Экспедиция инженера Ларина - Михаил Белов

Саша не сводила с Ларина глаз. В его каюте она увидела фотографию женщины и сейчас старалась припомнить, где и когда она с ней встречалась. Иначе почему бы такое знакомое лицо? Однако, несмотря на все старания, припомнить не могла.

— Я не ошибусь, если скажу, что всех вас влечёт романтика моря, что все вы мечтаете о подвигах, — продолжал Ларин. — И это прекрасно. Нам нужны люди подвига, люди мужественные, волевые и красивые… В жизни очень важно понять своё назначение и найти лучшее применение своим способностям. Вы все добровольно избрали себе профессию моряка. Это похвально. Профессия моряка, по-видимому, отвечает вашим склонностям и способностям. Вот, например, вы, — неожиданно обратился он к Новикову, — почему решили быть моряком?

Новиков удивлённо поднял брови и пожал плечами:

— Странный вопрос, Василий Михайлович!

— Почему странный?

— Я же старый моряк. Скоро буду капитаном. Меня манят океанские просторы, штормы…

— И вы думаете, этой романтики достаточно, чтобы подняться на капитанский мостик? — иронически спросил Ларин.

— Я на «отлично» окончил училище.

— И это помню. Помню, Новиков. На выпускном вечере вы произнесли прекрасную речь. Теоретические знания у вас есть, в этом я не сомневаюсь, но этого мало, чтобы стать настоящим моряком. Человек, избравший профессию моряка, должен обладать высокими моральными и душевными качествами. А эти качества нельзя выработать в себе, зная только морские науки.

— А что же ещё необходимо? — спросил Новиков.

— Моральные качества развиваются в повседневной работе, в упорной борьбе за свои убеждения и идеалы. Строитель коммунизма — это высокообразованный, целеустремлённый человек. Может быть, я повторяюсь, но мы иногда склонны забывать простейшие истины, и не худо почаще их выслушивать. Вам, друзья, нужно готовить себя к большой, яркой жизни. А для этого наряду с работой надо учиться, знать литературу, музыку, живопись…

— А когда же технику изучать, товарищ Ларин? — перебил Щербань. — Этим цыплятам не до литературы сейчас, — он кивнул головой на молодых моряков. — Шлюпку — и ту спустить не сумели толком…

— Капитан уже подписал приказ о технической учёбе, — сухо сказал Ларин. — А насчёт цыплят… Вы ведь тоже не сразу, наверное, стали петухом? Или не так?

Лёгкий смешок прошёл по рядам.

— Я повторяю, товарищи, — повысил голос Ларин. — На траулере каждый моряк в то же время и рыбак. На каждого ложится двойная нагрузка. Так что втягивайтесь в работу, не давайте покоя вашим шефам — старым морякам, изучайте технику, не ожидая толчков и тем более приказов. Если окажетесь в затруднительном положении, буду рад помочь вам советом. Конечно, технику вы должны знать в совершенстве. Каждый по своей специальности. Иначе у нас с вами работа не пойдёт. Но это не значит, что не надо интересоваться литературой, политикой, искусством. Мы как-нибудь ещё вернёмся к этому вопросу. Завтра начнётся техминимум по морскому рыболовству. Занятия обязательны для всех. Будем считать, что знакомство наше состоялось. А сейчас вы свободны, товарищи.

Едва успел выйти начальник экспедиции, как матросы повскакивали с мест и, перебивая друг друга, заговорили все сразу.

— Тише, товарищи, тише! Вы же не школьники, а моряки. — Вершинин поднял руку. — Надо по одному, а то не успеем договориться.

— О чём ещё договариваться? — недовольно спросил Новиков. Он сидел, развалясь на стуле, широко расставив ноги в ярко-жёлтых туфлях на толстой подошве.

— Не спеши, Новиков. Сейчас всё объясню. Газеты вы читаете и знаете, что в стране повсюду идет соревнование за звание коммунистических коллективов. Идея этого соревнования сформулирована сжато и ясно: жить и трудиться по-коммунистически. Это значит — работать с выдумкой, творчески, быть примером в быту, понимать музыку и живопись, заниматься спортом, постоянно учиться, отвечать за поступки товарища так же, как и за свои, быть верным моряцкой традиции — один за всех, все за одного…

— Это было бы здорово…

— Погоди, Соболев. — Вперёд вышел Щербань и окинул сидящих взглядом цыганских, с тёмной поволокой глаз. — По-моему, разбрасываться нам незачем, — сказал он. — Ты, Вершинин, знаешь, в какой век мы живём?

— Продолжай, — коротко бросил Вершинин. — Узнаем…

— Мы живём в век космоса, в эпоху великих научных открытий. Вы думаете, у инженеров, создавших искусственные спутники Земли, первый лунник, космическую станцию, есть время читать романы? Да зачем им литература, живопись, когда дело, которым они заняты, увлекательнее всех Шекспиров мира. Вот спорт — это я ещё понимаю. Соболев здорово боксирует. Это может пригодиться. Танцевать — тоже хорошо. Но мы — люди атомного века, и всякие там стихи, романсы, картины — не для нас. Пусть этим занимаются слезливые дамы. Я, например, знаю все современные типы двигателей. Я…

Саша в упор смотрела на Щербаня. Он стоял перед моряками горбоносый, с кокетливыми бакенбардами, весь какой-то диковатый. «Красивый», — подумала Саша. Он знал, что красив, и подчёркивал это всем своим поведением. «Смотрите, — будто говорили его глаза и жесты, — вот я весь перед вами — новый человек атомной эпохи». Он бросал слова небрежно — хотите, мол, слушайте, хотите нет, голосом насмешливым, временами едким; от этого сказанное казалось более убедительным, легче покоряло. А Сашу его слова будто били чем-то тупым по голове. Её пугала автоматизированная жизнь, которую с железной логикой рисовал Щербань, жизнь, в которой всю работу возьмут на себя автоматы. Всё, что было ей дорого, оказывалось ненужным: и музыка, которой она упивалась, и стихи Пушкина, которыми зачитывалась, и мягкие грустные пейзажи Левитана, перед которыми могла часами выстаивать. Но так ли, так ли это?

— По-вашему, — спросила она, — и Пушкин, и Блок, и Чайковский устарели, они больше не нужны?

— Видите, — прищурил глаза Щербань, — романы и романсы в наши дни нужны молоденьким девушкам, потому что им недоступна романтика машин.

— Выходит, совместить искусство и романтику машин невозможно? — поднялся Вершинин. — Знаете, Щербань, когда вы усиленно подчеркиваете, что нам нужны технически грамотные и образованные специалисты, я согласен. Это необходимо. Но вы неправы, когда, рассматривая советского человека только с узко понимаемых интересов дела, пытаетесь ограничить его духовный мир научно-техническими знаниями…

Но Щербаня нелегко было сбить.

— Кто полезнее в нашем обществе: певичка со своим тра-ля-ля или же деловой, технически грамотный человек, инженер? Совершенно ясно, что последний.