Экспедиция инженера Ларина - Михаил Белов

— Мне не хлопцы — матросы нужны. А то, чуть штормом запахло, шестерых укачало, шлюпку сломали. Матросы… Знаете, — капитан отпил глоток чая, — недавно прочитал про танцульки какие-то особенные западные, про стиляг. Разве фельетонами это искоренишь? От безделья всё идёт. От лёгкой жизни за спиной папы и мамы. Излишне опекаем молодёжь, портим. Заметьте — сами портим. А потом фельетончики. Будто проблема заключается в узких брючках да клетчатых рубашках. Если бы только в этом, о ней не стоило бы говорить…

Не докончив фразы, Усков махнул рукой. На некоторое время в кают-компании воцарилось молчание. Ларин отодвинул стакан.

— Вы, оказывается, пессимист, Иван Константинович, — сказал он. — Не так уж много этих самых стиляг. Вы не хуже меня знаете, что молодёжь у нас чудесная. Разве мало свершается героических дел молодыми людьми? Я глубоко убеждён, что вскоре, даже скорее, чем вы думаете, наш экипаж будет состоять из хороших моряков.

— В принципе Иван Константинович прав, — вдруг поддержал капитана старший механик. — Кустарщиной занимаемся. Почему бы не оборудовать специальное учебное судно и не организовать на нём своеобразные курсы морской практики для молодёжи? А если глубже заглянуть, то на Камчатке давно следовало бы открыть несколько средних школ с морским уклоном, и проблема кадров была бы решена…

— Разделяю вашу точку зрения, — сказал Ларин, думая о своём, и включил микрофон.

Чёрный круглый репродуктор над дверью кают-компании заговорил. Ларин досадливо поморщился. Вместо голоса вахтенного донеслись посторонние голоса. Спорили, очевидно, в красном уголке с включенным микрофоном. Постепенно голоса стихли. Теперь говорил один человек, говорил насмешливо, едко.

— Голос Щербаня, — заметил старший механик. — Помешался человек на машинах. Ишь ты, как отчитывает!

Ларин заинтересовался. С Щербанем ему довелось учиться в средней школе во Владивостоке. Это было давно. Но уже тогда Щербань увлекался машинами. С девятого класса он перевёлся в мореходную школу, и с того времени их пути разошлись. Друзьями они никогда не были, и когда неожиданно столкнулись на палубе «Урагана», даже не сразу узнали друг друга, а узнав, поздоровались, как будто только вчера расстались. Щербань насмешливо бросил: «Рассказывали о твоём электролове. А я вот дослужился (так и сказал — „дослужился“) до третьего помощника стармеха». О том, что делал Щербань последние пять-шесть лет после окончания мореходной школы, неудобно было расспрашивать, а сам он не рассказывал. И сейчас, слушая Щербаня, Ларин всё больше хмурил брови.

«Миром должны править инженеры и техники», — вот основная идея, которую развивал Щербань. Идея эта была не новой и, по убеждению Ларина, ложной и вредной. Она стала модной среди некоторой части технической интеллигенции в середине двадцатого века. Споры по этому поводу возникали горячие. Спорили на страницах газет, в клубах, студенческих общежитиях. Конечно, не спорить люди не могли. Их куда сильней, чем все романы, картины и симфонии, потрясли искусственные спутники Земли и Солнца, первые шаги в освоении космоса. Но искусство-то будет жить всегда. Помимо работы, человеку нужны и общественные идеалы, и всестороннее познание мира, и близость к искусству, и высокая любовь…

Ларин мысленно спорил с Щербанем.

«Милый ты философ, — вдруг улыбнулся он, услыхав голос Вершинина. — Больше, больше страсти и огня, Алексей!» Ларин поднялся и, заложив руки за спину, стал ходить по кают-компании. Усков и старший механик сошлись, как два петуха, и тоже спорили… о машинах и об искусстве. И вдруг в репродукторе музыка заглушила людские голоса, потом кто-то запел. Знакомый и близкий сердцу романс. Сколько в нем тепла, искренних, больших чувств. Он волнует, возвышает иоблагораживает.

— Ну, что скажешь, любезный? — спросил Усков старшего механика. Седые усы у него воинственно топорщились. — Девчонка-то права.

— Ну, это из классики, — неопределённо ответил старший механик.

— То-то и оно, что из классики!..

ГЛАВА 10 «ХОЧУ БЫТЬ ШТУРВАЛЬНЫМ»

«Ураган» достиг района промысла. Но импульсы, посылаемые гидролокатором и эхолотом, назад не возвращались. Рыбы не было.

Команда усиленно тренировалась в постановке снастей, проверяла механизмы, готовила бочки для засолки рыбы, тёрла и мыла судно — «наводила глянец», по выражению Соболева.

А ему не хватало суток. Отстояв вахту, он в костюме подводного плавания спускался в испытательную башню, по вечерам слушал лекции Ларина или читал книги. И даже во сне ему виделись океанские глубины.

В лаборатории Соболев часто встречался с Поленовой. Когда он облачался в гидрокостюм, она не спускала с него глаз. Василий по-своему понял эти взгляды: он вообразил, что Поленова в него влюбилась. Прямолинейный характер Соболева не терпел неясности, и при первом же удобном случае он решил объясниться.

Саша сверкнула глазами, порывисто встала из-за стола, задев рукой склянку, и насмешливо сказала:

— Ещё один Цезарь. Пришёл, увидел, победил!

Соболев смутился.

— Море, что ли, на вас действует, — с издёвкой продолжала она. — Пятое объяснение в любви…

Народ, на траулере подобрался молодой, весёлый, и Сашу приняли, как равноправного члена коллектива. Она быстро освоилась. Моряки были предупредительны, вели себя корректно. Иногда слегка подтрунивали. Но она в долгу не оставалась и умела постоять за себя. Некоторые попытались было поухаживать, однако, получив отпор, быстро успокоились, а потом сами же посмеивались над собой. Только Юра Новиков, как тень, всё ещё ходил за ней.

— Пятое? — с неподдельным удивлением воскликнул Соболев.

Девушка улыбнулась. Потом сняла халат и собралась уходить.

— Подожди, Саша, — сказал Соболев. — Давай выясним сразу. Почему же ты смотришь на меня такими влюбленными глазами?

— Влюбленными? Я?

— Не я же, — начиная сердиться, ответил Соболев. — Не слепой, вижу, как таращишь на меня глаза.

Саша звонко засмеялась:

— Я тебе за-ви-дую, Вася. Завидую, когда ты спускаешься в камеру, понимаешь?

Соболев свистнул. В глазах заискрились весёлые огоньки.

— Убила! — Он тряхнул головой. — Завидуешь, значит? А я-то думал — влюбилась. Вот дурак! Но почему завидуешь? У тебя же спортивный разряд. Просись у Василия Михайловича в пловцы.

— Просилась, — вздохнула Саша. — Не берёт. Я решила стать штурвальным. Все совмещают по две профессии, а почему мне нельзя?

— Тоже дельно. А капитан как? Знаешь, пошли к Вершинину. Он в философии силён, послушаем, что он скажет на этот счёт!