Вся наша жизнь - Владимир Аренев

Талигхилл нетерпеливо вздохнул и покачал головой. Разумеется, они не решались его будить! Раф-аль-Мон уже давным-давно ждет его, а они не решались его будить! Принц энергично откинул край одеяла и начал одеваться.

Слуги сунулись было помочь ему, но Пресветлый свирепо глянул, и те отошли в сторонку, больше на подобное не претендуя. В этой скучной жизни хотя бы привилегию одеваться самостоятельно Талигхилл оставлял за собой. Отец ворчал, что это блажь, но ему-то легко говорить. Руалниру было чем заняться, все-таки он — правитель. Конечно, это означало прежде всего колоссальные заботы, но лучше заботы правителя, чем ничегонеделание наследного принца. По крайней мере, Талигхилл считал именно так. И поэтому, даже торопясь, он одевался самостоятельно. Да и кто сказал, что слуги оденут вас быстрее?

— Велите, чтобы накрывали на стол и пригласили господина Раф-аль-Мона позавтракать вместе со мной.

Один из слуг низко поклонился и исчез за тихонько скрипнувшей дверью.

Принц, щурясь от яркого света, залившего всю спальню, разбирался с шелковыми штанами. Черное пятнышко на них вызвало очередную волну раздражения, но менять одежду уже не было никаких сил. Талигхилл наконец попал ногами в штанины и прорычал:

— Да задерните же хоть немного шторы, вы, изверги!

Слуги бросились исполнять приказ и перестали наконец на него пялится так, словно за последние несколько лет одевающийся принц был для них самым впечатляющим зрелищем.

Наконец он справился с проклятой одеждой и сбежал вниз по лестнице, на ходу запахивая халат и чувствуя, как под ложечкой посасывает от нетерпения.

Махтас уже был где-то здесь, и принцу больше всего на свете хотелось сейчас же приступить к игре. Но, к сожалению, существовали еще такие условности, как необходимость позавтракать. В животе капризно заурчало, подтверждая то, что да, позавтракать было бы неплохо.

Спускаясь, принц скользнул взглядом по фигурке Оаль-Зиира и недовольно скривился.

Боги ! Что Домаб понимает о Богах? Что вообще кто-либо из них, верующих , на самом деле знает о предмете своей веры?

Эти мысли настолько не соответствовали радостному и солнечному утру, что принц отпихнул их подальше и благополучно обо всем забыл. До урочного часа.

В столовой — огромном гулком зале, как и гостиная, украшенном богато и со вкусом — на столе уже дымились различные блюда. На месте Талигхилла сидел Раф-аль-Мон и заинтересованно принюхивался к тому, что стояло прямо перед ним: супница была неплотно накрыта крышкой, и из-под нее наружу проникал завораживающий запах. Перед тем, как войти, Пресветлый замедлил шаг и придал лицу соответствующее выражение. После — вошел и не спеша приблизился к столу, лениво раздумывая, согнать ли торговца со своего места или же приберечь сей сюрприз до конца завтрака и сообщить уже потом, когда менять что-либо будет поздно. То-то старик сконфузится.

Решив, что все-таки подобный поступок был бы не к лицу Пресветлому, Талигхилл сел в кресло рядом с Раф-аль-Моном и знаком приказал слугам начинать. Те стали поднимать крышки с блюд, и букет аппетитных запахов наполнил всю столовую. Желудок принца заурчал — совсем не величественно.

Раф-аль-Мон сделал вид, что ничего не заметил, и слабо улыбнулся.

— Доброе утро, — сказал принц. — Надеюсь, вы приятно провели время, дожидаясь меня?

— Разумеется, — кивнул торговец. — Просто чудесно. Ваши слуги столь же обходительны сколь и гостеприимны.

— Да, — согласился Талигхилл. — Этого у них не отнимешь, — даже если очень постараться. — Ну что, приступим к трапезе?

Раф-аль-Мон недоумевающе посмотрел на Пресветлого, и тот сообразил, что старик, как и каждый истинно верующий, перед тем, как принять пищу, возносит молитву Богам.

— О, — усмехнулся принц. — Простите, не обращайте внимания. У меня свое отношение к тому, что называется религией. Молитесь, если вам так угодно — меня это не смутит.

Старик выглядел растерянным.

— Но… Это не мне угодно, Пресветлый. Это угодно моим Богам.

— Разумеется, — кивнул Талигхилл. — Разумеется, вашим Богам. Так молитесь им. Повторяю, меня вы этим не заденете.

Раф-аль-Мон снова покосился на принца, но встал со стула, вытянувшись в струнку и воздевши глаза к потолку. Принц негромко постукивал ложкой, выбирая из своей тарелки куски получше и вполуха слушая ту чепуху, которую бормотал торговец. Он не понимал, как можно верить в подобную чушь — Боги .

Сейчас Раф-аль-Мон очень напоминал ему того священника, что читал погребальную молитву над гробом матери — точно так же свисала к земле и судорожно подергивалась при каждом слове белесая борода, точно так же подобострастно глядели в небо широко раскрытые глаза. И все вокруг маленького Талигхилла тоже смотрели в небо, а он — он один — смотрел на лицо мамы. Ее укусила — подумать только! — ее укусила бешеная собака, неизвестно каким образом пробравшаяся в усадебный парк. Какая нелепая смерть! С тех пор, разумеется, ни одна тварь не могла приблизиться к усадьбе ближе чем на сотню шагов, не рискуя быть подстреленной из лука охранниками или же изрубленной ими в капусту. Но маму-то это не спасло. Не оживило. И о каких Богах — всемогущих и справедливых — могла идти речь в таком случае? Они не уберегли самую светлую и невинную душу во всем мире — его мать. У нее был удивительный для Пресветлых дар — она лечила болезни.

Смертельные болезни. А вот себя вылечить не смогла. Отец, дар которого заключался в способности выигрывать в азартных играх, только кусал себе губы от бессилия, а Талигхилл… У Талигхилла как раз накануне ее смерти впервые был вещий сон. Но он не верил в Богов. Несмотря на сны, несмотря на все прочее, он все равно не верил в Богов. Нету их — всемогущих и справедливых, нету и не было. И уже никогда не будет. И поэтому когда он видел молящихся, принц чувствовал страшное раздражение на людей, таких слепых и ничего не понимающих в окружающей действительности. Им хотелось верить, и поэтому они верили. А на самом-то деле Богов, конечно, не существует.

Наверное, Раф-аль-Мон почувствовал на себе тяжелый взгляд Талигхилла. А может, он уже дочитал свою молитву. Как бы там ни было, торговец тяжело опустился в свое кресло (если быть точным, то в кресло принца) и принялся за еду. На лице старика можно было прочесть замешательство и непонимание. В стране мало афишировали неверие наследного принца в Богов. Да и никого это особенно не волновало, по крайней мере, до тех пор, пока Талигхилл оставался наследным принцем.

— Вы привезли игру? — спросил Пресветлый, когда с первой и второй переменой блюд было покончено, и завтракающие перенесли свое внимание на сладости.