молчание, длившееся не более чем вздох, как будто четверо взрослых были одновременно поражены красотой девушки в желтом платье, с черными шелковистыми волосами, ниспадающими из-под вишневой ленты, и ее энергичным лицом, на которое упал луч вечернего солнца.

– Я расскажу, раз ты этого хочешь. Но во всем этом так много трагического, отвратительно трагического. – И с мягким любопытством Джози спросила. – Что заставляет тебя всем этим интересоваться?

– Вы знаете, я собираюсь стать врачом, а врачи должны понимать людей.

К горлу Линн подступил комок, молчаливый крик: Как она прекрасна! Как прелестны ее девочки! И она благодарила Бога за их успехи; они так хорошо перенесли переезд и нашли свое место в новом окружении.

– Эмили делает невероятные успехи в своем выпускном классе, – сказал Роберт. – Да, я знаю, тебе не нравится, когда я хвастаюсь тобой, дорогая, но иногда я не могу удержаться. Так что прости меня. Я просто горжусь тобой.

Круглое лицо Энни, окаймленное светлыми в мелких завитушках волосами, повернулось к отцу. И Линн сказала:

– Обе наши девочки много работают. Энни приходит домой из школы и сразу садится за пианино поупражняться, а затем принимается за домашние задания. Я никогда не напоминаю ей об этом, правда, Энни?

В этот момент девочка повернулась к матери. Можно мне съесть остаток суфле, пока оно не осело? Смотри, из него выходит весь воздух.

Действительно, оставшаяся часть взбитого шоколадного крема медленно оседала, превращаясь в мокрую вязкую массу на дне миски.

– Нет, нельзя, – ответил Роберт, когда Энни подтолкнула свою тарелку Линн под нос. – Ты и так достаточно толстая. Прежде всего, ты вообще не должна это есть.

Рот Энни скривился, напоминая маску трагедии, оскорбленное рыдание вырвалось из груди, она вскочила, опрокинув свой стул, и выбежала из комнаты.

– Вернись сейчас же и подними стул, – приказал Роберт.

В ответ задняя дверь со стуком захлопнулась. Каждый старался не смотреть на другого, пока Эмили не произнесла с мягким упреком:

– Ты смутил ее, папа.

– Что ты имеешь в виду? Мы здесь не чужие. Тетя Джози и дядя Брюс знали ее до того, как она родилась.

– Но ты знаешь, как она ненавидит, когда ей говорят, что она толстая.

– Она должна смотреть правде в лицо. Она действительно толстая.

– Бедное маленькое дитя, – пробормотала Линн. Маленькое дитя, которое не любило себя за свою толщину и курчавые волосы, которые она унаследовала от какого-то неизвестного предка. Кто может понять ее тайную боль? – Пойди за ней, Роберт. Она, вероятно, в своем обычном месте в сарае для инструментов.

Роберт встал, положил свою салфетку на стол и кивнул Леманам:

– Извините меня. Она невозможная… – сказал он, выходя из комнаты и оставляя позади себя подавленное молчание.

На буфете Линн разливала кофе. Роберт купил тяжелый серебряный кофейный сервиз у Тиффани как «подарок самим себе в дом». В этот момент его строгость в присутствии Брюса и Джози заставила ее почувствовать неловкость; было бы естественным принести кофейник с ситечком из кухни, как они делали всегда. Но Роберт хотел, чтобы она использовала все эти прекрасные новые вещи.

– Тогда зачем все это? – всегда говорил он, что, как она должна была признать, имело некоторый смысл. Чашечка в ее руке тряслась, и она разлила несколько капель. Во всяком случае это был нелегкий момент в воцарившейся тишине.

Эмили заговорила. В свои семнадцать она уже имела представление о светских манерах.

– Итак, вы собираетесь идти сегодня вечером на китайский аукцион для больницы?

– Я ломаю голову над этим, – сообщила Джози, – и самое лучшее, что мне приходит на ум, это предложить посидеть три вечера с детьми.

– Хорошо, если вам нужны будут рекомендации, – весело сказала Эмили, – попросите их позвонить мне. Вы с дядей Брюсом сидели с нами достаточно часто.

Линн пришла в себя:

– Я предложу обед на восемь персон.