Шепот - Белва Плейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо. Не стоит ездить в поцарапанной машине. – Затем он подумал о чем-то еще; как будто у него в голове была записная книжка, как часто говорила Линн.
– Ты послала моей тете подарок на день рождения?
– Конечно. Прекрасную летнюю сумку.
– Хорошо, если учитывать, что она вяжет все эти свитеры для наших девочек.
В этом замечании было что-то злобное, меркантильное, так что Линн не могла проигнорировать его.
– Роберт, я думаю, ты обращаешься с ней очень плохо.
– Абсурд. Я был очень внимателен к ней в прошлом году на Рождество.
– Ты казался вежлив, только и всего, причем это было не в прошлом году, а в позапрошлом. Она потому и не приехала в прошлом году, что чувствовала твое нежелание. Ты, а не я. Я на самом деле люблю ее. Она добрая, благородная леди.
– Она может быть доброй и благородной, но она болтливая старая дура и действует мне на нервы.
– Болтливая! Она едва открывает рот, когда ты рядом.
Он не ответил. Линн упорствовала.
– Эмили очень любит ее. Когда Джин была последний раз в Нью-Йорке в прошлом месяце, они встречались с Эмили за чаем.
– Ладно. Оставь меня в покое со своей тетей Джин, хорошо? Это неважно.
Он повернулся и, натягивая одеяло на себя, уронил с громким стуком книгу на пол.
– Извини. Проклятье! Я встревожен. Она положила свою руку на его.
– Скажи мне, что конкретно тебя тревожит.
– Ладно, ты можешь думать, что это глупо с моей стороны, ты, вероятно, будешь так думать. Но я говорю тебе, мне не нравится идея, что ты собираешься идти и готовить обед в дом мужчины, у которого нет жены. Я чертовски хочу, чтобы ты придумала что-нибудь другое для вклада в аукцион.
– Но приготовление пищи – это то, что я делаю лучше всего. Это забавно. Ты наблюдал торги? Он заплатил тысячу долларов за мою работу, я хочу, чтобы ты это знал.
– Брюс натолкнул его на тебя. Вот как это случилось.
– Я надеюсь, что ты не собираешься сердиться на Брюса за это. Роберт, как ты можешь быть таким глупым?
– Мне не нравятся взгляды этого мужчины. Разведен и снова разведен и…
Пытаясь вывести его из этого настроения, она сказала:
– По-видимому, он похож на меня, а ты…
Он повернулся снова, на этот раз к Линн, чтобы встретиться с ней глазами, так что она могла видеть близко его темно-голубые радужные оболочки темные ресницы, белые веки и ее собственное отражение в его зрачках.
– Ты становишься все более очаровательной с каждым годом. Такое бывает лишь с немногими женщинами.
Она была довольна.
– Я действительно верю, что ты ревнуешь.
– Конечно. Разве это не естественно? Особенно если я ни разу в нашей совместной жизни – клянусь тебе – не был неверен тебе.
И, бросившись к ней, он уткнулся головой в ее плечо.
– Ах, Линн, ты не знаешь. Ты не знаешь.
То, что он все еще желал ее с таким неудержимым приступом страсти, а она могла ответить тем же, казалось чудом, которое поражало ее каждый раз, как сейчас…
Шторы колыхались от ветра, около постели тикали часы, и дверца машины, легко щелкнув, быстро закрылась. Роберт очнулся от дремоты.
– Эмили?
– Она дома. Я не спала, чтобы не пропустить ее возвращение.
– Она слишком поздно возвращается домой.
– Тише. Иди спать. Все хорошо.
Убедившись, что Эмили и Энни спят в своих кроватях, Линн наконец-то могла отдохнуть. Ее сознанием овладевал сон, ее тело согревалось телом, рядом с которым она спала тысячи ночей. Тысячи.
Снова закричал пересмешник. Он заливался трелью, как будто его сердце просилось наружу, подумала она, а затем заснула.
Том Лоренс спросил:
– Вы уверены, что я вам не мешаю? Усевшись на стул в своей блестящий черно-белой кухне, он наблюдал, как Линн готовила обед.
– Нет, совсем нет.
– Это новый опыт для меня. Обычно, когда я принимаю гостей, я жарю мясо на улице. Куски мяса и мороженое на десерт. Быстро и легко.
Поскольку это было новым опытом и для Линн, она должна была подыскивать слова, пусть банальные, чтобы избежать упорного молчания.
– Жаль, что нельзя использовать все эти прекрасные вещи более часто, заметила она, наполняя серебряное блюдо зеленым виноградом.
Это очень хорошая идея положить фрукты в это блюдо. Я забыл про него. Знаете, когда мы разошлись и я ушел, мы с моей бывшей женой решили разделить все имущество, которым мы владели, имущество ее семьи и мое плюс вещи, которые мы приобрели вместе. Все это было сплошной неприятностью. Переезды. И прочее… – Внезапно он соскользнул со стула. – Ох, разрешите мне помочь вам. Где его поставить?
– В центре стола. Осторожно, ручки отделяются.
Обеденный стол стоял вдоль стены огромной комнаты с каминами в двух противоположных концах. Можно было видеть, что в доме не было ничего, кроме прекрасной кухни, и, возможно, двух спален, примыкающих к этой большой комнате. Быстрый взгляд улавливал картины, книжные шкафы, длинную стеклянную стену, отделяющую ее от террасы, и густую листву за ней, плотную, как лес.
Какой изящный маленький дом! – воскликнула она.
– Вы так думаете? Да, после трех лет я наконец могу сказать, что чувствую себя здесь как дома. Когда я впервые въехал в него, моя мебель казалась мне чужой. Я едва узнал ее.
– Я понимаю, что вы имеете в виду. Когда прибывает мебельный фургон и выгружает ваши вещи в чужом месте, они выглядят заброшенными, правда? Как будто им недостает их собственного дома. Затем, когда пустой фургон уезжает, ох, в этом есть что-то непоправимое, остается печальный осадок. – И на некоторый момент она перенеслась в маленький домик в Сент-Луисе – маленький, по сравнению с их теперешним, – с приятными соседями на знакомой, уютной улице. Затем она сказала оживленно: – Однако, разумеется, каждый переходит через это. Его ответ был совершенно неожиданным:
– Я понимаю, что вы заставляете себя «переходить через» некоторые вещи очень быстро. Вы заставляете себя делать то, что правильно.
Изумленная, она взглянула вверх и увидела, что он внимательно изучает ее. Опустив глаза, Линн поняла, что этот человек совершенно не похож на нее; у него острый и практический ум, которого у нее определенно нет; он может видеть человека насквозь, если этого захочет.
– Что заставило вас это сказать? – спросила она с любопытством.
Он улыбнулся и пожал плечами.
– Я не знаю. Иногда на меня находит внезапное прозрение вот и все.
Может быть, вы чувствуете, что я немного волнуюсь в предвкушении вечера. Я надеюсь, что не взялась за непосильное дело.
Он последовал за ней обратно в кухню.
– Пожалуйста, не волнуйтесь. Сегодня вечером будут простые люди, несколько старых друзей, уехавших из Нью-Йорка, и среди них нет пустозвонов. Они будут ошеломлены, когда увидят этот стол. Я уверен, что они ожидают увидеть обычные бумажные тарелки Тома Лоренса.